ПБЭ/ДО/Боговдохновенность или Богодухновенность

Материал из Викитеки — свободной библиотеки

[729-730] БОГОВДОХНОВЕННОСТЬ или по другой терминологіи — Богодухновенность (θεοπνευστία, inspiratio). Этимъ именемъ означается — 1) особенное воздѣйствіе Духа Св. на провозвѣстниковъ Откровенія, руководящее ихъ въ пониманіи и передачѣ послѣдняго; 2) свойство писаній священ. авторовъ, по которому они являются не дѣломъ личнаго творчества послѣднихъ, не простымъ человѣческимъ произведеніемъ, а словомъ самого Бога. Эти два момента въ понятіи Б. стоятъ въ тѣснѣйшей связи между собою; первымъ необходимо предполагается уже послѣдній: — разъ провозвѣстники Откровенія являются орудіями дѣйствующаго чрезъ нихъ Духа Св., то проповѣдь ихъ, — устная ли, преданная ли письмени, — одинаково является Словомъ Божіимъ.

I. Основанія для ученія о Б. даны въ Св. Писаніи. — Уже въ Ветх. Зав. ясно выражается мысль о дѣйствіи Духа Б. въ пророкахъ и другихъ провозвѣстникахъ Откровенія (Исх. 4, 12; 2 Цр. 23, 2; Ис. 2, 1; Іез. 1, 3; 6, 1; 7‚ 1 и др.‚ Мих. 1, 1 и мн. др.). Въ Нов. Зав. эта мысль находитъ себѣ решительное подтвержденіе. Относительно пр. Давида Самъ Спаситель говоритъ, что онъ по вдохновенію (ἐν πνεύματι) называетъ Его Господомъ (Мѳ. 22, 43; Мрк. 12, 36: ἐν τῷ Πνεύματι τῷ Ἁγιῷ). Не менѣе опредѣленно она выражается ап. Петромъ, когда онъ, примѣняя одно изъ пророчествъ Давида къ Іудѣ‚ говоритъ, что это пророчество предрекъ его устами Духъ Св. (Дѣян. 1, 16); а равно въ словахъ молитвы первыхъ вѣрующихъ: «Владыко Боже... Ты устами отца нашего Давида сказалъ Духомъ Святымъ» (Дѣян. 4, 25). Это представленіе ап. Петръ примѣняетъ и ко всѣмъ вообще в-з. пророкамъ: «Богъ предвозвѣстилъ»... «Богъ говорилъ устами всѣхъ своихъ пророковъ» (Дѣян. 3, 18, 21; ср. 1 Петр. 1, 11), и со всею рѣшительностью во 2 Посл. 1, 21 утверждаетъ, что «никогда пророчество не было произносимо по волѣ человѣческой, но изрекали его святые Божіи человѣки, будучи движимы (φερόμενοι, Vulg. — inspirati, слав. просвѣщаеми) Духомъ Святымъ». Равнымъ образомъ и ап. Павелъ указываетъ какъ на непосредственный источникъ пророческаго слова на Бога, и въ этомъ отношеніи приравниваетъ проповѣдь пророковъ къ откровенію, данному въ Сынѣ (Евр. 1, 1—2), соотвѣтственно чему и при цитаціи в.-з. пророчествъ употребляетъ такія выраженія, какъ: «рече Богъ», «глаголетъ Богъ» (Евр. 1, 5 сл.; сн. 4, 4), «глаголетъ Духъ Св.» (3, 7), «свидѣтельствуетъ Духъ Св.» (10, 15). Сообразно такому понятію о богодухновенности провозвѣстниковъ в.-з. откровенія, писаніямъ ихъ усвояется значеніе единственнаго источника истины (Мѳ. 22, 29) и безусловный авторитетъ. «Не можетъ разоритися Писаніе» (Іоан. 10, 35); «ни одна черта не прейдетъ изъ закона» (Мѳ. 5, 18); и Христосъ пришелъ, какъ Самъ Онъ говоритъ, не для того, чтобы нарушить законъ и пророковъ (Мѳ. 5, 17), почему и выражаетъ порицаніе книжникамъ и фарисеямъ, что они устраняютъ Слово Божіе, замѣняя его преданіемъ и ученіемъ человѣческимъ (Мрк. 7, 8, 13). «Писаніе глаголетъ» (Іоан. 19, 37; Іак. 4, 6; Рим. 9, 17 и др.), «писано есть» (Мѳ. 3, 4, 7, 10; 11, 11; 21, 13; Іоан. 8, 17; Рим. 1, 17; 2, 10; 4, 17 и др.), «нѣсте ли чли» (Мѳ. 12, 3, 5; 21, 16, 41; Мрк. 12, 26 и др.) и подобныя выраженія являются неопровержимымъ аргументомъ, исключающимъ возможность всякаго возраженія. Вотъ почему и Христосъ, въ доказательство своего [731-732] божеств. посольства, ссылается, — на ряду съ чудесами своими и непосредственнымъ свидѣтельствомъ Отца, — на Писанія, какъ на свидѣтельство, не отъ человѣкъ пріемлемое (Іоан. 5, 34—39). Непогрѣшимость Писанія Христосъ многократно подтверждаетъ и въ тѣхъ случаяхъ, когда говоритъ, что изреченія Писанія, относящіяся къ Нему, должны непремѣнно исполниться (Мѳ. 26, 31, 54; Лук. 4, 21; 18, 31; 24, 26; Іоан. 13, 18 и др.). Равнымъ образомъ и многократное: «да сбудется Писаніе» въ устахъ апостоловъ является выраженіемъ признанія за в.-з. писаніями ихъ непреложной истинности, какъ Слова Самого Бога. Потому-то слово «Богъ» у нихъ нерѣдко замѣняется прямо словомъ «Писаніе»: «Писаніе говоритъ фараону» (Римл. 9, 17), «Писаніе, провидя... предвозвѣстило Аврааму» (Гал. 3, 8). И этотъ божественный авторитетъ признается не за тѣмъ или другимъ свящ. произведеніемъ въ частности, а за всѣми вообще в.-з. писаніями, признанными въ то время богодухновенными (resp. каноническими). «Все Писаніе богодухновенно» (2 Тим. 3, 16), говоритъ ап. Павелъ, разумѣя «священныя писанія» В. Завѣта, о которыхъ онъ упоминаетъ нѣсколько выше, почему и при ссылкахъ на мѣста изъ В. Завѣта, какъ самъ онъ, такъ и др. апостолы, одинаково употребляютъ выраженіе «написано» или «Писаніе говоритъ» и под., безотносительно къ тому, изъ какой книги они заимствуются.

Что касается писателей новозавѣтныхъ, то Б. ихъ яснѣйшимъ образомъ засвидѣтельствована въ словахъ Христа при посольствѣ апостоловъ на проповѣдь (Мѳ. 10, 19, 20; Лк. 21, 15), и еще рѣшительнѣе въ обѣтованіи посланія Духа Святаго — Утѣшителя, Который имѣлъ наставить ихъ на всякую истину (Іоан. 16, 13), научить всему и напомнить все, что имъ говорено было Спасителемъ (Іоан. 14, 26). Отсюда самъ собою слѣдуетъ выводъ и о Б. апостол. произведеній. Если богодухновенно было устное слово ихъ проповѣди, то тѣмъ болѣе таковымъ должно быть слово письменное, которое должно было имѣть основоположительное значеніе на всѣ послѣдующія времена.

Однако такой выводъ, имѣя полное значеніе, когда вопросъ о Б. апост. произведеній разсматривается in abstracto, не доказываетъ еще Б. новозавѣтныхъ писаній in concreto, — хотя бы потому уже, что среди нихъ есть произведенія, принадлежащія не апостоламъ, а ихъ ученикамъ (Евв. Марка и Луки), да и относительно остальныхъ нѣтъ опредѣленно точныхъ указаній, что всѣ они принадлежатъ апостоламъ (посл. къ Евр.). Основаніе для признанія Б. н.-з. писаній мы должны искать въ силу этого внѣ самыхъ писаній, — и единственнымъ такимъ основаніемъ можетъ служить только признаніе ихъ Б. со стороны церкви. Это въ равной мѣрѣ примѣнимо и въ отношеніи къ св. книгамъ Ветх. Завѣта, потому что хотя апостолъ и называетъ «все писаніе» ветхозавѣтное богодухновеннымъ, однако нигдѣ не говорится, изъ какихъ именно книгъ оно состоитъ, а частнѣйшія указанія на Б. тѣхъ или др. книгъ не настолько полны, чтобы по нимъ можно было опредѣлить Б. всѣхъ книгъ в.-з. канона. Помимо церковнаго преданія, другого критерія для опредѣленія Б. свящ. книгъ быть не можетъ. Внѣшнихъ признаковъ, по которымъ извѣстное произведеніе можно было бы признать богодухновеннымъ, не существуетъ. Б. извѣстнаго свящ. писателя, какъ фактъ чисто-внутренней жизни, можетъ быть засвидѣтельствована или самимъ же писателемъ, или удостовѣрена другимъ такимъ же писателемъ. Поэтому, внѣшнимъ образомъ опредѣлить Б. книгъ Св. Писанія можно было бы только въ томъ развѣ случаѣ, если бы напр. послѣдній богод. писатель перечислилъ всѣ книги, которыя должны быть признаваемы богодухновенными. Считать признаками Б. апостольское или пророческое происхожденіе книги нельзя во 1-хъ, потому уже, что не всѣ авторы свящ. книгъ были апостолами и пророками; во 2-хъ‚ потому, что и относительно остальныхъ книгъ никогда не можетъ быть окончательно устранено сомнѣніе въ таковомъ ихъ происхожденіи, и въ 3-хъ, — [733-734] главнымъ образомъ, потому, что въ такомъ случаѣ признаніе Б. принуждено было бы опираться на весьма шаткомъ фундаментѣ научныхъ изысканій. — Не болѣе достаточны и основанія внутреннія. Если указываютъ напр. въ доказательство Б. новозав. книгъ на несравнимое превосходство ихъ силы и духа сравнительно со всѣми др. произведеніями, — даже ближайшихъ къ апостоламъ христ. писателей I в.; если видятъ признакъ Б. въ чудной гармоніи, въ полномъ согласіи всѣхъ свящ. писаній между собою съ перваго до послѣдняго, въ единствѣ ихъ цѣли, міровоззрѣнія, не смотря на происхожденіе ихъ въ разныя эпохи‚ среди разнообразныхъ условій, отъ самыхъ различныхъ — и по положенію и по образованію — писателей, начиная съ простого пастуха или рыбаря, кончая царемъ или высокообразованнымъ богословомъ; если находятъ свидѣтельство божеств. происхожденія ихъ въ высотѣ содержащагося въ нихъ ученія, въ ихъ чудесной силѣ покорять сердца и умы, приносить утѣшеніе страждущимъ, возрождать и освящать грѣшника и т. д.; то всѣ эти доказательства носятъ слишкомъ субъективный характеръ и не опредѣляютъ точно, какія же священ. книги и что́ именно въ этихъ книгахъ нужно считать богодухновеннымъ ученіемъ, и, слѣдоват., предоставляютъ широкій просторъ личному произволу. Въ виду недостаточности обоихъ указанныхъ критеріевъ остается или допустить, что признание Б. Свящ. Писанія во встзхъ его частяхъ есть дѣло увѣренности, внушаемой непосредственно Св. Духомъ каждому читающему Библію (протест. testimonium Spiritus S.), или же совершенно отрицать Б., какъ то́ и дѣлаютъ весьма многіе изъ современныхъ протестант. богослововъ, одни — прямо‚ другие — подъ покровомъ благозвучныхъ фразъ.

II. Утверждая фактъ Б. свящ. писателей и ихъ произведеній, Св. Писаніе не даетъ точно опредѣленныхъ указаній на то, какъ нужно понимать эту Б. и какъ далеко она простирается, вслѣдствіе чего главнымъ образомъ и вопросъ этотъ рѣшался и рѣшается до сихъ поръ весьма различно.

1) Почти вплоть до прошедшаго столѣтія господствующее значеніе имѣлъ тотъ взглядъ, унаслѣдованный отъ іудео-александрійскаго богословія (resp. отъ древне-языческихъ представленій объ ἐνθουσιασμός, о μανία, какъ состояніи безсознательнаго экстаза), что свящ. писатели были лишь простыми механическими орудіями въ рукахъ Бога, Который давалъ имъ одинаково какъ содержаніе, такъ и форму, внушалъ имъ не только мысли, но диктовалъ и самыя слова, указывалъ даже знаки вокализаціи и препинанія. Этотъ чисто-механическій взглядъ былъ раздѣляемъ въ древности нѣкоторыми даже учителями церкви, — напр., Іустиномъ, Аѳинагоромъ, Тертулліаномъ, которые сравнивали свящ. писателей съ музыкальными инструментами, издающими звуки, когда ихъ касается рука или уста музыканта, причемъ представляли состояніе ихъ въ моментъ боговдохновенія какъ безсознательный экстазъ. Въ новое время то же механическое воззрѣніе съ особенною силою возобновлено было протестантскими схоластиками 17 и 18 ст. (Хемнитцемъ, Гергардомъ, особ. Квенштедтомъ, Каловымъ и др.). По ихъ представленію единственнымъ авторомъ свящ. книгъ можетъ быть названъ только самъ Богъ: Онъ давалъ и побужденіе къ писанію, и диктовалъ мысли, — и не только неизвѣстныя раньше свящ. писателямъ, но въ равной мѣрѣ и тѣ, которыя имъ могли быть или дѣйствительно были извѣстны и естественнымъ путемъ; Онъ же, наконецъ, указывалъ и самыя слова для выраженія мыслей. Нѣкоторые простирали Б. даже на вокализацію и акценты еврейской библіи (особ. реформ. бог. Буксторфъ Мл., воззрѣніе котораго внесено даже въ Form. Cons. Helvet., can. 2). Что касается самихъ писателей, то, хотя они были и сознательными орудіями, но лишь въ томъ смыслѣ, что сознательно предоставляли свою руку, какъ инструментъ, въ распоряженіе Св. Духа; вся ихъ дѣятельность ограничивалась чисто внѣшнимъ [735-736] трудомъ scribendi liberos, они были простыми amanuenses, notarii, actuarii или calami Св. Духа. Такое понятіе о Б. естественно приводило къ отрицанію въ Библіи какихъ бы то ни было погрѣшностей — историческихъ, географическихъ, хронологическихъ и даже грамматическихъ. И если нѣкоторые допускали еще несовершенства стиля въ св. книгахъ, объясняя ихъ, равно какъ и вообще разнообразіе стиля, аккоммодаціей Св. Духа къ индивидуальнымъ особенностямъ литературнаго таланта св. писателей, то другіе рѣшительно утверждали абсолютное совершенство внѣшней формы св. книгъ, отсутствіе въ нихъ какихъ бы то ни было погрѣшностей противъ правильности, чистоты рѣчи, и т. п.[1].

Если подобное воззрѣніе могло уживаться въ умахъ древне-языческаго міра, то въ христіанствѣ оно рѣшительно исключается самымъ понятіемъ о Богѣ и общихъ Его отношеніяхъ къ человѣку. Даровавъ человѣку свободную волю, Богъ и въ своихъ дѣйствіяхъ на него всегда сохраняетъ этотъ даръ неприкосновеннымъ и воздѣйствуетъ не иначе, какъ въ сочетаніи съ свободой. Если же таковъ постоянный законъ дѣйствія Бога на человѣка, то тѣмъ болѣе страннымъ было бы представлять моментъ наивысшаго озаренія челов. духа, каковымъ является вдохновеніе, состояніемъ полной подавленности челов. самодѣятельности, состояніемъ чисто-пассивной лишь воспріимчивости. Что свящ. писатели чрезъ божеств. вдохновеніе дѣйствительно не низводились на степень бездушныхъ орудій бож. воли, объ этомъ яснѣйшимъ образомъ свидѣтельствуютъ они же сами, когда выставляютъ свое авторское «я» и указываютъ на личную свою самодѣятельность (см. напр. Лук. 1, 3; 2 Іоан. 1, 12; 3 Іоан. 1, 13; Рим. 15, 15; 1 Кор. 7, 6 сл.). Этой-то активностью свящ. писателей объясняются и литературныя особенности ихъ произведеній. Для защитниковъ вербальнаго вдохновенія эти особенности всегда должны оставаться камнемъ преткновенія, который можно обойти только или крайне странной и лишенной всякаго разумнаго основанія гипотезой аккоммодаціи Св. Духа къ литерат. способностямъ писателей, или признаніемъ — вопреки всякой очевидности — абсолютнаго совершенства внѣшней стороны св. книгъ. — Но и помимо указ. обстоятельства, догматическія положенія данной теоріи оказываются въ противорѣчіи съ фактической дѣйствительностью. Присутствіе разнаго рода неточностей — историческихъ, хронологическихъ, топографическихъ, равно и разногласій у свящ. писателей, является неоспоримымъ фактомъ. Такъ напр., Матѳ. 27, 9 вмѣсто пр. Захаріи, которому принадлежитъ приводимое пророчество, называетъ пр. Іеремію; Іоан. 19, 14 говоритъ, что былъ «часъ шестый», когда Пилатъ осудилъ І. Христа на смерть, тогда какъ Мрк. 15, 25 утверждаетъ, что Христосъ былъ уже распятъ около 3-го часа (ср. также Матѳ. 28, 2 и Мрк. 16, 5; Лук. 24, 4; Іоан. 20, 12; еще: Матѳ. 28, 8 сл.; Іоан. 20, 11 сл.; Мрк. 16, 9). Какъ, спрашивается, можно объяснить эти и подобныя погрѣшности и разногласія, разъ признается, что каждое слово продиктовано было писателю непосредственно Св. Духомъ? — Но что окончательно убиваетъ разсматриваемую теорію, такъ это скрывающееся въ ней противорѣчіе между ея цѣлію и результатомъ. Она старается защитить Б. въ самомъ строгомъ смыслѣ, и на самомъ дѣлѣ въ концѣ концовъ ставитъ ее подъ сомнѣніе. Б. въ томъ смыслѣ, какой придаетъ ей эта теорія, можетъ быть примѣнима къ свящ. книгамъ развѣ лишь въ ихъ первоначальномъ видѣ, какъ вышли онѣ изъ рукъ самихъ авторовъ. Но тысячи текстуальныхъ варіантовъ ясно говорятъ, что весьма-весьма многія слова и выраженія богодухновенныхъ авторовъ были впослѣдствіи измѣнены совсѣмъ не [737-738] богодухновенными переписчиками. И если данная теорія не хочетъ отказать въ Б. свящ. книгамъ въ настоящемъ ихъ видѣ, то послѣдовательно она должна допустить, что и копіистамъ, невѣрно переписывавшимъ оригиналъ, новые варіанты диктовалъ Самъ же Богъ. Потому же самому она должна признать богодухновенными и всѣхъ переводчиковъ, если не хочетъ выдать привиллегіи на обладаніе богодухновеннымъ текстомъ ветх.-зав. книгъ — евреямъ, новозавѣтныхъ — грекамъ, поскольку всякій переводъ есть лишь комментарий и никогда не можетъ быть абсолютно точнымъ воспроизведеніемъ оригинала.

2) Крайности односторонняго супра-натурализма устраняются въ теоріяхъ раціоналистическаго пошиба. Эти послѣднія представляютъ два типа. Однѣ усвояютъ Б. самымъ книгамъ Св. Писанія, ограничивая ее только существенными частями ихъ содержанія (inspiratio realis); другія, не говоря о Б. самихъ книгъ, усвояютъ послѣднюю лишь ихъ авторамъ (inspiratio personalis).

Перваго рода воззрѣніе опредѣленно было высказано въ 17 стол. арминіанами, признававшими необходимость боговдохновенія только для пророческихъ книгъ и отрицавшими таковую для историческихъ и учительныхъ частей Св. Писанія. Среди протестантскихъ богослововъ впервые подобный взглядъ выраженъ былъ въ 18 стол. Хр. М. Пфаффомъ († 1760 г.), который допускалъ вдохновеніе (suggestio divina) лишь въ отношеніи къ тому, чего свящ. писатели не могли знать сами собою; по отношенію же къ предметамъ, которые могли быть извѣстны имъ путемъ естественнымъ, признавалъ достаточнымъ лишь div. directio, причемъ въ извѣстныхъ случаяхъ находилъ даже излишнимъ и такое руководительство со стороны Бога, ограничиваясь простымъ признаніемъ div. permissio, и такимъ образомъ допускалъ въ св. книгахъ присутствіе чисто человѣческихъ представленій. Въ концѣ 18 стол., со времени распространенія раціонализма, такое воззрѣніе на Б. среди протест. богослововъ стало самымъ обычнымъ, и еще въ болѣе рѣзкой формѣ раздѣлялось весьма многими богословами — Землеромъ, Тӧллнеромъ, Гейльманомъ, особ. Генке, сводившимъ уже все въ Писаніи къ естественнымъ причинамъ (ipsas res a scientiae copia).

Выразителями второго рода воззрѣній были главн. обр. Шлейермахеръ и Роте. По Шлейермахеру, Б. не преходящее только состояніе, а постоянное всегдашнее свойство апостоловъ, простирающееся на всю ихъ служебную дѣятельность. Б. не является поэтому чѣмъ то, исключительно свойственнымъ только Свящ. Писаніямъ; послѣднія лишь причастны ей, какъ и всякая другая дѣятельность апостоловъ. Что́ это за Б., яснѣе видно изъ понятія Шлейермахера о Духѣ. Этотъ духъ, вдохновлявшій апостоловъ, понимается имъ не какъ премірный Бож. Духъ, а какъ духъ христіанской общины, внутренно присущій христіанской церкви, одушевляющій вѣрующихъ и составляющій источникъ всѣхъ духовныхъ дарованій. Этому духу причастенъ каждый христіанинъ, какъ членъ именно христіанской общины. Съ тѣхъ поръ, какъ совершилось изліяніе Духа Св. на всяку плоть, ни одинъ вѣкъ не лишенъ былъ новизны и творческой оригинальности христіанскихъ мыслей. Апост. писанія поэтому являются не болѣе, какъ первымъ членомъ въ цѣпи послѣдующихъ изложеній христ. ученія, хотя и имѣющимъ значеніе нормы на всѣ послѣдующія времена, какъ свидѣтельство первыхъ и непосредственныхъ учениковъ Христа, стоявшихъ подъ живымъ впечатлѣніемъ Его личности и жизни. Что касается в.-з. книгъ, то Шлейермахеръ отказываетъ имъ въ Б., поскольку онѣ возникли не отъ духа христ. общины, а отъ духа израильскаго, — и лишь поскольку съ нимъ соединено было сознаніе потребности искупленія, слѣдовательно, нѣчто сродное съ духомъ христіанства, имъ можно приписать въ нѣкоторомъ смыслѣ Б.[2].

[739-740] Болѣе умѣренный взглядъ высказываетъ Р. Роте. Онъ не отрицаетъ Б., какъ особаго воздѣйствія Св. Духа на провозвѣстниковъ Откровенія, но не находитъ возможнымъ усвоять ее, какъ специфическое свойство, Свящ. Писаніямъ. Б., по нему, есть лишь скоропреходящее состояніе, всегда въ извѣстной мѣрѣ имѣющее характеръ экстатическій, и въ силу этихъ свойствъ не можетъ имѣть мѣста при процессѣ писанія, поскольку послѣднее требуетъ значительнаго количества времени и не можетъ быть мыслимо въ состояніи экстаза. Книги Св. Писанія не были слѣд. непосредственнымъ продуктомъ вдохновенія. Свящ. авторы писали ихъ не въ моментъ вдохновенія, а подъ вліяніемъ лишь того общаго воздѣйствія Св. Духа, которое проникало все ихъ служеніе, — въ состояніи именно просвѣщенія, которое, какъ постоянное состояніе, Роте отличаетъ отъ вдохновенія. Поскольку это послѣднее сообщалось для правильнаго пониманія фактовъ Откровенія, то не все содержаніе свящ. произведеній причастно вдохновенію ихъ авторовъ въ равной мѣрѣ, а имѣетъ различныя степени, смотря потому, насколько близко или далеко стоитъ оно къ существенному содержанію ихъ проповѣди. При такомъ воззрѣніи Роте естественно не допускаетъ, чтобы каждый свящ. писатель въ отдѣльности былъ вполнѣ непогрѣшимъ, и признаетъ непогрѣшимость ихъ только во всей совокупности ихъ проповѣди. Свящ. Писаніе только въ своемъ цѣломъ способно дать безошибочное познаніе Откровенія Божія, поскольку даетъ полную возможность поправлять одни части другими; въ частностяхъ же оно погрѣшимо.

Главный общій недостатокъ, которымъ страдаютъ указ. теоріи обоихъ типовъ, заключается въ томъ, что онѣ не даютъ точнаго масштаба для вѣрнаго опредѣленія того, что́ же именно въ книгахъ Св. Писанія слѣдуетъ считать собственно бож. откровеніемъ, и что́ нужно причислять къ порожденіямъ лично только свящ. авторовъ. Критеріи, указываемые теоріями для разграниченія богодухновеннаго и чисто-человѣческаго элементовъ въ свящ. книгахъ, — существенное и не существенное, относящееся къ вѣроученію и не относящееся, неизвѣстное и извѣстное авторамъ, — слишкомъ субъективнаго свойства, чтобы могли служить въ данномъ случаѣ надежнымъ руководителемъ. Каждому, читающему библію, по нимъ предоставляется возможность и право суживать и расширять границы одной области насчетъ другой по собственному своему разумѣнію и безъ всякихъ притомъ основаній для увѣренности, что разграниченіе сдѣлано надлежащимъ образомъ. И исторія данныхъ теорій хорошо показываетъ, какъ неустойчивы предѣлы, которыми можно было бы отдѣлять богодухновенное отъ чисто человѣческаго: въ то время какъ одни простирали Б. почти на всю библію (напр. Калликстъ), другіе включали въ объемъ богодухновеннаго большую часть ея (болѣе умѣренные протест. богословы раціон. направленія, старые іезуитскіе богословы), третьи ограничивали его весьма незначительной долей (арминіане). Между тѣмъ, разъ Богъ далъ человѣку откровеніе, послѣдній долженъ имѣть и вѣрное ручательство въ томъ, что онъ дѣйствительно обладаетъ этимъ откровеніемъ и не принимаетъ за Слово Божіе слова чисто-человѣческаго. Поскольку же свидѣтельство откровенія дано въ Священномъ Писаніи, то основаніемъ твердой увѣренности въ дѣйствительномъ обладаніи Откровеніемъ можетъ служить только признаніе всего Писанія непосредственнымъ продуктомъ бож. вдохновенія. Это особенно нужно сказать противъ теорій личнаго вдохновенія, превращающихъ все Писаніе изъ Слова Божія въ слово человѣческое и отнимающихъ у него значеніе абсолютной нормы вѣроученія на всѣ послѣдующія времена. Противъ [741-742] Шлейермахера совершенно справедливо возражалъ въ свое время Д. Штрауссъ, что разъ свящ. н. з. писанія служатъ выраженіемъ духа христіанской общины, не плодъ непосредственнаго вдохновенія Св. Духа, то нѣтъ никакого основанія дѣлать для нихъ исключеніе изъ общаго закона всякаго духовнаго развитія, — научнаго ли, или религіознаго, — по которому первый, начальный моментъ является всегда менѣе совершеннымъ сравнительно съ послѣдующими, и никакъ не можетъ имѣть для нихъ значенія нормы. Это замѣчаніе примѣнено и къ теоріи Роте, такъ какъ и она, — не смотря на свой супранатуралистическій, повидимому, характеръ‚ — замѣняя понятіе боговдохновенія понятіемъ просвѣщенія, низводитъ Св. Писаніе на одинъ уровень съ произведеніями всѣхъ другихъ христіанскихъ писателей, просвѣщенныхъ точно также свѣтомъ Бож. Откровенія. Если даже и признать свящ. авторовъ особенными органами Бож. Откровенія и ихъ религіозное сознаніе, какъ непосредственныхъ воспріемниковъ Откровенія, специфически отличнымъ отъ сознанія всѣхъ остальныхъ вѣрующихъ, то все же ихъ произведенія, — разъ боговдохновеніе не было постояннымъ спутникомъ ихъ писательской дѣятельности, — будутъ различаться отъ произведеній послѣдующихъ вѣрующихъ только развѣ по степени чистоты изложенія и вѣрности пониманія откровенія, безусловнаго же нормативнаго значенія (относительное допустимо), какъ абсолютно непогрѣшимые памятники Бож. Откровенія, для всѣхъ послѣдующихъ временъ имѣть не могутъ.

3) Теорія личной Б. въ существенно измѣненномъ видѣ сравнительно съ тѣмъ, какой она имѣетъ у Шлейермахера и Роте, принимается большинствомъ новѣйшихъ протест. богослововъ и положительнаго направленія. Б. понимается ими какъ состояніе наивысшаго просвѣщенія человѣческаго духа, представляющее особый благодатный даръ (χάρισμα), соотвѣтствующій особому служенію провозвѣстниковъ Откровенія, именно — даръ вѣрнаго познанія и пониманія Откровенія, въ равной мѣрѣ присущій имъ какъ при устной проповѣди, такъ и при письменной дѣятельности, въ силу каковаго дара они, не смотря на личные свои недостатки и несовершенства, являются абсолютно непогрѣшимыми свидѣтелями Откровенія, а ихъ произведенія имѣютъ значеніе единственнаго источника и нормы вѣроученія на всѣ послѣдующія времена.

Данная теорія, хотя и выражаетъ мысль саму по себѣ вѣрную, не можетъ быть признана однако вполнѣ достаточной. Для Б. эта теорія намѣчаетъ болѣе узкія границы, чѣмъ онѣ есть на самомъ дѣлѣ. Понимая боговдохновеніе только какъ высшую степень бож. просвѣщенія, она тѣмъ самымъ рѣшительно устраняетъ присутствіе безсознательнаго элемента въ произведеніяхъ свящ. писателей, — присутствіе всего того, что могло бы оставаться внѣ поля ихъ яснаго сознанія. Между тѣмъ послѣдніе, и при ясномъ сознаніи всего излагаемаго въ своихъ произведеніяхъ, тѣмъ не менѣе могли не постигать всего значенія дѣйствія Духа Божія въ ихъ словѣ, могли говорить въ немъ больше того, чѣмъ усматривали сами. Направляемыя Духомъ Св., ихъ мысль и слово поставлялись на службу такимъ отдаленнымъ бож. цѣлямъ, которыхъ сами авторы въ моментъ писанія могли совсѣмъ не сознавать, ограничиваясь сознаніемъ лишь цѣлей ближайшихъ, по отношенію же къ тѣмъ — отдаленнѣйшимъ, оставаясь лишь «тростью въ рукахъ книжника» (см. ниже приводимый примѣръ — Быт., 14, 18 сл.).

III. На основаніи только что сказаннаго можно общѣе, но вѣрнѣе, опредѣлить Б. какъ особое воздѣйствіе Духа Божія на духъ человѣческій, чрезъ каковое послѣдній, при полной сохранности всѣхъ своихъ силъ и дѣятельномъ ихъ проявленіи, становится органомъ сообщенія Бож. Откровенія‚ соотвѣтственно цѣлямъ домостроительства.

Нимало не отрицая участія человѣческихъ силъ, а со всею рѣшительностію лишь отмѣчая преобладаніе божеств. начала, такое пониманіе одинаково свободно какъ отъ [743-744] крайностей односторонняго супранатурализма, устраняющаго элементъ человѣческій, такъ и отъ крайностей раціонализма, ограничивающаго до послѣдней степени элементъ божественный, гармонически сочетая тотъ и другой. Частнѣе, сочетаніе божественнаго и человѣческаго въ данномъ случаѣ мы можемъ представлять по аналогіи взаимоотношенія благодати и свободы въ дѣлѣ созиданія спасенія, или — еще лучше, — взаимоотношенія двухъ естествъ во Христѣ (каковое служитъ прототипомъ перваго). Подобно тому, какъ во Христѣ бож. и челов. естество находятся въ органическомъ единствѣ и каждое совершаетъ свое дѣйствіе съ участіемъ другаго, и какъ въ дѣлѣ спасенія ни благодать ничего не производитъ безъ участія свободы, ни свобода — безъ благодати, такъ точно и въ дѣлѣ возвѣщенія Откровенія все исходитъ отъ Бога и вмѣстѣ съ тѣмъ во всемъ проявляется свободная дѣятельность самого человѣка. При этомъ однако нѣтъ никакой нужды представлятъ участіе того и другаго фактора всегда равномѣрнымъ. Подобно опять тому, какъ въ двухъ указанныхъ аналогичныхъ случаяхъ то выступаетъ на видъ болѣе сторона божественная, то человѣческая, такъ и здѣсь: въ однихъ случаяхъ дѣйствующимъ является по преимуществу Богъ, такъ что на долю человѣка остается только рецептивная дѣятельность, въ другихъ — выступаетъ на первое мѣсто самодѣятельность человѣческая, а участіе Бога выражается лишь въ дѣйствіи, направляющемъ и вспомоществующемъ эту самодѣятельность, — причемъ однако мѣра достоинства свящ. произведеній, или ихъ различныхъ частей, — обнаруживается ли въ нихъ болѣе элементъ божественный или элементъ человѣческій — остается всегда неизмѣнно равной.

При такомъ пониманіи легко объясняются и всѣ тѣ частности въ вопросѣ о Б., вполнѣ удовлетворительнаго разрѣшенія которыхъ не даетъ ни одна изъ вышеозначенныхъ теорій.

Указанное взаимоотношеніе двухъ элементовъ мы можемъ видѣть и въ самомъ содержаніи священныхъ произведеній, и во внѣшнемъ выраженіи, и, наконецъ, въ побужденіяхъ къ ихъ написанію.

Что касается содержанія, то здѣсь естественно обнаруживается преобладаніе фактора божественнаго. Вдохновеніе весьма часто совпадаетъ здѣсь съ самымъ откровеніемъ, когда именно уму человѣческому сообщаются истины совершенно новыя, самому по себѣ ему недоступныя. Участіе человѣческаго фактора въ этихъ случаяхъ выражается лишь тѣмъ, что данныя истины проходятъ чрезъ человѣческое сознаніе, свободно усвояются имъ, становятся мыслями истинно человѣческими и выражаются въ соотвѣтствующей уму человѣческому формѣ. Бо́льшее мѣсто самодѣятельности человѣческой предоставляется тамъ, гдѣ предметомъ вдохновенія являются истины и мысли‚ уже извѣстныя человѣку, — данныя, напр., уже въ предшествующемъ откровеніи, или пріобрѣтенныя изъ собственнаго опыта, добытыя путемъ историческаго изученія, логическаго разсужденія и т. п. Ев. Лука въ началѣ своего Евангелія, наприм., сообщаетъ, что онъ имѣлъ въ виду описать, на основаніи тщательнаго изслѣдованія, событія жизни Спасителя по порядку (1, 4). При написаніи Евангелія онъ долженъ былъ слѣдовательно выполнить всѣ обязанности историка: собрать историческій матеріалъ, провѣрить его по первоисточникамъ, избрать соотвѣтствовавшее поставленной имъ цѣли, надлежащимъ образомъ упорядочить его и т. д. Историческія свѣдѣнія онъ получилъ, слѣдовательно, не по вдохновенію, а добылъ путемъ собственнаго тщательнаго изслѣдованія. Но вся эта дѣятельность евангелиста стояла въ то же время подъ руководствомъ Духа Божія: Онъ направлялъ апостола и на вѣрный путь историческаго изслѣдованія, Онъ же руководилъ выборомъ матеріала, освѣщалъ добытыя истины предъ его сознаніемъ и возводилъ ихъ на высшую степень достовѣрности. Въ какомъ смыслѣ нужно понимать руководительство Божіе въ данномъ случаѣ, ясно показываетъ слѣдующій примѣръ. Бытописатель, повѣствуя объ Авраамѣ, [745-746] упоминаетъ между прочимъ и о встрѣчѣ его съ Мелхиседекомъ (Быт. 14, 18—20). Ограничить свой разсказъ о послѣднемъ указаніемъ только этого именно единственнаго момента онъ могъ, руководствуясь ближайшими задачами и цѣлями своего произведенія. Между тѣмъ ап. Павелъ умолчанію о происхожденіи и прежней жизни Мелхиседека придаетъ особенное значеніе, поскольку оно даетъ ему основаніе видѣть въ Мелхиседекѣ прообразъ Христа; слѣдовательно, онъ признаетъ руководство Божіе не только въ отношеніи къ тому, что̀ священные писатели говорили, но и въ отношеніи къ тому, о чемъ они умалчивали. Сочетаніе, слѣдовательно, божественнаго и человѣческаго факторовъ и въ разсматриваемыхъ случаяхъ настолько тѣсно, что разграничить область дѣйствія того и другого безусловно невозможно, такъ что и чисто, повидимому, человѣческое является въ полномъ смыслѣ слова вмѣстѣ съ тѣмъ и богодухновеннымъ. — Б. Писанія не устрaняется, наконецъ, и въ томъ случаѣ, если мы встрѣчаемъ у священныхъ писателей мысли и чувства чисто человѣческія (напр. 1 Тим. 5, 23; 2 Тим. 4, 13), представленія, не соотвѣтствующія дѣйствительности, неточности, разногласія и т. п. Подобно тому, какъ и не совершенно доброе дѣло облагодатствованнаго человѣка мы приписываемъ дѣйствію божественной благодати, такъ точно признаемъ и Писаніе всецѣло богодухновеннымъ, не смотря на то, что со стороны человѣческаго элемента попускается привнесеніе нѣкоторыхъ несовершенствъ. Произведенія священныхъ писателей совершенны настолько, насколько они соотвѣтствуютъ цѣлямъ божественнымъ; а эти послѣднія не необходимо требуютъ совершенства во всѣхъ отношеніяхъ. Водительство Божіе не допускало несовершенствъ въ той лишь мѣрѣ, въ какой они могли вредить дѣлу человѣческаго спасенія. Тамъ же, гдѣ для этой цѣли вполнѣ достаточно было и несовершеннаго человѣческаго познанія, Богъ оставлялъ писателя съ его несовершенствами[3].

Если, такимъ образомъ, человѣческому элементу дается мѣсто и въ отношеніи къ содержанію Священнаго Писанія, то тѣмъ болѣе — въ отношеніи къ внѣшней формѣ. Самодѣятельность священныхъ писателей проявляется здѣсь не только въ выборѣ словъ и выраженій для мысли, но и въ опредѣленіи общаго плана произведеній, въ распорядкѣ частностей, въ пріемахъ изложенія и раскрытія мыслей, — словомъ, во всемъ томъ, что составляетъ внѣшнюю, литературную сторону произведенія. Отсюда-то именно и получается та печать индивидуальности, которая лежитъ на произведеніяхъ каждаго свящ. автора. Если, напримѣръ, мы замѣчаемъ значительное различіе въ стилѣ книгъ пр. Амоса и пр. Исаіи, если литературныя особенности произведеній ап. Іоанна представляются совершенно иными, чѣмъ въ произведеніяхъ ап. Павла, то мы должны искать причину этихъ отличій не въ аккоммодаціи Духа Божія къ способностямъ того или другого автора, а въ ихъ индивидуальныхъ особенностяхъ. Здѣсь же находятъ свое объясненіе и всѣ литературные недостатки — неправильность въ построеніи фразъ, погрѣшности противъ чистоты рѣчи, нарушеніе грамматическихъ формъ и т. п. И при всемъ томъ Писаніе остается богодухновеннымъ и со стороны выраженія. И здѣсь, какъ и въ отношеніи къ содержанію, дѣятельность человѣческаго духа всецѣло проникнута Духомъ Божіимъ, и здѣсь нельзя указать пограничной [747-748] черты, гдѣ кончалось бы дѣйствіе Божіе и начиналась бы дѣятельность человѣческая. Если ев. Іоаннъ относительно первосвящ. Каіафы замѣчаетъ, что онъ произнесъ пророчество о смерти Христовой «не отъ себя» (Іоан. 11, 51), то тѣмъ болѣе мы должны признать такое воздѣйствіе Духа Св. на вѣрныхъ Его служителей, которое направляло бы ихъ слово сообразно божественнымъ цѣлямъ и дѣлало бы его вполнѣ достаточнымъ для выраженія божественныхъ мыслей. Поэтому-то, не смотря на всѣ несовершенства внѣшней стороны священныхъ произведеній, въ нихъ нѣтъ всетаки ни одного слова, которое не было бы запечатлѣно Духомъ Божіимъ.

Взаимодѣйствіе двухъ факторовъ остается тѣмъ же самымъ и въ отношеніи къ побужденіямъ, руководившимъ священныхъ писателей въ ихъ дѣятельности. И здѣсь они сопребываютъ неразлучно; хотя выступаютъ не всегда въ одной и той же мѣрѣ. Въ однихъ случаяхъ побужденіе непосредственно дается Богомъ (Апок. 1, 11); въ другихъ — оно можетъ быть вызываемо внѣшними условіями и обстоятельствами‚ такъ что виднѣе выступаетъ самодѣятельность человѣческая. Посланіе къ Галатамъ, напримѣръ, написано ап. Павломъ по поводу появившихся заблужденій, посланія къ Коринѳянамъ по случаю безпорядковъ, возникшихъ въ коринѳской церкви. Побужденіе къ написанію посланій въ этихъ случаяхъ исходило изъ сознанія апостоломъ долга своего служенія, не дозволявшаго оставить вѣрующихъ безъ соотвѣтствующихъ наставленій и вразумленій. Но это сознаніе просвѣтлялось и направлялось, однако, Св. Духомъ, вслѣдствіе чего внутренняя потребность самого апостола получала для него значеніе и силу непосредственнаго божественнаго повелѣнія.

Литература: Проф. Н. П. Рождественскій, Христ. Апологетика, т. II, стр. 114—139; свящ. П. Я. Свѣтловъ, Опытъ апологетическаго изложенія православно-христіанск. вѣроученія, т. I, стр. 50—59; Д. Леонардовъ, Ученіе о боговдохновенности Св. Писанія въ средніе вѣка,... со времени реформаціи,... среди католич. богослововъ XVI ст.‚ въ журн. «Вѣра и Разумъ» 1899 г. №№ 5, 16, 17, 19. Изъ новѣйшихъ иностранныхъ болѣе выдающіяся: Beck‚ Einleitung in das System d. chr. Lehre, §§ 88—101; Philippi, Kirchl. Glaubenslehre, I, 150 ff. 2-te Aufl.‚ 205 ff.; вышеназванные труды Köelling’а и Gaussen’а; изъ католическихъ: Franzelin, De divina traditione et Scriptura; Fr. Schmid, De inspirationis Bibliorum vi et ratione.

  1. Въ послѣднее время старопротестантская теорія нашла себѣ горячего защитника въ лицѣ W. Köelling’а (Die Lehre von der Theopneustie. Breslau, 1891. Его же Prolegomena zur Lehre von d. Th. Bresl. 1890). Тотъ же взглядъ раздѣляетъ и реформ. богословъ L. Gaussen (La théopneustie ou l’inspiration plénière des écritures saintes, 1842).
  2. Въ духѣ Шлейермахера взглядъ на Б. в.-з. книгъ подробнѣе раскрытъ въ самое послѣднее время Стэдомъ (W. T. Stead, въ London Review of Reviews, january 1897). По его мнѣнію, Б. принадлежала всему еврейскому народу, какъ носителю идеи царства Вождя; пророки же были только преимущественными выразителями постепенно раскрывавшагося религіознаго сознанія народа.
  3. Въ признаніи всякаго рода несовершенствъ въ содержаніи Свящ. Писанія мы должны быть, однако, крайне осторожны. Исторія изученія Св. Писанія за прошедшее столѣтіе богата примѣрами того, какъ часто тамъ, гдѣ точная наука, опираясь на свои неоспоримые выводы, съ торжествомъ обличала Библію въ грубѣйшихъ заблужденіяхъ, гдѣ либеральная критика усматривала непримиримыя внутреннія противорѣчія, послѣдующее время умѣло показать согласіе Библіи и съ наукой и съ самой собою. Но и помимо этого, должно всегда помнить, что въ Св. Писаніи, какъ Словѣ Божіемъ, не все можетъ быть вполнѣ доступно нашему разумѣнію; и въ тѣхъ случаяхъ, гдѣ мы склонны были бы признать несовершенство или противорѣчіе, лучше — можетъ быть — оставаться въ положеніи дѣтей, слышащихъ порой загадочную рѣчъ отца или учителя.