Порфирий Успенский (в миру Константин Александрович) — епископ, магистр богословия (с 1-го июня 1831 г.), доктор эллинской словесности, известный своими многочисленными трудами по истории и археологии Востока и богато составленными коллекциями рукописей. Отец П. был сыном соборного псаломщика г. Костромы, родился в 1804 году; первоначальное образование получил в Костромском Духовном Училище и Костромской Семинарии, а высшее — в С.-Петербургской Духовной Академии (1829 г.), пред окончанием курса в которой пострижен был (15-го сентября) в монашество, 18-го сентября получил степень кандидата, 20 го сентября сделан иеродиаконом и 25-го сентября — иеромонахом. Прослужив около 10 лет в разных учебных заведениях России (законоучителем во 2-м Кадетском корпусе, законоучителем, а потом профессором богословских наук в Одесском Ришельевском Лицее (с 2-го сентября 1831 г.), ректором (с 18-го июля 1838 г.) Одесской Духовной Семинарии), будучи с 20-го мая 1833 года в сане архимандрита, о. П. 1-го мая 1884 был назначен настоятелем Одесского Успенского монастыря и 15-го ноября 1840 г. назначен настоятелем церкви при Императорской российской миссии в Вене. Во время полуторагодичного настоятельства здесь он совершил поездку с научной целью по Далматинскому побережью, а в конце 1842 г. командирован был на Восток для ознакомления с нуждами православия в Палестине и Сирии. Назначение это, а затем последующая командировка на Восток в звании начальника первой русской духовной миссии в Иерусалиме (1847 г.) и, в связи с этим, неоднократные путешествия его по разным восточным монастырям и местностям, изобилующим памятниками старины, определили характер научной деятельности о. П. Деятельность эта была весьма разносторонняя и плодотворна. Так, при жизни преосвященного П. издано было свыше 70-ти ученых трудов (исследований и материалов). Важнейшие из них: "Указатель актов, хранящихся в обителях св. горы Афонской" ("Журн. Мин. Нар. Просв." 1847 г., ч. 55); "Первое путешествие в Синайский монастырь в 1845 г.", СПб. 1846"; "Путешествие по Египту и в монастыри св. Антония Великого и преп. Павла Фивейского в 1850 г., СПб. 1856; "Вероучение, богослужение, чиноположение и правила церковного благочиния египетских христиан (коптов)", СПб. 1856 г.; "Восток христианский. Египет и Синай. Виды, очерки, планы и надписи к путешествиям о. П.", СПб. 1857; "Письмена Кинея Минафы на Синайских утесах" (с 23 надписями: Египетскими, Вавилонскими и проч. и с картой Синайских надписей), СПб. 1857; "Мнение о Синайской рукописи, содержащей в себе ветхий завет неполный, и весь новый завет с посланием св. апостола Варнавы и книгой Ермы", СПб. 1862. (Честь открытия этого знаменитого Синайского кодекса IV в. принадлежит преосв. П.; в статье ведется полемика с Тишендорфом); "Четыре беседы Фотия святейшего, архиепископа константинопольского, и рассуждение о них", СПб. 1864 (Честь открытия этих важных бесед, из коих в двух трактуется о нашествии россов, тоже принадлежит преосвящ. П.); "Восток Христианский. Абиссиния" ("Труды Киев. Дух. Академии" 1866 г., №№ 3—6 и отдельно); "Ерминия, или наставление в живописном искусстве, составленное иеромонахом и живописцем Дионисием Фурноаграфиотом 1701 — 1733 гг. Перевод с греческого" ("Труды Киев. Дух. Академии" 1868 г., №№ 2, 3, 6, 12 и отдельно); "Восток Христианский. Богослужение абиссинцев" ("Труды Киев. Дух. Академии" 1869 г., №№ 3 и 4); "История Афона". ч. I: Афон языческий; ч. II: Афон христианский, мирской; ч. III: Афон монашеский" ("Труды Киев. Дух. Академии" 1371 г., №№ 6, 8, 9, 11; 1872 г., № 6; 1873 г., №№ 1, 4, 6, и отдельно); "Восток христианский. Первое путешествие в Афонские монастыри и скиты в 1845 и 1846 г.", Киев. 1877; "Восток христианский. Второе путешествие по св. горе Афонской в годы 1858, 1859 и 1861, и описание скитов афонских", Москва. 1880; "Стихирарные пииты" ("Труды Киев. Дух. Акад." 1878 г., №№ 4—7); "Святый Дионисий Ареопагит и творения его" ("Чтения в Общ. любит. духов. просвещения" 1878 г., №№ 8, 10 и 12); "Проповедники в четырех патриархатах восточных и их проповеди" ("Труды Киев. Дух. Акад." 1879 г., №№ 8 — 12); "Афонские книжники", Москва. 1883 г. Подробный перечень всех печатных трудов преосв. П. CM. y П. А. Сырку в его "Описании бумаг епископа П. Успенского, пожертвованных им в Императорскую Академию Наук по завещанию", СПб. 1891, стр. 399—408.
Однако, при жизни преосв. П. успел обнародовать не все результаты своих наблюдений и изысканий. Смерть застигла его с пером в руках, и приближение ее маститый архипастырь предчувствовал. По достоинству оценивая важность добытых им долгим и тяжелым трудом сведений, он завещал все свои бумаги Императорской Академии Наук, причем отказал ей на предмет издания своих трудов почти весь свой капитал, в количестве 24 тысяч рублей. Важное научное значение этих бумаг выяснено г. Сырку в упомянутом их описании. После этого описания Академией Наук приступлено было к изданию и самого рукописного наследия покойного владыки. До настоящего времени изданы ею в семи томах часть дневников и автобиографических записок преосв. П. (за годы с 1841 по 26-е сентября 1861 г.), под общим заглавием, данным самим составителем: "Книга бытия моего"; а из обработанных материалов — окончание истории Афона ("Восток христианский. История Афона, ч. III: Афон монашеский. 1) Судьба его с 911 по 1861 г. 2) Оправдание истории Афона", СПб. 1892). Ввиду важного значения "Книги Бытия" не только для биографии преосв. П., но также (и еще более) для востоковедения, в частности Палестиноведения, Императорское Православное Палестинское Общество долю издержек по изданию ее приняло на себя.
Богатое собрание рукописей церковно-славянских и русских, греческих, латинских, арабских, сирийских, грузинских и на других языках, составленное во время продолжительного пребывания преосв. П. в разных странах христианского Востока, — собрание, издавна радушно открывавшееся им для пользования как русским, так и заграничным ученым (академик И. И. Срезневский, проф. А. С. Павлов, проф. Н. Н. Петров, барон В. P. Розен, архимандрит Амфилохий, К. Тишендорф и многие другие), — незадолго до смерти преосв. приобретено было Императорской Публичного Библиотекой за сравнительно (имею в виду научную ценность коллекции) скромную сумму — 15000 рублей. (См. "Краткий обзор собрания рукописей, принадлежавшего преосв. епископу П., а ныне хранящегося в Императорской Публичной Библиотеке", СПб. 1885).
Весьма ценная в научном отношении коллекция икон (абиссинских, сирийских, грузинских, греческого письма в Иерусалиме, на Синае и на Афоне) пожертвована преосв. П. в Церковно-археологический Музей при Киевской Духовной Академии. (Краткий перечень пожертвований преосв. П. в означенный Музей см. в "Трудах Киев. Дух. Академии" за 1885 г., № XI, стр. 505—509).
Будучи человеком широко образованным, хорошо знавшим классические и новые языки, обладая пытливым умом и неутомимой энергией, горячо любя науку ради самой науки и отдаваясь ей с юношеским увлечением, о. П. совмещал в себе много данных для успешного изучения прошлого и современного состояния Востока. Этим объясняется как обилие собранного им материала, так и вдумчивая (не без поэтических, впрочем, по свойству его темперамента, уклонений) обработка его, выразившаяся в целом ряде ценах, иногда даже капитальных произведений. Этим объясняется и поражающая знакомых с печатными и рукописными трудами преосв. П. многосторонность охватываемых его кругозором предметов и энциклопедическое обилие делаемых им сообщений и изысканий по поводу означенных предметов. Богословие, философия, история, юриспруденция, архитектура, ваяние, живопись, даже медицина, — ничто не ускользало от пытливого ученого, погруженного в архивную пыль. Вдумчивый и тонкий ценитель виден в нашем ученом и при его рассуждениях о современном ему положении православия на Востоке.
Преосв. П. в. качестве эпиграфа к одному из своих сочинений поместил следующее изречение Лафатера: "Отыскивать истину в путанице понятий, предощущать ее, находить ее, исправлять свои ошибки, — вот моя утеха, мое старанье". Эпиграф выбран очень удачно. Он верно характеризует всю научно-литературную деятельность преосв. П. Любовь к истине была ему присуща, усилия к отысканию ее были велики, а приобретение ее всегда доставляло ему чистую радость. Эта любовь к исторической правде не оставляла автора в тех даже случаях, когда его глубокое религиозное чувство, привыкшее ценить благочестивые предания старины, делало как бы некоторые преграды критическому уму преосвященного.
Уважение к преосв. П., как труженику во имя науки, еще более увеличивается при мысли, что ему зачастую приходилось работать при очень тяжелых условиях, что жизненный путь его далеко не всегда усыпан был розами. Речь о житейских невзгодах, испытанных преосв. П., имеет тесную связь с речью об его личном характере и общественных отношениях, так как последними, в большинстве случаев, обусловливались и самые его невзгоды. Искренний, правдивый и настойчивый в своих ученых работах, преосв. П. был столь же искренним, правдивым, устойчивым и в жизни. Но, всецело отдавшись премудрости книжной, он мало был знаком, да и пренебрегал мудростью житейской. Естественными последствиями этого должны были явиться столкновения и недоразумения в области житейских отношений, тем более, что, по достоинству ценя свои ученые труды, преосв. П. не чужд был самомнения, и усвоенный им критицизм по отношению к историческим событиям древности переносил и на современный ему строй церкви, не только греко-восточной, но и русской, делая при этом иногда не совсем верные и во всяком случае смелые шаги. Путешествуя по Востоку, живой и впечатлительный о. Порфирий, несмотря на поглощавшие его научные занятия, не мог по своей натуре оставаться безучастным зрителем тех злоб дня, свидетелем которых ему невольно приходилось быть, — и зачастую, то по доброте своего сердца, то по свойственной ему прямоте характера, вмешивался, как сам выражается, "не в свои дела". Нередко приходилось ему высказывать горькую правду и по адресу греческого духовенства (особенно сильно вооружался он против царившей среди греческой иерархии распущенности нравов). Впрочем, во время пребывания на Востоке ввиду официального положения о. Порфирия, как лица, командированного русским правительством, перед которым высшее греческое духовенство в то время сильно заискивало, его смелые обличения не доставляли ему больших огорчений. Но о. Порфирий действовал известным образом отнюдь не под влиянием привилегированного своего положения на Востоке, а по убеждению и присущим его характеру свойствам. Поэтому, каким он был на Востоке, таким же является он перед нами и на родине. И здесь он иногда крупно и смело говорил с сильными мира сего. Отсюда — ряд невзгод, испытанных смелым архимандритом; так, после возвращения из первой командировки, состоялось было решение, — к счастию для русской науки не осуществившееся, — водворить о. Порфирия в Сергиевской пустыни, что похоже было бы на заточение.
Разумеется, крупные невзгоды о. Порфирий испытывал только в первую половину своей служебной карьеры. Впоследствии, после многолетних трудов, он возведен был в сан епископа Чигиринского с званием викария Киевского митрополита (5-го февраля 1865 г.) и, состоя вместе с тем настоятелем Киево-Михайловского монастыря, материально был хорошо обеспечен. Но самостоятельной кафедры, несмотря на не раз выражаемое желание, ему не удалось получить. Без сомнения, это объясняется некоторыми оригинальными воззрениями преосвященного, шедшими вразрез с установившеюся практикой русской церкви. Так, например, он не раз высказывал мысль о необходимости замены у нас Св. Синода патриаршеством, о радикальном изменении епархиального управления, находил крайне неудовлетворительной постановку преподавания в наших духовно-учебных заведениях, говорил об уничтожении духовного сословия, как касты, и т. п. Немало мешала успехам преосв. Порфирия на служебном поприще и его административно-служебная деятельность даже в тех скромных пределах, в каких предоставлена она киевским викариям. Старым киевским академистам известно, какой переполох в среде корпорации Киевской Духовной Академии произвела порученная ему ревизия означенной Академии. Преосвященный Порфирий, ревизуя это учреждение, прилагал к нему излюбленные свои desiderata o постановке преподавания в наших духовно-учебных заведениях и в своем отчете строго раскритиковал преподавание почти всех академических профессоров. Покойный ректор Академии архимандрит Филарет был очень встревожен этим и пригласил профессоров на совещание. Здесь было решено в объяснительной записке по поводу отчета указать на те вопросы, какие предлагались преосв. Порфирием при экзамене студентов. A так как некоторые из этих вопросов были крайне неудобны (напр., "законно ли у нас существование Св. Синода?"), то пришлось уже встревожиться митрополиту Арсению, очень любившему преосв. Порфирия. Вследствие чего последний, по усиленному настоянию митрополита, должен был переделать свой отчет, имевший быть отосланным в Св. Синод. Многим из киевского духовенства хорошо еще памятны резолюции преосв. Порфирия (в период между-митрополитства) на журнальных постановлениях местной Консистории. Некоторые из них чересчур своеобразны и даже по форме не всегда удобны. Отказ дьячку перейти в другой приход делается в таких выражениях: "бегать от колокольни до колокольни не следует". На прошении прихожан иметь другого священника полагается резолюция: "два кота в одном мешке передерутся". Желание одного священника поменяться приходом с другим отклоняется резолюцией: "иереи не цыгане, а церкви не кобылы" и т. д. Вообще следует заметить, что преосв. Порфирий вовсе не имел административных способностей и напрасно, а также несправедливо сетовал на то, что у него "связаны крылья". С уверенностью можно сказать, что, если бы уважение к ученым трудам преосвещенного и развязало последние, — порывистый полет его был бы очень не продолжителен. — К характеристике преосв. Порфирия, как человека, следует прибавить, что он был большой патриот; в ряду же политических его чаяний заветнейшим чаянием было объединение всего славянского мира ("вечное заодно") "под сению креста и русского орла".
Скончался преосв. Порфирий 19-го апреля 1885 года в Москве, куда переведен был из Киева в начале 1878 г. с назначением (31-го декабря 1877 г.) членом Московской Синодальной Конторы и настоятелем ставропигиального Новоспасского монастыря, где он и погребен.
Главнейшие источники указаны у Д. Языкова, в книге "Жизнь и труды покойных русских писателей", вып. V и сл.