М. А. Волошин[править]
Одилон Редон[править]
В мастерской Редона висит гравюра Дюрера:
Женщина безнадежно и устало опустила голову; шелк платья безнадежно и устало шелестит по каменным плитам. Перед нею неправильное геометрическое тело, как «ледяной кристалл Уныния». Сломанные математические инструменты лежат в беспорядке. Серая радуга… звезда со снопом лучей и через небо длинная лента, на которой написано:
На высотах познания одиноко и холодно…
Образы Редона — это реальность не из земного мира. Только в готическом искусстве французского XIII века можно найти формы, подобные формам Редона. Потом источник иссяк. Графические впечатления оборвались.
Видеть последние концы нитей своего искусства на расстоянии семи земных столетий и ничего впереди — это. предел одиночества.
Человеческое сознание не может вынести такого одиночества. Поэтому Одилон Редон в его земном воплощении — только иссохшие уста, через которые Вечность шепчет свои воспоминания.
Его чувства так тонки, что впечатления жизни переходят предел боли, предел ощущаемого — у него нет вкуса к действительности. Он видит сквозь ощущаемую эпидерму природы.
Его рисунок так же груб и не оформлен, как стиль Достоевского. Это то же самое пифическое презрение к слову, презрение к орудию выражения. Но в его каменных лицах и деревянных торсах инкрустированы кусочки живого мяса, пылающие всем внешним воплощением духа.
В каждом рисунке Редона есть ужас живого тела, сросшегося со скалой. Из-под черных фонов его литографий всегда шевелится целый мир невоплощенных форм. С точностью импрессиониста он заносит на свои доски вихри довременного хаоса.
В каждом рисунке Редона есть бездонные колодцы, из которых одна за другой выплывают безымянные и бесчисленные формы…
Шевелящийся хаос — это единственная реальность Редона.
Бесконечная скорбь Познания — это его лиризм. Тонкая веточка лавра тихо приближается к голому черепу человека-куклы. И голова с грустной покорностью склоняется перед ней. Это — Слава.
Среди шепчущих и тихо мерцающих болот на тонком стебле осоки рассекается странный самосветящийся цветок: голова Человека-Пьеро.
Перед гигантским окном в пространство — стоят две маленькие человеческие фигуры. За окном проходит, не умещаясь в нем, каменный профиль. Глаза опущены. Палец в раздумье поднят к устам. В углах губ шевелится бесконечная горечь. Сзади вырываются снопы ослепительного света. «Lumiere!» [Свет! (фр.)].
Дьявол уносит Антония за пределы мироздания. Миры в непрерывном течении проходят под их ногами. «Где же цель?» — «Нет цели…» — отвечает дьявол. И в бледном лице с узким лбом и страдающими глазами бесконечная грусть. «Если б я это создал, то была бы цель…» Никто до Редона не видел Дьявола с таким лицом — этого Дьявола чувства, так не похожего на обычного Дьявола разума.
На высотах познания одиноко и холодно… В этих пределах оледенелого времени нет звука. Это царство вечного Молчания.
Каменное лицо с плотно замкнутыми веками выходит из хаоса… Эти глаза еще никогда не раскрывались… Если они раскроются, то загорится земной свет и формы лягут в привычные чувствам грани.
В этом мире солнце перестало быть источником света… Здесь светится все, из чего исходит жизнь: книга освещает лицо девушки, лучится одежда пророка, бросая снопы пламени, пролетает комета, мерцают морские звезды в подводных глубинах. Только одно солнце иногда восходит в этом мире — это черное солнце отчаянья — le Soleil noir de la Melancolie.
Свет промелькнул перед тьмою
и пред ужасом бежал…
Иногда Редон бросает слова к подножью своих рисунков. Но тогда слова, сказанные чужими устами, оживают и светятся новым смыслом.
В пастелях Редона хаос развертывается в своих красочных гармониях. Ужас времени кричит синими голосами; ультрафиолетовые полыньи на черном властно затягивают в глубины мистицизма.
Ультрафиолетовые лучи, помещаясь на границе видимого спектра, служат противоположно-дополнительными желтому цвету дня. Фиолетовый цвет всегда был цветом мистики и веры. Готические vitraux [витражи (фр.)] все основаны на комбинациях фиолетовых. Возрождение и последующие века совершенно не знали лиловых гармоний.
Это любимый цвет Редона. В нем успокоенные мерцания Тайны.
Мы на границах Прозрения…
Или Воспоминания…
На высотах Познания одиноко и холодно…
Впервые опубликовано: Весы. 1904. № 4. С. 1-4.
Исходник: http://dugward.ru/library/voloshin/voloshin_odilon_renon.html