Перейти к содержанию

Божественная комедия (Данте; Мин)/Чистилище/Песнь III/ДО

Материал из Викитеки — свободной библиотеки

Божественная комедія. Чистилище.


Пѣснь III.

Преддверіе чистилища. — Души умершихъ подъ церковнымъ отлученіемъ. — Манфредъ, король Сициліи.



1Лишь только бѣгъ внезапный по долинѣ
Разсыпалъ сонмъ, велѣвъ ему бѣжать
Къ горѣ, куда самъ разумъ звалъ ихъ нынѣ,—

4Я къ вѣрному вождю примкнулъ опять.
Да и куда-бъ я безъ него помчался?
Кто могъ бы путь мнѣ въ гору указать?

7Онъ за себя, казалось мнѣ, терзался:
О, совѣсть чистая! Какъ малый грѣхъ
Тебѣ великъ я горекъ показался!

10Когда-жъ поэтъ шаговъ умѣрилъ спѣхъ,
Мѣшающій величію движеній,—
Мой духъ, сначала скованный во всѣхъ

13Мечтахъ своихъ, расширилъ кругъ стремленій,
И обратилъ я взоры къ высотамъ,
Взносившимъ къ небу грозныя ступени.

16Свѣтъ красный солнца, въ тылъ сіявшій намъ,
Былъ раздроблёнъ моимъ изображеньемъ,
Найдя во мнѣ отпоръ своимъ лучамъ.

19И въ бокъ взглянулъ я, мучимъ опасеньемъ.
Что я покинутъ, видя въ сторонѣ,
Что тѣнь лишь я бросаю по каменьямъ.

22И спутникъ мой, весь обратясь ко мнѣ,
Сказалъ: — «Опять сомнѣнья? Слѣдуй смѣло!
Не вѣришь ли, что я съ тобой вездѣ?

25Ужъ вечеръ тамъ, гдѣ плоть моя истлѣла,—
Та плоть, за коей тѣнь бросалъ я вслѣдъ,
Брундузій взялъ, Неаполь скрылъ то тѣло.

28И если тѣни предо мною нѣтъ,
Тому должно, какъ сферамъ тѣмъ, дивиться.
Гдѣ изъ одной въ другую льётся свѣтъ.

31Способность стыть, горѣть, отъ мукъ томиться,
Тѣламъ подобнымъ разумъ далъ Того,
Кто скрылъ отъ насъ, какъ это всё творится.

34Безуменъ тотъ, кто мнитъ, что умъ его
Постигнетъ вѣчности стези святыя.
Гдѣ шествуетъ въ трёхъ лицахъ Божество.

37Доволенъ будь, родъ смертныхъ, знаньемъ quia:
Вѣдь еслибъ могъ ты зрѣть пути Творца,
То для чего-бъ Тебѣ родить, Марія?

40И не безплодно-бъ чаяли сердца,
Когда-бъ сбывались упованья тщетны,
Которыми томятся безъ конца

43Платонъ, и Аристотель, и несмѣтный
Сонмъ мудрецовъ». — И, полнъ душевныхъ смутъ,
Поникъ челомъ и смолкъ онъ, безотвѣтный.

46Мы подошли межъ тѣмъ къ горѣ. Но тутъ
Нашли утёсъ такой крутой, упорный,
Что крѣпость ногъ пытать здѣсь — тщетный трудъ.

49Пустыннѣйшій, труднѣйшій путь нагорный
Между Турбіей и Леричи былъ,
Въ сравненьи съ этимъ, лѣстницей просторной.

52— «Кто знаетъ то», мой вождь проговорилъ,
Сдержавъ шаги: «какимъ горы откосомъ
Всходить здѣсь легче безъ пособья крылъ?»

55И вотъ, пока, весь занятъ тѣмъ вопросомъ,
Онъ глазъ своихъ не подымалъ съ земли,
А я блуждалъ очами надъ утёсомъ,—

58Увидѣлъ влѣво я отъ насъ вдали
Толпу тѣней, къ намъ подвигавшихъ ноги,
Но тихо такъ, что, кажется, не шли.

61— «Взоръ подыми, учитель, безъ тревоги;
Вонъ тѣ», сказалъ я: «намъ дадутъ совѣтъ,
Ужъ если самъ не знаешь ты дороги».

64И, свѣтлый взоръ поднявъ ко мнѣ, поэтъ
Сказалъ: — «Пойдёмъ къ нимъ; шагъ ихъ тихъ безмѣрно;
A ты, мой сынъ, питай надежды свѣтъ».

67Мы тысячу шаговъ прошли примѣрно,
A всё ещё ихъ сонмъ отъ насъ стоялъ
На перелётъ пращи изъ длани вѣрной.

70Когда-жъ онѣ, къ громадамъ твёрдыхъ скалъ
Прижавшись, стали неподвижно, тѣсно,
Какъ тотъ стоитъ, кто въ изумленье впалъ:

73— «Родъ избранный, погибшій благочестно!»
Сказалъ Виргилій: «умоляю васъ
Тѣмъ миромъ, что васъ ждётъ въ странѣ небесной,—

76«Куда, скажите, склономъ подалась
Гора, гдѣ можно лѣзть на тѣ громады?
Вѣдь всё узнавшимъ дорогъ каждый часъ».

79Какъ по два, по три, агнцы изъ ограды
Идутъ за первымъ, прочіе-жъ стоятъ,
Понуря робко головы и взгляды,

82И гдѣ одинъ, туда и всѣ спѣшатъ,
Тѣснясь къ нему, лишь станетъ онъ, и, въ кроткой
Покорности, не знаютъ, что творятъ —

85Такъ, видѣлъ я, къ намъ подвигалъ не ходко
Счастливыхъ стадо вождь въ его челѣ,
Съ лицомъ стыдливымъ, съ скромною походкой.

88И первый строй, замѣтивъ на землѣ,
Что лучъ направо отъ меня разбился,
Такъ что я тѣнь оставилъ на скалѣ,—

91Вспять отшатнувшись, вдругъ остановился,
И сонмъ, за первымъ шедшій по пятамъ,
Не зная самъ — зачѣмъ, за нимъ столпился.

94— «Я безъ разспросовъ объявляю вамъ,
Что плоть на нёмъ ещё не знала смерти,
Вотъ почему онъ тѣнь бросаетъ тамъ.

97Не удивляйтесь этому; но вѣрьте,
Что не безъ силы, свыше излитой,
По тѣмъ стѣнамъ онъ мнитъ дойти до тверди».

100Такъ мой учитель; ихъ же честный строй:
— «Вернитесь же: вонъ тамъ гора поката»,
И тыломъ рукъ намъ подалъ знакъ нѣмой.

103— «Кто-бъ ни былъ ты, въ міръ ищущій возврата»,
Мнѣ тутъ одинъ изъ нихъ проговорилъ:
«Взгляни, не видѣлъ ли меня когда-то?»

106Я, обернувшись, взоръ въ него вперилъ:
Былъ бѣлокуръ, красивъ съ лица и стана,
Но бровь ему булатъ окровенилъ.

109— «Не знаю, кто ты», прямо, безъ обмана,
Сознался я. — «Смотри-жъ!» онъ мнѣ въ отвѣтъ
И указалъ: въ груди зіяла рана.

112И продолжалъ съ улыбкой: — «Я Манфредъ;
Я внукъ Констанцы, царскій скиптръ носившей!
Сходи-жъ, молю, когда придёшь на свѣтъ,

115Къ прекрасной дочери моей, родившей
Сициліи и Арагоны честь,
И ложь разсѣй, всю правду ей открывши.

118Когда мнѣ грудь пронзила вражья месть,—
Я предался Тому въ слезахъ страданій,
Кто всѣмъ прощаетъ. Невозможно счесть

121Моихъ грѣховъ! Но розмахъ мощныхъ дланей
У Благости безмѣрной такъ великъ,
Что всѣхъ берётъ, кто слёзъ несетъ Ей дани.

124И еслибъ понялъ смыслъ священныхъ книгъ
Козенцскій пастырь,— тотъ, кого изъ злости
Климентъ на травлю вслѣдъ за мной подвигъ,—

127То и поднёсь мои почили-бъ кости
У Беневенто, во главѣ моста,
Подъ грудой камней на пустомъ погостѣ.

130Теперь ихъ моетъ дождь, во всѣ мѣста
Разноситъ вѣтръ вдоль Верде, гдѣ истлѣетъ
Мой бѣдный прахъ безъ звона и креста.

133Но ихъ проклятье силы не имѣетъ
Пресѣчь намъ путь къ божественной любви,
Пока хоть лучъ надежды сердце грѣетъ.

136Но, правда, всякъ, кто кончилъ дни свои
Подъ гнѣвомъ церкви, если и смирится,
Пребыть обязанъ внѣ святой семьи,

139Доколѣ тридцать разъ не совершится
Срокъ отлученья, если только онъ
Молитвами по нёмъ не сократится.

142Такъ утоли-жъ, коль можешь, сердца стонъ:
Открой Констанцѣ, возлюбившей Бога,
Гдѣ зрѣлъ меня, a также тотъ законъ:

145Живые тамъ помочь намъ могутъ много».




Комментаріи.

3. Разумъ, по нѣкоторымъ комментаторамъ, разумѣется здѣсь божественный, воля Божія; по другимъ — человѣческій, человѣческая мудрость, олицетворяемая въ слѣдующихъ стихахъ въ образѣ Виргилія. Духи спѣшатъ къ горѣ сами; Данте, какъ человѣкъ, ещё нуждается въ руководителѣ.

5. Т. е. какъ бы могъ я, ещё не вполнѣ просвѣщённый божественной силой (Беатриче), взойти на крутую вершину безъ помощи высочайшаго, чистаго разума?

7. «Самъ Виргилій, олицетвореніе чистаго разума, увлекшись пѣніемъ Казеллы, слѣдовательно обыкновеннымъ земнымъ наслажденіемъ, забылъ на время о возложенномъ на него руководительствѣ Данте, a потому и стыдится какъ этого проступка, такъ и непосредственнаго слѣдствія его — ускореннаго бѣга по долинѣ, служащей основаніемъ горы Чистилища». Штрекфуссъ. 8—9. Сличи Juven. Sat. VIII, v. 140 и сл.:

 



Omne animi vitium tanto conspectias in se
Crimen habet, quanto major qui peccat habetur.




12. T. e. скованный, или, собственно, ограниченный (ristretta), вслѣдствіе ли воспоминанія о пѣніи Казеллы, или вслѣдствіе упрека, сдѣланнаго Катономъ.

15. «Взносившимъ къ небу грозныя ступени». Въ Раю (XXVI, 139) гора чистилища названа: Il monte che si leva più dall' onda. Выраженіе «грозныя ступени» здѣсь употреблено переводчикомъ въ значеніи громадныхъ, грандіозныхъ.

16. Солнце, какъ увидимъ ниже, уже нѣсколько часовъ какъ взошло на небо; a такъ какъ поэты идутъ теперь съ востока къ западу, то солнце должно имъ свѣтить въ тылъ.

17—18. Что Виргилій, какъ духъ, не бросаетъ отъ себя тѣни,— этого Данте не могъ замѣтить въ мрачномъ адѣ; внѣ же ада онъ видѣлъ его лишь въ тёмномъ лѣсу въ долинѣ, «гдѣ солнца лучъ умолкъ» (Ада I, 60 и слѣд.); вскорѣ затѣмъ наступила ночь (Ада II, 1).

19—21. «Это опасеніе Данте есть предчувствіе скораго исчезновенія Виргилія (Чистилища XXX, 42 —57)». Копишъ.

22—24. «Необходимость руководительства со стороны человѣческаго разума на пути къ усовершенствованію здѣсь превосходно выражена опасеніемъ Данте быть покинутымъ разумомъ (Виргиліемъ)». Копишъ.

25. «Гдѣ плоть моя истлѣла», т. е. въ Неаполѣ, гдѣ, какъ увѣряютъ, погребено тѣло Виргилія. «Согласно съ примѣчаніемъ къ Чистилищу II, 1, теперь въ Неаполѣ вечеръ, въ Іерусалимѣ солнце уже закатилось, на горѣ чистилища оно уже взошло. Приблизительно теперь 8 ч. утра». Филалетъ.

27. Брундузій, по-латыни Brundusium и Brundisium, теперь Brindisi, въ Колабріи. Въ этомъ городѣ умеръ Виргилій въ 19 г. до Р. X.; тѣло его перенесено отсюда въ Неаполь, гдѣ и погребено. Могилу его донынѣ показываютъ на Пазилиппо около извѣстнаго грота. На ней надпись, на которую намекаетъ Данте:

 



Mantua me genuit, Calabri rapuere; tenet nunc —
Parthonope; cecini pascua, rara, duces.




Вообще однакожъ очень сомнительно, чтобы Виргилій былъ погребёнъ въ Неаполѣ (Comраretti, Virgilio nel medio evo, Livorno. 1872), хотя увѣренность въ этомъ была всеобщая въ средніе вѣка. Въ Мантуѣ до конца XV вѣка пѣлись въ церквахъ слѣдующіе стихи во время мессы Св. Апостола Павла:

 



Ad Maronis mausoleum
Ductus, fadit super eum
Piae rorem lacrimae;
Quem te, inquit, reddidissem,
Si te vivum invenissem,
Poetarum maxime!




29—30. По астрономическимъ понятіямъ того времени, небо состоитъ изъ девяти другъ надъ другомъ находящихся сводовъ, или полыхъ сферъ, совершенно прозрачныхъ, нисколько не препятствующихъ прохожденію лучей сквозь нихъ (См. Рая XXX, 108, примѣч.). Итакъ, если эти сферы, въ средоточіи которыхъ мы, жители земли, находимся, не мѣшаютъ намъ видѣть отдаленнѣйшія звѣзды, то точно такъ и легкія тѣла тѣней, состоящія лишь изъ отраженія души во внѣшнихъ элементахъ, пропускаютъ лучи солнца.

31. Хотя тѣни суть только кажущіяся тѣла, тѣмъ не менѣе онѣ могутъ страдать духовно. Данте въ слѣдующихъ стихахъ чрезъ Виргилія принимаетъ это за непостижимую, по крайней мѣрѣ для нашего ума, тайну, неразъясненную даже самимъ Платономъ и Аристотелемъ и раскрытую для насъ лишь вѣрою во Христа (ст. 39). Схоластики много трудились надъ разъясненіемъ вопроса, какимъ образомъ адскій огонь, принимаемый ими за дѣйствительный, стихійный огонь, можетъ дѣйствовать на невещественную душу, по отдѣленіи ея отъ тѣла. О мнѣніи по этому предмету Ѳомы Аквинскаго см. Филалета II, S. 15, Not. 9.

37. «3наньемъ quia». «Аристотель различаетъ два рода знаній: одно — знаніе, что вещь есть (ἐπίστασϑαι τὸ ὅ τι), и другое — знаніе, почему она есть (τὸ διότι). Первое знаніе пріобрѣтается, когда мы заключаемъ по дѣйствію о причинѣ (а posteriori), второе — по причинѣ о дѣйствіи (а priori). Оба эти понятія переданы въ старо-латинскомъ переводѣ, которому слѣдовалъ Ѳома Аквинскій, выраженіями scire quia (въ низшей латыни quia часто употребляется вмѣсто quod) и scire propter quid. Отсюда въ школы вошли выраженія: demonstratio quia и demonstratio propter quid». Филалетъ. Итакъ, смыслъ этого стиха будетъ: вы, люди, постоянно хотите знать причину даже такихъ вещей, гдѣ у разума нѣтъ основъ для сужденія.

38—39. Т. е. если бы тутъ было достаточно человѣческаго ума, то не нужно было бы откровенія.

40—44. Здѣсь высказывается та мысль, что томленіе благородныхъ душъ древности, находящихся въ лимбѣ, состоитъ въ томъ, что неразрѣшённое однимъ разумомъ сомнѣніе не было разсѣяно для нихъ вѣрою. Виргилій самъ принадлежитъ къ числу этихъ душъ, для полнаго блаженства которыхъ недостаетъ одной лишь вѣры, почему онъ и угнетёнъ такой скорбью (Ада IV, 40).

48. Въ подлинникѣ: Che indarno vi sarien le gambe pronte — т. e. здѣсь всякая прыткость ногъ была бы безполезна.

49—51. Леричи и Турбія — двѣ мѣстности на такъ называемой Riviera di Genova, съ необыкновенно обрывистымъ надъ моремъ гористымъ берегомъ, первая — съ восточной стороны побережья генуезскаго, около Сарзаны, у морского залива Спецціо; вторая — съ западной стороны, недалеко отъ г. Монако.

52—54. Первые шаги на пути къ нравственному совершенствованію, къ нравственной свободѣ, которую Данте отыскиваетъ въ своёмъ загробномъ странствованіи (Чистилища I, 71), необычайно трудны. Самый разумъ, олицетворённый въ Виргиліи, не знаетъ, гдѣ найти къ нему дорогу, и потому приходитъ въ смущеніе, отыскивая её». Ноттеръ.

59. «Какъ видно изъ ст. 135—141 этой пѣсни, толпу эту составляютъ души людей, умершихъ подъ проклятіемъ (анаѳемой) церкви. Она идётъ медленно, потому ли, что и въ жизни медлила обратиться къ Богу, или потому, что процессъ очищенія ея долженъ совершиться весьма медленно». Фратичелли.

66. «Слова эти служатъ Виргилію какъ-бы утѣшеніемъ самому: въ появленіи тѣней онъ видитъ, что онъ непокинутъ высшею помощью на трудномъ пути, гдѣ онъ до этого находился въ такомъ безпомощномъ состояніи (ст. 52 и далѣе), не зная, какое взять на нёмъ направленіе». Ноттеръ.

70. «Къ громадамъ твёрдыхъ скалъ» (въ подлинникѣ: a'duri massi Dell'alta ripa), т. е. къ выступающимъ утёсамъ, изъ которыхъ сложена гора Чистилища.

72. «Они изумлены тѣмъ, что поэты идутъ въ направленіи, противоположномъ тому, какому слѣдуютъ души и, стало быть, удаляются отъ входа въ чистилище, какъ увидимъ ниже». Фратичелли.

73. «Погибшій благочестно» (въ подлинникѣ: О ben finiti, o giа spiriti eletti), т. е. умершіе съ покаяніемъ въ грѣхахъ и съ вѣрой во Христа, a не такъ, какъ самъ Виргилій, умершій, не зная вѣры Христовой». Ноттеръ.

78. «Чѣмъ болѣе человѣкъ познаётъ, тѣмъ болѣе дорожитъ онъ временемъ». Фратичелли, также Копишъ.

79—84. «Какъ въ аду мы видѣли души, погрязшія въ грѣхахъ, повсюду въ борьбѣ и взаимной ненависти, такъ, наоборотъ, здѣсь души очищающихся находимъ во взаимномъ любовномъ общеніи, соединёнными взаимно другъ съ другомъ. Дѣйствительно, любовь есть первый плодъ серьезнаго стремленія къ нравственной свободѣ». Штрекфуссъ.

86. «Счастливыхъ стадо» (въ подлинникѣ: quella mandra fortunata); слово «стадо» поэтъ употребляетъ здѣсь въ соотвѣтствіе съ сравненіемъ толпы тѣней съ овцами.

88. «Поэты повернули къ душамъ, шедшимъ къ нимъ слѣва (ст. 58); потому крутой склонъ утёса, который сначала былъ передъ ними, теперь долженъ находиться отъ нихъ направо». Филалетъ.

98. Т. е. Данте приходитъ сюда не самовольно, какъ Улиссъ (Ада XXVI, 112 и далѣе).

102. «И тыломъ рукъ» и проч. — обычный жестъ въ Италіи: «тылъ руки обращенъ къ другому лицу, и къ нему направлены пальцы отъ того, который подаётъ знакъ. Это означаетъ, чтобы тотъ, кому подается знакъ, не ходилъ впередъ, a повернулъ назадъ. Здѣсь тѣни подаютъ этотъ именно знакъ, чтобъ поэты, вмѣсто того, чтобы приблизиться ко всходу на гору, удалились отъ него». Штрекфуссъ.

103. «Тѣнь Манфреда, говорящая здѣсь съ Данте, принимаетъ его за своего современника, но Манфредъ умеръ незадолго до рожденія поэта, почему этотъ послѣдній и не узнаётъ его (ст. 109)». Каннегиссеръ.

107. Король Сициліи Манфредъ, по словамъ Сабa Maлеспини (Historia Rerum Sicularum), былъ очень красивъ собой: «Homo flavus, amoena facie, aspectu plaeibilis, in maxillis rubeus, oculis sidereis, per totum niveus, statura mediocris».

113. Манфредъ, изъ Гогенштауфеновъ, вступившій на престолъ неаполитанскій и сицилійскій послѣ смерти отца своего, императора Фридриха II, былъ внукъ Констанціи или Констанцы, супруги императора Генриха VI, отца Фридриха II. Мать Манфреда была Бьянка, графиня Ланчіа, любовница Фридриха ІІ, и, слѣдовательно, онъ былъ незаконный сынъ императора. Красивый юноша, любившій роскошь и разгульную жизнь, и, какъ отецъ его, покровитель наукъ и искусствъ, Манфредъ постоянно находился въ борьбѣ съ церковью и съ Карломъ Анжуйскимъ, вспомоществуемымъ папой Климентомъ IV, и, наконецъ, покинутый своими апулійскими вассалами, погибъ въ сраженіи при Беневентѣ (Ада XXVIII, примѣч. къ ст. 15—16), будучи незадолго до этого отлучёнъ отъ церкви тѣмъ же папой Климентомъ.

115. Дочь Манфреда отъ первой его супруги Беатриче, называвшаяся также Констанцей, была замужемъ за Петромъ, королёмъ Арагонскимъ. Вслѣдствіе этого брака Пётръ имѣлъ притязаніе на Сицилію, которою онъ и завладѣлъ послѣ знаменитой Сицилійской вечерни (1282 г.). Констанца имѣла трёхъ сыновей: Альфонса, Джьякомо и Федериго. По смерти Петра ему наслѣдовали Альфонсъ въ Арагоніи и Джьякомо въ Сициліи (1285 г.). По смерти Альфонса Джьякомо получилъ Арагонію, и нѣсколько позднѣе Федериго — Сицилію.

116. «Сициліи и Арагоны честь». Обыкновенно принимаютъ, что подъ этой похвалой Данте разумѣетъ Федериго, короля Сициліи, и Джьякомо, короля Арагоніи, но такому предположенію противорѣчатъ тѣ неодобрительныя слова, какія употребляетъ поэтъ, говоря объ этихъ монархахъ въ двухъ мѣстахъ своей поэмы, именно: Чистилища VII, 119—120 и Рая XIX, 136—138. Наоборотъ, въ той же Чистилища 115—117, онъ съ похвалою отзывается о первомъ сынѣ Петра, Альфонсѣ. Потому древніе комментаторы думаютъ, что подъ словами «Сициліи и Арагоны честь» разумѣется здѣсь старшій сынъ Петра, Альфонсъ Добродѣтельный. Того же мнѣнія держится и Филалетъ, также Карло Троіа (Veltro allegorico di Dante),— тѣмъ болѣе, что Альфонсъ вмѣстѣ съ отцомъ своимъ Манфредомъ воевалъ съ Карломъ Анжуйскимъ. Но, съ другой стороны, такъ какъ Альфонсъ никогда не носилъ короны Сициліи и къ тому же умеръ очень рано, въ 1291 г., то почти несомнѣнно, что Данте, высказавъ сперва столь лестное мнѣніе о Федериго и Джьякомо, затѣмъ, по неизвѣстной причинѣ, измѣнилъ его. Извѣстно, по крайней мѣрѣ, что вначалѣ онъ находился въ самыхъ дружескихъ отношеніяхъ къ Федериго и даже былъ намѣренъ посвятить ему свой Рай (о чемъ высказалъ монаху Иларію), такъ какъ этотъ принцъ всегда сильно благопріятствовалъ гибеллинской партіи. По мнѣнію Ноттера, такая перемѣна во мнѣніи Данте произошла вслѣдствіе отказа Федериго принять на себя сеньорію гибеллинской Пизы послѣ паденья Угуччьоне.

118. Манфредъ проситъ поэта возвѣстить своей дочери, что онъ, несмотря на отлученіе отъ церкви, находится не въ числѣ осуждённыхъ въ аду, и тѣмъ разсѣять ложь иного объ нёмъ мнѣнія. Манфредъ былъ отлучёнъ отъ церкви за своё сопротивленіе папѣ, назначившему корону неаполитанскую и сицилійскую французскому графу Карлу Анжуйскому. Несмотря на папскій интердиктъ, Манфредъ сталъ королёмъ въ 1260 г., но черезъ шесть лѣтъ (1266) въ сраженіи при Беневенто или Гранделла на р. Калоре потерялъ корону и жизнь, послѣ чего королёмъ сталъ Карлъ Анжуйскій.

120—121. «Невозможно счесть моихъ грѣховъ!» (въ подлинникѣ: Orribil furon li peccati miei). Флорентинскій историкъ Малеспини, которымъ часто пользовался Данте, обвиняетъ Манфреда въ убійствѣ своего племянника Генриха, въ отцеубійствѣ, въ убійствѣ брата Конрада IV и въ попыткахъ къ убійству Конрадина. Кромѣ того гвельфскій писатель Виллани обвиняетъ его и отца его Фридриха II (Ада X, 14 и 119), въ эпикуреизмѣ, въ развратной жизни и даже въ сарацинской ереси. Но всѣ эти обвиненія недоказаны и есть поводъ думать, что та часть хроники Малеспини, гдѣ говорится объ этихъ преступленіяхъ, подложна и внесена кѣмъ нибудь изъ папской партіи. Главный упрёкъ противъ Манфреда есть тотъ, что онъ завладѣлъ сицилійской короной, обойдя законнаго ея наслѣдника — племянника своего Конрадина.

124—128. Послѣ проиграннаго сраженія при Беневенто трупъ Манфреда, снявшаго передъ сраженіемъ съ себя всѣ свои королевскія отличія, долго не могли найти на полѣ битвы; наконецъ онъ былъ найденъ съ двумя ранами: одной на головѣ, другой въ груди (ст. 108 и 111). Напрасно просили бароны короля французскаго сдѣлать убитому почётное погребеніе. «Si, je ferais volontiers, si luy ne fut scommunié», отвѣчалъ Карлъ. Такимъ образомъ онъ былъ погребёнъ во главѣ моста (in co'del ponte) y Беневенто; солдаты непріятельскаго войска сами воздвигли ему памятникъ, такъ какъ каждый изъ нихъ принёсъ по камню на его могилу. Но папскій легатъ, архіепископъ Козенцы кардиналъ Бартоломео Пиньятелли, личный врагъ Манфреда, не далъ несчастному королю и этой бѣдной могилы. По повелѣнію папы Клемента IV онъ приказалъ вырыть трупъ, чтобъ онъ не осквернялъ, какъ отлучённый, землю, принадлежащую церкви, и перенести его на границу Абруццо, гдѣ онъ и былъ, повидимому, безъ всякихъ почестей брошенъ, не погребённый, въ долинѣ, орошаемой рѣкою Верде (на что указываютъ ст. 130—132). Впрочемъ фактъ этотъ не вполнѣ доказанъ; по крайней мѣрѣ историкъ Рикордино Малеспини, сообщая объ нёмъ, прибавляетъ «si disse»; Виллани же списываетъ у Малеспини и прямо ссылается на Данте. Въ пользу Данте говоритъ и преданіе мѣстныхъ жителей на берегу Верде.

124. «Смыслъ священныхъ книгъ» (въ подлинникѣ: Se'l pastor di Cosenza… avesse in Dio ben letta questa faccia — faccia, страница, листъ книги), т. е. еслибъ онъ понялъ смыслъ священныхъ книгъ, гдѣ значится, что Господь всегда готовъ прощать обращающихся къ нему грѣшниковъ.

126. «На травлю» (въ подлинникѣ: alla caccia); такъ выражается поэтъ для обозначенія ярости архіепископа, преслѣдующаго своего личнаго врага даже за могилою. Историкъ Саба Малеспини употребляетъ это же слово для выраженія добычи, доставшейся Карлу Анжуйскому послѣ пораженія Манфреда, часть которой онъ передалъ папѣ: «Ut autem гех Carolus… de primitiis laborum suorum participem faciat patrem patrum, et de sua venatione (caccia, охота, травля) pater ipse praegustet, duos cегоferarios aureos etc… Clementi transmittit».

131. «Верде» — «по древнимъ комментаторамъ, боковой притокъ, впадающій въ Тронто, недалеко отъ Асколи, и образующій на нѣкоторомъ протяженіи границу между Неаполитанскимъ королевствомъ и Анконской областью. Позднѣе она называлась Марино, a теперь — Кастеллано. Нѣсколько выше того мѣста, гдѣ сливаются Тронто и Верде, при Арквата, въ пограничныхъ горахъ къ Норчіа находится озеро, около котораго, по мнѣнію тамошнихъ жителей, находится входъ въ адъ. Очень можетъ быть, что Пиньятелли, въ своей злобѣ къ Манфреду, именно потому и велѣлъ бросить здѣсь трупъ его. Другіе, безъ достаточныхъ причинъ, хотятъ видѣть Верде въ нынѣшнемъ Гарильяно и, вопреки Данте, полагаютъ, что трупъ Манфреда былъ брошенъ около Чеперано». Карлъ Витте.

132. «Безъ звона и креста» (въ подлинникѣ:а lume spento, съ погашенными свѣчами): отлучённые отъ церкви погребались безъ всякихъ церемоній, sine cruce et luce, при чёмъ гасили свѣчи.

133—136. Гвельфскій писатель, современникъ Данте, Вилланине раздѣляетъ этого мнѣнія; говоря о смерти отлученнаго отъ церкви Конрадина, онъ замѣчаетъ, что душа его, вѣроятно, будетъ въ числѣ погибшихъ: «отлученіе отъ св. церкви, справедливое или несправедливое, всегда страшно, ибо кто читаетъ древнія хроники, тотъ найдётъ въ этомъ отношеніи много удивительныхъ повѣствованій. Чезари, самъ священникъ, но принадлежащій къ болѣе позднему времени, соглашается, что и отлучённый отъ церкви можетъ быть святымъ черезъ полное раскаяніе». Ноттеръ. — «Нельзя не замѣтить въ величественномъ изображеніи Манфреда у Данте кротость и состраданіе къ монарху, оказывавшему такое покровительство и любовь къ поэтамъ». Копишъ.

139. «Подражаніе Энеидѣ, VI, 327, гдѣ говорится, что души непогребённыхъ должны скитаться 100 лѣтъ, прежде чѣмъ перейдутъ черезъ Стиксъ. Тридцать разъ столько, насколько былъ отлучёнъ — срокъ этотъ не основанъ ни на какомъ церковномъ постановленіи и принятъ поэтомъ произвольно». Ноттеръ. Итакъ всѣ тѣ, которые не получили церковнаго отпущенія, осуждены оставаться у подошвы Чистилища, въ antipurgatorium, гдѣ ещё нѣтъ мѣста для настоящаго очищенія. Смыслъ тотъ: кто возсталъ противъ церкви, тотъ не можетъ тотчасъ достигнуть истиннаго познанія и раскаянія.

140—141. Ученіе о предстательствѣ святыхъ (intercessio) очень явственно высказывается повсемѣстно въ Чистилищѣ, равно и увѣренность въ томъ, что благочестивыя молитвы живыхъ много сокращаютъ срокъ, по прошествіи котораго умершіе становятся святыми (Чистилища VI, 37 —39). Въ Италіи и понынѣ молитвы о душахъ въ чистилищѣ очень свято соблюдаются.