Анатолий Каменский[править]
Поручик Амурчик[править]
I[править]
Поручик захолустного батальона Иван Ильич Амурчик был страшно недоволен своею фамилией. Она не давала ему покоя, мешала ему спать, наводила на самые пессимистические размышления.
«Нет, все кончено, карьера загублена навеки! — думал он однажды, лежа в своей комнате на жестком, как камень, диване. — Амурчик — ведь это свинство! Это целый скандал! Это, по меньшей мере, неприлично, неприлично до глупости! Ну какой же там черт станет заботиться о производстве в высшие чины какого-то, с позволения сказать, Амурчика?! Нет, уж Амурчик дальше капитана не пойдет, а то и просто умрет поручиком. Право, Амурчикам лучше не родиться на свет! Ведь если рассудить, то разве возможно такое сопоставление: генерал Амурчик или даже — полковник Амурчик? Тьфу, какая мерзость, ужасно! Есть, положим, у нас штабс-капитан Горшок и прапорщик Ижица, но это ничуть не скверно, это даже оригинально, это, наконец, похоже на шик».
«Впрочем, почему уж так неприличен Амурчик, — попробовал он себя утешить немного погодя. — Почему, например, Ижица считается бонтоннее Амурчика? Положим, Ижица богач и красавец, но ведь Ижицей пятилетних ребят стращают. Ах, какой срам быть Ижицей! Однако он в большом почете у здешних дам. А когда меня в первый раз ввели в общество, то несколько барышень бесцеремонным образом захохотали, услыхав мою фамилию».
«Нет, это прямо невыносимо! — вышел Амурчик из терпения. — Надо подать на Высочайшее. Тем более, что перемена совсем незначительная: Амурский… А ведь прекрасно звучит: полковник Амурский, генерал-майор Амурский!.. Ура! Эврика! Завтра же пишу! Амурский!»
— Петрушка, черт, дьявол, болван, осел. Амурский! — закричал он благим матом.
Из двери высунулась кислая заспанная физиономия денщика Петрушки. Дело было летом, часа в три дня, в самое пекло.
— Точно так-с, ваше благородие! — отрапортовал он.
— Что точно так, осел?
— Генерал Амурский к полковому командиру сегодня утром в гости из губернии пожаловали.
— Что-о? Скот. Проснись, ты бредишь?..
— Никак нет: говорят — старинный друг… бал беспременно будет.
— Так что же ты, болван, мне раньше не доложил? Все говорят, все знают, только я один по твоей милости ни черта не знаю.
— Точно так, ваше благородие.
— Что «точно так»? Вечно ты со своим «точно так» надоедаешь. Да говори же, осел, го-во-ри же!
— Штабс-капитан Горшок заходили, когда вы утром изволили почивать, и то же самое говорили: "Твой, дескать, барин все спит, знать ничего не хочет, а мы уже все духи и перчатки закупили… А еще, мол, «однофамильщики».
— Да ты что брешешь, рябая твоя харя, что ты меня морочишь? Какой однофамилец? Амурский он, ты говоришь? Амурский?
— Точно так.
— А ты не знаешь, что ли, моей фамилии? Я — Амурчик. Понимаешь: Амурчик, Амурчик! — злобно твердил он.
— Точно так.
— А ты говоришь «однофамильщики», — передразнивал поручик, — что ж он, по-твоему, такой же, как я, Амурчик?
— Никак нет: они генерал Амурчиков, а ваше благородие поручики.
— Да пойми же ты наконец! — взбесился поручик. — Что он — Амурский, — генералов Амурчиковых не бывает! — закричал он и грохнул об пол подвернувшийся стул.
— А по нашему понятию, это все одно. Амурчик, оно даже приятнее как-то.
— Приятнее, говоришь ты? Приятнее? Пшел вон, пшел! Мерзавец!
Петрушка исчез. Поручик в волнении зашагал по комнате.
— Гм… гм… ему приятнее. Черт! Долго ли он будет меня изводить?
Успокоившись немного, Амурчик присел на диван и стал размышлять: «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Теперь и показаться никуда нельзя. И не придумаешь ничего. Ведь дает же
Бог соображение и находчивость иным людям! Так с бухты-барахты возьмут да и удивят губернию. Вот бы теперь выкинуть штуку. Э, да не залечь ли спать, авось что-нибудь приснится путное».
— Эй, Петрушка!
Петрушка явился. Лицо его носило следы недавнего испуга. Он даже глаз зажмурил на минуту.
— Меня нет дома! — завопил Амурчик. — Понимаешь? Весь день нет дома, а куда ушел, не моги знать! Слышишь?
— Слушаю-с.
— Пшел вон!
Поручик развалился на диване, положил под голову облезлую клеенчатую подушку. Денщик боязливо притворил дверь.
II[править]
— Ваше благородие, а, ваше благородие, — послышался осторожный, вкрадчивый голос, — уже ночь, пожалуйте к полковнику: три раза присылали.
— А? Что? В самом деле? Что же я заспался? Одеваться скорей!
Амурчик уже одет и поспешно направляется через бульвар, к дому полкового командира барона фон Шталя.
Луна, прохлада, благоухание. Дом ярко освещен. Поручик поднимается по роскошной лестнице, убранной красным сукном и тропическими растениями. На нем превосходный мундир. Усы стрелками.
Амурчика встречает гром оркестра. Он окружен со всех сторон барышнями, которые его с чем-то поздравляют. Барон фон Шталь с приветливой, покровительственной улыбкой берет его под руку.
— Я вас представлю, — точно по секрету, сообщает он.
Генерал в кабинете барона. Волны табачного дыма, почтительно трепещущие лица офицеров. Тут все, а между всеми и Горшок, и Ижица. Генерал очень маленького роста, лысый, с длинными рыжими усами. Он держит Горшка за борт мундира и в чем-то его убеждает. Тот стоит, не шевелится и во всем соглашается с его превосходительством.
Фон Шталь подводит Амурчика.
— Позволь тебе представить нашего общего полкового любимца… Поручик Амурчик.
— Хо-хо-хо! — смеется генерал. — Это остроумно: генерал Амурский и поручик Амурчик. Всего только Амурчик. Хо-хо- хо. Впрочем, какое вы имеете право! Это нелепое подражание! На гауптвахту! — вскрикивает он. — Сейчас же! Запереть на три недели. Что за безобразие: Амурчик! Да как он смеет!.. Ну, разодолжили, полковник: как мне понимать? Это насмешка!.. Гм… Амурчик! На гауптвахту его, подражателя!
Амурчика тащат через все комнаты. Барышни хохочут. Вера, даже Вера заливается смехом. Поручик вырывается от солдат.
— Верочка! Я вас люблю! — шепчет он девушке в ухо.
— Вам сказано! На гауптвахту! — раздается грозный голос.
Перед ним стоит фон Шталь и начальнически указывает ему на дверь.
— Что вы осмелились говорить сейчас моей дочери? Вон, сию минуту! Генерал сердит, это вы виноваты со своей дурацкой фамилией. Вы подводильщик, милостивый государь!
— Какой скандал! — кричат барышни.
Амурчика стаскивают с лестницы.
На бульваре от домов и деревьев легли длинные, резкие тени. Луна светит по-прежнему… И вдруг Амурчик отделяется от земли и плавно несется по воздуху. Какая благодать! Какая свежесть, ширь, свобода! Боже! Что это? Навстречу ему плывет какое-то сказочное создание… Волосы распущены, глаза сверкают, как звезды; длинное, фантастическое, серебристо-белое платье…
— Ба, это Верочка!
— Амурчик! Милый Амурчик! — шепчут ее хорошенькие губки.
Он в восторге обнимает ее. Они несутся вместе.
— А генерал разжалован, — загадочно говорит Верочка.
— Какой генерал?.. Ах, да, да, помню: усы… как разжалован? За что?
— Очень просто: теперь генерал — ты… и знаешь, я забыла тебе сказать: в России все генералы разжалованы… только ты один и остаешься…
— Неужели это правда? — спрашивает Амурчик, весь замирая от счастья. — Господи! За что такая милость? Я — генерал, всероссийский единственный генерал! Верочка со мною… Верочка, милая, посмотри, что это там? Ты видишь это море? Верочка, едем за границу… В Италию, в Неаполь — едем, Верочка? А?
— Конечно, конечно, — шепчет Верочка, прижимаясь к нему, — а вот и твой генеральский пароход! Посмотри, какой красивый пароход.
— Поехали, поехали! — восторженно шепчет Амурчик.
Они сидят обнявшись на палубе. Луна смотрит на них и улыбается.
— Пойдем в столовую, мне что-то холодно, — говорит Верочка, — кстати, там папа.
— Я не пойду, Верочка, я его подвел, он меня застрелит.
— Да ведь ты генерал!
— Ах, да, да, я и забыл… Прости… Ну, пойдем.
Они входят в столовую. Электричество, блеск, позолота, цветы в вазах, картины, роскошные ковры. Полковник сидит в углу, в парадном мундире с орденами.
— Полковник! — с достоинством произносит Амурчик. — Я прошу руки вашей дочери.
— А, — говорит фон Шталь, — руки моей дочери? Нет, моя дочь не может быть мадам Амурчик, баронесса фон Шталь не может быть просто Амурчик.
— Да ведь он не просто Амурчик, — обиженно произносит Верочка, — он генерал, папа!
— Кто? Он? Он? Ха-ха-ха! Какой он генерал! Он белый слон.
— Скажи, что Ижица! — громко говорит Верочка.
— С какой стати, — строго замечает Амурчик, — я вовсе не Ижица, зачем лгать? Я генерал Амурчик.
— Скажи, что Ижица, болван! — уже кричит Верочка.
Амурчик потягивается и открывает глаза. Ах, что это?
III[править]
На улице уже было темно. В окно виднелось зарево от поднимавшейся луны. В прихожей слышался сильный шум.
— Скажи, что Ижица! В третий раз тебе повторяю, осел! — раздавался громкий голос.
— Дома нету.
— Да куда же он провалился? Врешь ты! Я уверен, что спит. Куда ушел? Говори.
— Не могу знать.
— Я здесь, дома, дома! — вскакивает Амурчик и отпирает дверь.
— Ну, слава Богу, — говорит Ижица, пожимая ему обе руки, — и замаялся же я, брат, с твоим Личардой, черт бы его побрал… А я к тебе. Представь: сенсационное известие! Сегодня экстренный бал. Будет весь город. Целую оранжерею опустошил командир. Ведь это прелесть! Я в числе распорядителей. Какую мне Вера Леопольдовна розетку роскошнейшую приготовила… Про тебя там очень спрашивали, велели привести живого или мертвого, говорили о каком-то сюрпризе генералу. Ну, и кутим же сегодня, я тебе доложу. Поговаривают, что полковник не ограничится общим представлением, каждого отдельно будет рекомендовать генералу… как, бишь, его фамилия?.. Вот впопыхах и не справился, какая рассеянность… А жаль, что у нас с тобой фамилии немного подгуляли. Ну, да это ничего: мундир, усы, прическа, перчатки и все такое… не обратит внимания. Гм… гм… прапорщик Ижица и поручик Амурчик…
— А знаешь ли ты, что я вовсе не Амурчик, — я подал на Высочайшее, и с сегодняшнего дня я — Амурский. («Эх, здорово соврал», — подумал он про себя.)
— Ну-у? — удивился Ижица. — Счастливец же ты! Поздравляю, поздравляю! Я, брат, откровенно говоря, начинаю тебе завидовать…
Через четверть часа приятели направлялись по бульвару к дому полковника.
«А вдруг и это сон? — мелькнуло в голове у Амурчика. — Уж очень похоже что-то: и луна, и тени, и прочее».
— Ижица! — обратился он к прапорщику. — А я ведь не предупредил барона о том, что я — Амурский. Как же это? Надо устроить.
— Ну, он сам, наверное, знает: бумаги ведь ему известны.
— Не думаю, брат, он их редко читает.
— А ты вот что сделай; как станет тебя представлять полковник, ты его и поправь… Так, деликатно, разумеется. Я, мол, нынче — Амурский. Это произведет эффект.
— Да, да, я сам так думал! — небрежно заявил он Ижице.
IV[править]
— Вот, представляю, — раскачиваясь на длинных и тонких, как жерди, ногах, говорил барон, обращаясь к генералу, — твой однофамилец, поручик Амурчик.
Все завертелось перед глазами ошеломленного поручика, когда генерал с ласковой улыбкой протянул ему руку.
«Как однофамилец?» — пронеслось в уме Амурчика, и он в то же время машинально изгибался и расшаркивался.
— А это наш главный волокита и повеса, добрейший малый и полковой любимец — прапорщик Ижица, — продолжал фон Шталь.
Генерал прищурил один глаз и насмешливо посмотрел на прапорщика.
— Оригинальная фамилия! — сиплым баском промолвил он. — Последняя буква алфавита… гм… оригинально: точно последняя спица в колеснице, — сострил генерал. — Хе-хе-хе! Похвально, очень похвально, молодой человек, — к чему-то прибавил он.
Амурчик отошел. Представления продолжались своим чередом.
— Правду ли говорит Ижица, что ты подавал прошение на Высочайшее имя и что ты вовсе не Амурчик? — подлетел к нему кто-то из самых юных офицеров.
— Нет, что за вздор! Конечно, я пошутил.
Поручик пробрался в курительную комнату и в изнеможении опустился на диван.
«Генерал Амурчик, — размышлял он, — да неужели это правда? Вот удивительное совпадение! Значит, еще ничего не потеряно. Значит, и Амурчик может быть генералом».
— Ура! Карьера! — громко крикнул он.
Его окружили. Он был бледен. Ему дали воды. Он оправился и вышел в зал.
Генерал издали закивал ему головой. Амурчик подбежал к нему.
— Слышал, слышал, молодой человек, про вашу исполнительность и хорошие качества. Вы далеко пойдете. Амурчики всегда отличались по службе. Желаю вам дослужиться до моего чина. Хе-хе-хе!
«А ведь он совсем не похож на того… разжалованного», — мелькнуло в голове счастливого поручика.
В продолжение всего вечера фон Шталь был чрезвычайно любезен с Амурчиком. Барышни кокетничали напропалую. Некоторые офицеры, а в особенности Ижица, злобно бормотали сквозь зубы: «Любимчик… однофамилец». Верочка, очаровательная Верочка во время мазурки сделала Амурчику невинный намек на то, что теперь «многое, многое» изменилось и что «некоторые люди» могут быть смелее.
Амурчик брякнул предложение.
Впервые: журнал «Искорки», 1910, № 5-6.
Исходник здесь: Фонарь. Иллюстрированный художественно-литературный журнал.