Перейти к содержанию

Божественная комедия (Данте; Мин)/Ад/Песнь XXXI/ДО

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Божественная комедія. Адъ — Пѣснь XXXI
авторъ Данте Алигіери (1265—1321), пер. Дмитрій Егоровичъ Минъ (1818—1885)
Оригинал: ит. Divina Commedia. Inferno. Canto XXXI. — Источникъ: Адъ Данта Алигіери. Съ приложеніемъ комментарія, матеріаловъ пояснительныхъ, портрета и двухъ рисунковъ. / Перевёлъ съ италіянскаго размѣромъ подлинника Дмитрій Минъ — Москва: Изданіе М. П. Погодина. Въ Университетской Типографіи, 1855. — С. 255—262.

Божественная комедія. Адъ.


Пѣснь XXXI.


[255]Содержаніе. Обозрѣвъ десятый послѣдній ровъ осьмаго круга, поэты приближаются къ краю глубокаго колодезя, составляющаго послѣдній девятый кругъ ада. Страшный звукъ рога оглушаетъ Данта: поэтъ смотритъ въ ту сторону, откуда несутся эти звуки, и думаетъ видѣть башни, возвышающіяся вдали; но Виргилій заранѣе говоритъ ему, что это великаны. Данте благодарить природу за истребленіе столь ужасныхъ палачей брани. Между тѣмъ путники приближаются къ одному изъ нихъ — Немвроду, виновнику смѣшенія языковъ на земли; онъ въ бѣшенствѣ обращается къ странникамъ на непонятномъ нарѣчіи, но Виргилій укрощаетъ его ярость. Далѣе поэты видятъ Эфіальта, пять разъ опутаннаго цѣпями: потрясеніемъ своего тѣла онъ едва не колеблетъ земли. Наконецъ они подходятъ къ третьему нескованному великану Антею, который, по просьбѣ Виргилія, схватываетъ поэтовъ, и, поспѣшно опустивъ ихъ на дно колодезя, поднимается какъ мачта на кораблѣ.



1 Языкъ, меня такъ сильно уязвившій,
Что отъ стыда весь ликъ мой запылалъ,
Былъ мнѣ и врачъ, боль сердца утолившій.

4 Такъ Ахилессъ — я нѣкогда слыхалъ —
Сперва разилъ копьемъ своимъ нещадно,
А послѣ имъ же раны исцѣлялъ.

7 Разставшись съ сей долиной безотрадной,
Мы въ гробовомъ молчаньи перешли
Лежавшій вкругъ нея оплотъ громадный.

[256]

10 Былъ сумракъ здѣсь, ни день, ни ночь земли,
И взоръ не могъ проникнуть въ воздухъ сжатый;
Но слышалъ я столь громкій рогъ вдали,

13 Что передъ нимъ ничто громовъ раскаты,
И я, на встрѣчу звуку, поспѣшилъ
Направить очи, ужасомъ объятый.

16 По страшной битвѣ, гдѣ не довершилъ
Великій Карлъ священнаго обѣта,
Не такъ ужасно въ рогъ Орландъ трубилъ.

19 Я вверхъ взглянулъ и въ воздухѣ безъ свѣта,
Казалось, зрѣлъ высокихъ башенъ рядъ
И рекъ: «Учитель, что за крѣпость эта?»

22 А онъ: «За то, что въ адскій мракъ и смрадъ
Ты слишкомъ вдаль глядишь, воображенье
Густою мглой твой обмануло взглядъ.

25 Пришедъ туда, поймешь, какъ отдаленье
Обманчиво для вашихъ чувствъ порой;
Но нѣсколько ускорь свое теченье.»

[257]

28 И, длань мою взявъ ласково рукой,
Сказалъ: «Пока достигнемъ той стремнины,
Чтобъ менѣе смущался разумъ твой,

31 Узнай: не башни то, но исполины
Надъ кладеземъ возносятъ грозный станъ,
Погружены по поясъ въ глубь пучины.»

34 Какъ взоръ, когда разсѣется туманъ,
Распознаетъ предметы по немногу
Сквозь паръ, которымъ воздухъ былъ затканъ:

37 Такъ, подаваясь далѣе въ дорогу
И взоръ вперяя въ мракъ густой, я вдругъ
Прогналъ мечту и въ грудь вселилъ тревогу.

40 Какъ на горѣ, занявши полный кругъ,
Въ вѣнцѣ бойницъ стоитъ Монтереджіоне:
Такъ высятся надъ кладеземъ вокругъ,

43 Таясь до чреслъ въ его глубокомъ лонѣ,
Гиганты, имъ же олимпійскій богъ
Еще грозитъ, когда гремитъ на тронѣ.

46 Ликъ одного ужь разсмотрѣть я могъ,
Рамёна, грудь, вдоль ребръ висящи длани
И весь животъ почти до самыхъ ногъ.

[258]

49 Пресѣкши родъ чудовищныхъ созданій,
Природа, сколь была добра ты къ намъ,
Отнявъ столь лютыхъ палачей у брани.

52 И если жизнь даруешь ты слонамъ
Или китамъ, то всякъ съ разсудкомъ яснымъ
Пойметъ твою премудрость: ибо тамъ,

55 Гдѣ злая воля связана съ ужаснымъ
Избыткомъ силъ, гдѣ разумъ золъ и дикъ,
Тамъ болѣе зашиты нѣтъ несчастнымъ.

58 Огроменъ, толстъ казался страшный ликъ,
Какъ въ Римѣ шаръ съ гробницы Адріана,
И соразмѣрно съ нимъ былъ ростъ великъ.

61 Отъ скалъ, служившихъ запономъ для стана,
На столько вверхъ вздымался призракъ сей,
Что тщетно бъ три Фригійца великана

64 Достичь пытались до его кудрей:
Пальмъ тридцать было до той части тѣла,
Гдѣ пряжкой плащъ застегнутъ у людей.

[259]

67 «Mai amech zabi almi rafela!»
Тутъ завопила бѣшеная пастъ,
Что никогда иныхъ псалмовъ не пѣла.

70 Но вождь: «Глупецъ! твоя ничтожна власть;
Возмись за рогъ и рѣчью непонятной
Излей свой гнѣвъ, или другую страсть.

73 Сыщи ремень у выи, духъ развратный!
Помѣшанный! на немъ твой рогъ виситъ;
Смотри, вотъ онъ у груди необъятной.»

76 И мнѣ потомъ: «Онъ самъ себя винитъ;
Онъ былъ причиной, онъ — Немвродъ ужасный,
Что міръ нарѣчьемъ разнымъ говоритъ.

79 Оставь его; съ нимъ говорить напрасно:
Какъ для него невнятна рѣчь людей,
Такъ и его нарѣчье всѣмъ неясно.»

[260]

82 Тутъ мы пошли и встрѣтили лѣвѣй,
На перелетъ стрѣлы изъ самострѣла,
Другую тѣнь огромнѣй и страшнѣй.

85 Не знаю, кто сковалъ ее такъ смѣло;
Но спереди на шуйцу ей легла,
А на руку десную сзади тѣла

88 Стальная цѣпь, которая была
Протянута отъ плечь до края бездны
И тѣнь пять разъ спиралью обвила.

91 «Надмѣнный сей, потрясшій своды звѣздны,
Дерзнулъ вступить съ державнымъ Зевсомъ въ брани,»
Сказалъ поэтъ: «здѣсь судъ ему возмездный.

94 То Эфіальтъ, съ боговъ сбиравшій дань,
Когда гиганты ихъ смутили споромъ;
Теперь во вѣкъ его недвижна длань.»

97 А я: «Скажи, гдѣ Бріарей, въ которомъ
Такая мощь? желалъ бы я, поэтъ,
Громадный ростъ его измѣрить взоромъ.»

[261]

100 — «Вблизи отъ насъ Антей,» онъ мнѣ въ отвѣтъ:
«Онъ говоритъ и не закованъ въ цѣпи;
Онъ впуститъ насъ въ пучину лютыхъ бѣдъ.

103 Но Бріарей тамъ далѣе въ вертепѣ:
Онъ столь же дикъ и скованъ навсегда;
Но страшный видъ его еще свирѣпѣй.»

106 Съ подобнымъ трескомъ башню никогда
Не рушила землетрясенья сила,
Съ какимъ потрясся Эфіальтъ тогда.

109 О! никогда такъ смерть мнѣ не грозила,
И если бъ я не зрѣлъ на немъ цѣпей, —
Одна боязнь меня бы умертвила.

112 Тогда пошли мы дальше, гдѣ Антей
Изъ пропасти поднялъ чело въ гордынѣ,
До головы имѣя пять локтей.

115 «О ты, губитель львовъ на той долинѣ,
Гдѣ Сципіонъ такую честь стяжалъ,
А врагъ его бѣжалъ во слѣдъ дружинѣ!

118 О! если бъ ты съ гигантами бросалъ,
Какъ съ братьями, на небо громъ оружій,
То, вѣрно бъ, рокъ побѣдой васъ вѣнчалъ,

121 Сыны земли, воинственные мужи!
Въ трудъ не вмѣни насъ опустить въ тотъ край,
Гдѣ весь Коцитъ оледенѣлъ отъ стужи.

[262]

124 Идти къ Тифею насъ не принуждай;
Тебѣ за все воздать мой спутникъ можетъ;
О! наклонись и глазъ не отвращай.

127 Твою онъ славу въ міръ томъ умножитъ:
Онъ живъ и ждетъ жизнь долгую себѣ,
Коль ранній срокъ ей Благость не положитъ.

130 Такъ вождь молилъ и, внявъ его мольбѣ,
Антей огромныя раздвигъ объятья,
Которыхъ мощь Алкидъ позналъ въ борьбѣ.

133 «Скорѣй ко мнѣ, чтобъ могъ тебя обнять я!»
Вскричалъ поэтъ, когда былъ схваченъ имъ:
И мы другъ друга обняли какъ братья.

136 Какъ Карисенда, — если взоръ вперимъ
На склонъ ея, когда надъ ней промчится
Тѣнь облака, — склоняется предъ нимъ:

139 Такъ онъ спѣшилъ всѣмъ тѣломъ наклониться,
И въ ужасѣ въ ту бездну въ хладъ и мракъ
Инымъ путемъ желалъ бы я спуститься.

142 Онъ насъ спустилъ туда, гдѣ вѣчный врагъ
Съ Іудой стынетъ въ безднѣ подземельной,
И, наклоненъ, самъ не остался такъ,

145 Но вдругъ поднялся мачтой корабельной.




Комментаріи.

[255] 1—3. Виргилій сперва пристыдилъ Данта строгимъ выговоромъ; но потомъ тотчасъ же успокоилъ его своимъ прощеніемъ.

6—8. Телефъ, царь Мизіи, союзникъ Троянъ, получилъ рану отъ копья Ахиллова, принадлежавшаго прежде Пелею; согласно съ приговоромъ оракула, эта рана ни чѣмъ не могла быть излѣчена, какъ только ржавчиной съ того самаго копья, которымъ она нанесена Телефу. Овидій говоритъ (Rem. amor. 46—48):

Vulnus in Herculeo quae quondam feсerat hoste,
Vulneris auxilium Pelias hasta tulit.

7—9. Поэты уже вышли изъ осьмаго круга съ его десятью отдѣленіями, въ которыхъ казнится обманъ безъ довѣрія; теперь они переходятъ скалистую ограду того колодезя, о которомъ сказано Ада XVIII, 4 и д.

[256] 16—18. Архіепископъ Тюрпинъ, баснословный историкъ Карла Великаго, повѣствуетъ, что императоръ, завоевавъ Испанію, находившуюся подъ владычествомъ враговъ христіанства Мавровъ и возстановивъ епископство компостелльское, самъ удалился за Пиренеи, оставивъ резервъ въ 20,000 человѣкъ въ Ронсевалѣ (Ronceveaux) подъ начальствомъ Орланда. Сарацины въ числѣ 50,000 подъ предводительствомъ Марсилія и Белингерда, предательски напали на это войско императора. Первый отрядъ невѣрныхъ въ 20,000 былъ избитъ христіанами; но второй изъ 30,000 человѣкъ умертвилъ всѣхъ христіанъ, кромѣ Орланда и другихъ пяти рыцарей. Тогда Орландъ затрубилъ въ рогъ и собралъ еще сто христіанскихъ рыцарей, съ которыми напалъ на Сарацинъ и убилъ Марсилія. Но вскорѣ, тяжело раненый, упалъ въ Ронсевалѣ подъ деревомъ и, раздробивъ свой мечъ непобѣдимый Дуранда о камень, еще разъ затрубилъ въ рогъ такъ сильно, что рогъ лопнулъ, а вмѣстѣ съ тѣмъ разорвались жилы у него на шеѣ. За восемь миль Карлъ услышалъ звукъ рога, но былъ удержанъ измѣнникомъ Ганнелономъ Майнцскимъ; подоспѣли на помощь только Балдуинъ и Теодорихъ: первый спасъ коня орландова Баярда, и на рукахъ послѣдняго испустилъ духъ Орландъ. Филалетесъ.

[257] 40—41. Монтереджіоне, крѣпкій замокъ, стоявшій на возвышенной горѣ не далеко отъ Сіенны, былъ обставленъ, по словамъ комментаторовъ, по всей оградѣ, имѣвшей форму правильнаго круга, высокими башнями, на разстояніи 80 браччій одна отъ другой, но не имѣлъ ни одной въ срединѣ. Еще и въ нынѣшнемъ разрушенномъ состояніи онъ совершенно соотвѣтствуетъ этимъ стихамъ Данта. Амперъ.

44—45. Не безъ основанія, глубокій колодезь ада, мѣста казни величайшаго грѣха — измѣны, обставленъ гигантами, этими явными возмутителями противъ воли неба. «Ecce! gigantes gemunt sub aquis, et qui habitant cum eis.» Vulg. Iob. XXVI, 5. Копишъ.

46. Намекъ на баснословную войну гигантовъ съ Зевсомъ, который, поразивъ громами, свергнулъ ихъ на дно Орка.

[258] 49—57. Данте благодаритъ природу за то, что она не дозволила, чтобъ война производилась существами, которыя, обладая разумомъ, въ тоже время надѣлены чрезмѣрною силой и злостью, каковы были древніе гиганты.

59. Бронзовый шаръ, имѣющій форму сосновой шишки (pina), украшалъ нѣкогда мавзолей императора Адріана; но потомъ, по повелѣнію папы Симмаха, былъ снятъ и поставленъ на древнемъ храмѣ св. Петра въ Римѣ. Этотъ шаръ и понынѣ находится въ ватиканскомъ саду въ Бельведерѣ, на ступеняхъ около змѣи Браманте. По измѣренію Филалетеса, онъ равняется 10 пальмамъ. Такъ какъ лице составляетъ девятую часть всей длины человѣческаго роста, то выходитъ, что длина гиганта равняется 90 пальмамъ или 30 браччіямъ (въ браччіи 3 пальмы); а такъ какъ пальма къ парижскому футу относится какъ 6:10, то значитъ длина его равна 54 футамъ. Филалетесъ.

63—64. Фризы (Фридландцы) считались во времена Данта людьми самаго высокаго роста. Стало быть, три человѣка самаго высокаго роста, поставленные другъ на друга, едва могли бы достать до его волосъ.

65. Замѣчательно, что эта мѣра совпадаетъ съ величиною гигантовъ (Эфіальта) у Гомера (Одисс. XI, 311), который даетъ имъ ростъ въ 9 оргій: оргія равняется 6 футамъ, а это составляетъ 54 фута. Филалетесъ.

[259] 67. Эти слова, коихъ порядокъ мною нѣсколько измѣненъ (Rafel mai amech zabi almi), по видимому, не имѣютъ никакого смысла, какъ явствуетъ изъ ст. 81; тѣмъ не менѣе много было сдѣлано попытокъ комментаторами, чтобъ найдти смыслъ этихъ словъ. Между прочимъ, въ новѣйшее время Др. Аммонъ въ Дрезденѣ доказалъ, что слова эти арабскія. «Гигантская тѣнь Немврода (согласно съ Іов. С. XXVI, 5) пребываетъ въ подземномъ мірѣ. Вотъ что повѣствуютъ о немъ поэты Востока: Немвродъ пустилъ стрѣлу въ небо, откуда она упала окровавленная: вообразивъ, что онъ ранилъ ангела, онъ въ дерзкомъ высокомѣріи сталъ строить башню еще выше, нежели прежде; но, ужаленный мухою, низвергся въ шеолъ; здѣсь на берегу стигійскихъ водъ (Stygios lacus, Aen. VI, 134) видитъ онъ смѣло идущаго юнаго поэта (insano juvat indulgere labori, Aen. VI, 135) и воcклицаетъ: Rafel mai amek zabi al' mi, или, въ латинск. переводѣ:

«Quam stulte incedit flumina Orci puer mundi mei.» Филалетесъ.

77—78. Согласно съ вышеприведеннымъ восточнымъ преданіемъ, Немвродъ представленъ здѣсь какъ основатель вавилонской башни: тоже самое принимаетъ и учитель Дантовъ Брунетто Латини; онъ говоритъ: «Этотъ Немвродъ построилъ вавилонскую башню, въ слѣдствіе чего произошло смѣшеніе языковъ. Онъ самъ перемѣнилъ свой языкъ еврейскій на халдейскій.» (Tesero, Lib. I, сар. XIV). Можетъ быть, это преданіе побудило Данта заставить Немврода говорить по Арабски. Филалетесъ.

[260] 82. Поэты огибаютъ часть окраины колодезя.

83. Т. е. на такомъ разстояніи, на которое можно пустить стрѣлу изъ самострѣла (balestro). По вычисленію Филалетеса, основанному на ст. Ада ХХІХ, 9 и ХХХ, 86—87, окружность колодезя равняется мили или 16,000 браччіамъ (браччіа = 3 пальмамъ); если принять выстрѣлъ изъ самострѣла въ 400 браччій то выходитъ, что вокругъ колодезя помѣщено 40 гигантовъ.

91—96. Объ Эфіальтѣ и Отесѣ, дѣтяхъ Поссидона и Ифимедеи, говоритъ Гомеръ:

«Дерзкіе стали безсмертнымъ богамъ угрожать, что Олимпъ ихъ
Шумной войной потрясутъ и губительнымъ боемъ взволнуютъ;
Оссу на древній Олимпъ взгромоздить, Пеліонъ многолѣсный
Взбросить на Оссу они покушались, чтобъ приступомъ небо
Взять, и угрозу бъ они совершили, когда бы достигли
Мужеской силы; но сынъ громовержца, Латоной рожденный,
Прежде, чѣмъ младости пухъ отѣнилъ ихъ ланиты и первый
Волосъ пробился на ихъ подбородкѣ, сразилъ ихъ обоихъ.»

97. Бріарей, сторукій гигантъ, сынъ Урана и Земли.

[261] 100. Антей, сынъ Земли; она придавала ему новыя силы каждый разъ, когда онъ къ ней прикасался. Потому Геркулесъ, въ жестокой борьбѣ съ этимъ великаномъ, для того, чтобы окончательно одолѣть сильнаго противника, былъ принужденъ поднять его на воздухъ и задушить въ своихъ объятіяхъ (ст. 132). Антей не воевалъ противъ боговъ вмѣстѣ съ братьями: потому не скованъ и не утратилъ способности говорить (ст. 118—121).

114. Въ подлин.: cinqu' alle. Alla, италіанская мѣра, равняется 6 пальмамъ: стало быть, Антей до головы имѣлъ 30 пальмъ, или былъ равенъ Немвроду до шеи. Филалетесъ.

115—117. Луканъ (Phar. V, 566) помѣщаеть пещеру Антея въ плодоносной долинѣ, орошаемой рѣкою Баградой, не далеко отъ Утики, гдѣ на поляхъ [262]Замы Публій Корнелій Сципіонъ Африканскій старшій одержалъ побѣду надъ Аннибаломъ.

124. Тифей — одинъ изъ гигантовъ.

137—138. Въ Болоньѣ находятся двѣ наклоненныя башни: Torre degli Asinelli и Torre Carisenda. Если облако пробѣгаетъ по небу противъ этой башни, то зрителю, стоящему подъ ея наклономъ, кажется, что башня наклоняется — сравненіе, необыкновенно вѣрно выражающее наклоненіе гиганта.