Перейти к содержанию

Светлана и Мстислав (Востоков)

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Светлана и Мстислав. Богатырская повесть в четырех песнях
автор Александр Христофорович Востоков (1781—1864)
Дата создания: янв., опубл.: 1806[1]. Источник: Востоков в библиотеке Максима Мошкова


СВЕТЛАНА И МСТИСЛАВ


Богатырская повесть в четырех песнях

ПЕСНЬ ПЕРВАЯ

Светлана в Киеве счастливом
Красой и младостью цвела
И изо всех красавиц дивом
При княжеском дворе была.
Но более еще сияла
Душевной прелестью она,
С приятством кротость съединяла,
Была невинна и умна,

Князей, богатырей и гридней[2]
10  Всегда текла толпа за ней.
«Светлана Лады миловидней!» —
Баяны[3] напевали ей.
И кто б, воззрев, не покорился
Ее божественным очам!
В любви достойную влюбился
Великий князь Владимир сам.

«Люби меня, девица красна! —
Владимир-солнце[4] ей твердит. —
Волненье, муки сердца страстна
20  Приятный взор твой утолит,
Люби меня! Во ткани златы
Твою одену красоту,
Дам волости тебе богаты
И всем княгиням предпочту!

Склонись!» Но тщетно он слагает
Пред нею княжескую власть,
Он тщетно молит, угрожает:
Она его отвергла страсть!
Какая ж бы, он мнит, причина
30  Сея холодности была?
Но ах, когда б он знал, что сына
Ему Светлана предпочла!

К отцу из своего удела
Тмутараканский прибыл князь.
Светлана юношу узрела —
Заискрелась и разлилась
Любовь в груди девицы красной.
От всех она ее таит;
Но ей изменит вздох всечасный
40  И разгорание ланит.

Вступал ли в стремена златые
На играх рыцарских Мстислав,
Метал ли копья из десныя
В высоку цель, иль, щит подъяв,
Скакал чрез поприще широко,
Одолеваючи князей, —
За ним ее летало око,
И сердце трепетало в ней.

Уже ты, бедная, мечтаешь
50  О нем во сне и на яву,
И злых людей не примечаешь:
Разносят о тебе молву!
Но киевского слух владыки
Молва сия, как гром, разит;
Немедля сына князь великий
В чертог к себе призвать велит.

«На то ль ты, отрок дерзновенный!
Удельный град оставил свой, —
Вещал Владимир раздраженный, —
60  Чтоб отчий нарушать покой?
Уже девиц ты обольщаешь,
Злосчастный! Сеешь здесь раздор!
О, ты мне сердце отравляешь,
Оставь немедленно мой двор!»

«Отец мой! — с должным преклоненьем
Млад витязь изумленно рек, —
Скажи, каким я преступленьем
Вдруг гнев твой на себя навлек?»
— «Каким! Личиною обмана
70  Свои ты хочешь козни скрыть:
Не влюблена ль в тебя Светлана?
Не ты ль дерзнул ее прельстить?»

«Что слышу! Я любим Светланой!
Ах, вподлинну ль, родитель мой,
Столь счастлив я? Стократ желанной
Я мог ли вести ждать такой!..
Явлю во всем повиновенье,
Во всем, — лишь мне Светлану дай.
Готов идти я в заточенье,
80  Но с ней меня не разлучай!»

Кто гнев Владимира опишет,
Борьбу страстей жестоких в нем!
Он ревностью, досадой дышит,
Врага он в сыне зрит своем.
«Не будь ко мне жестокосердым, —
Прекрасный продолжал Мстислав,
Почтительно, но гласом твердым,
К ногам родительским припав. —

Мой князь, тебя я почитаю,
90  Отец мой, я тебя люблю,
Но я Светлану обожаю
И никому не уступлю!»
С сим словом встал и распростился
С умолкшим в ярости отцом,
От коего он известился
Теперь лишь только сам о том.

Но сам еще не доверяет
Тому, что девой он любим;
Спешит, минуты не теряет —
100  И восхищен известьем сим,
И купно опасаясь гнева
Отцовского, — спешит туда,
Где вожделенна сердцу дева,
Светлана где живет млада.

ПЕСНЬ ВТОРАЯ

Под тихим кровом ночи темной
Мстислав прокрался к тем местам.
Но как в чертог уединенный
Предстать Светланиным очам?
И ночью ж? Но всесильну злату
110  И просьбам дом отворен стал;
Введен рабыней, вшел внезапу
И изумившейся вещал:

«Нельзя мне долее таиться,
Давно плененному тобой!
Я слышал, — но могу ли льститься, —
Что не противен я драгой!
Могу ль сему поверить счастью?
Ответствуй мне, мой рок сверши!
Грядущий час грозит напастью
120  Тебе и мне — ах! поспеши!»

С любовью стыд в ней равносильны,
Но первая превозмогла;
Возведши робко взор умильный,
«Люблю тебя», — произнесла.
Сей взор Мстислава восхищает,
Бальзам в него слова те льют;
Он руку нежную лобзает

И вздохом зыблемую грудь.
Но дороги для них мгновенья,
130  И скоро во младых сердцах
Наместо сладка упоенья
Вселился справедливый страх.
Мстислав решается. «Драгая! —
Светлане он сказал своей, —
Пойдем, нас ждет страна иная,
Оставим град опасный сей!

Мой остров[5] пажитями красен,
Обширен мой престольный град,
Обилен, весел, безопасен,
140  Там ждет нас Леля,[6] бог отрад;
И жизнь свою отдам я прежде,
Чем милую!» Она на то:
«Даюсь тебе, моей надежде!
Жених мой ты или никто!»

Потом срядилась для дороги
Светлана скрытно ото всех;
Оставила свои чертоги
Со вздохом, — может быть, навек;
Но с нею шел любовник милый,
150  О чем еще ей горевать,
Какие Чернобожьи силы
Противу Лады могут стать!

Свою дружину собирает
Мстислав, тмутараканский князь;
С собою путь им назначает,
С любезной на коня садясь.
Сколь привлекательным находит
Она его в сей страшный час!
С младого рыцаря не сводит
160  Своих любующихся глаз.

И между тем их борзы кони
По усыпленным стогнам мчат.
Страшася каждый миг погони,
Любовники спешат, спешат.
Уже из Киева удачно
Предместьем выбрались глухим;
Вкруг их безмолвно всё и мрачно
По дебрям и горам крутым.

Спокойным села сном забылись,
170  На всё простерла ночь покров;
Во мраке туч от взоров крылись
И звезды, теремы богов.
Лишь вод Днепровых тихий ропот
Носился путникам вослед,
И эхо только конский топот
От гор горам передает.

ПЕСНЬ ТРЕТИЯ


О Ладо, красоты богиня!
Любовников в пути храни:
Чиста их склонность и невинна,
180  Достойны счастия они.
Раздоры, бедствия рождает
И мучит нас твой горький Дид,[7]
Но Леля радость восставляет,
Сердца связует и мирит.

Владимир по уходе сына
Остался вне себя, не знал,
На что решиться: зла кручина
Рвала в нем сердце. Он пылал
Жаленья, гордости, любови,
190  Неистовства, стыда огнем.
Вдруг дышит мщеньем, жаждет крови;
Вдруг действует природа в нем.

Природа к сыну преклоняла,
Который так достоин был
Отца во всем; напоминала,
Что он такую полюбил,
Которую никто не может
Увидеть, не влюбясь; но вдруг
Опять свирепа ревность гложет,
200  Опять делят в нем страсти дух.

Какой конец борьба получит,
Какая страсть одержит верх?
И не родит ли новы тучи
Сей неожиданный побег?
Восстал Владимир, — но оставим
Великокняжеский терем
И за Светланою направим
Полет свой ясным соколом.

Сквозь дичь, сквозь мрак, на крыльях Лели
210  С дружиной верною своей
Светлана и Мстислав летели.
Они уже среди полей
Переяславских; но Зимцерла
Еще по небесам ковров
Своих червленых не простерла,
И не был ночи снят покров.

С полей же тех был виден славный
Надгробный памятник славян,
Еще до Кия, в веки давны
220  Насыпан кругл, высок курган.
Густою окружаясь рощей,
Над нею гордо возносил
Хребет свой, зеленью поросший,
И путника к себе манил.

Но страхом заперло дорогу
К нему сквозь лес дремуч и дик,
Затем что там имел берлогу
Разбойник Вепрь Железный Клык.
Он по три дни и по три ночи
230  Всё рыскал, — не спал, не дремал;
Но снова богатырски очи
На столько ж суток он смыкал,

Мстислав без страху в лес пустился
И около кургана там
С дружиною расположился,
Дать отдых усталым коням,
В свои объятья взяв, ссажает
С коня Светлану юный князь;
Зеленый дерн их ожидает.
240  И вся по роще разошлась
Для стражи Князева дружина.

Отрадной мыслию полна
Душа Владимирова сына:
«Она со мной! Моя она!»
Стыдлива, юная девица
С любезным женихом своим
На травку мягкую садится,
Беседуя приятно с ним.

Наговориться, наглядеться
250  Не может милая чета;
Что речь, что взгляд — то вздох их сердца,
И часто сходятся уста,
Рука жмет часто руку нежно,
Огонь блистает во очах;
Клянутся друг ко другу вечно
Живейшу страсть питать в сердцах.

Но вдруг восторг их прерывает
Ужасный топот, шум и крик.
И — некто черен выезжает
260  Из-за кургана в тот же миг.
Сидит на аргамаке чалом,
При бедре светлый меч висит,
Шелом с опущенным забралом,
Копье в десной, а в шуйце щит.

Он, к двум сидящим прискакавши,
Невнятно, глухо провещал:
«Ба! я прервал утехи ваши,
На счастие же я попал!..
Послушай! чур со мной делиться!
270  Сейчас мне девицу отдай;
Или — решись со мною биться
И тяжесть сей руки узнай!

Что смотришь? Нет тебе подмоги,
Твоя дружина пала вся,
И сам ты здесь подкосишь ноги!
Сдавайся, — Вепрь-разбойник я
Тмутараканский князь, в безмерной
Досаде от помехи сей,
Воскликнул гневно: «Дерзновенный,
280  Пришел за смертью ты своей!»

Со смехом черный отвечает:
«Хотелось бы увидеть мне —
Язык твой много обещает! —
Таков ли храбр ты на коне,
Как на траве с младой девицей?»
Мстислав, досадою горя,
Схватил копье — скок на конь, мчится,
Летит на грозного Вепря.

ПЕСНЬ ЧЕТВЕРТАЯ


Что сталось, нежная, с тобою!
290  Что чувствовала ты в тот миг,
Когда к кровопролитну бою
Возлюбленный твой тек жених!
Ты тщетно робкий взор вперяла,
Чтоб по виду врага узнать:
Лицо — решеткою забрала,
Весь стан закрыт железом лат.

Уж остры копья притупили,
В листовые щиты вонзив,
И светлы сабли обнажили,
300  Поспешно с седел соскочив,
Сошлись для страшного сраженья.
Кольчуги, шлемы их звучат,
От тяжкого мечей паденья
С доспехов иверни летят.

Мстислав противнику полшлема,
Мечом ударив, отделил
И сшиб с главы, но в то же время
Его меч вражий улучил.
Он побледнел, поник — из раны
310  Кровь жарким брызнула ручьем!
Раздался жалкий вопль Светланы
При нестерпимом виде том.

Но вид еще иной открылся:
Расколот шлем, лишен подпруг,
С черноодетого скатился…
Лицо его наруже вдруг.
Светлана вскликнула: «Владимир!»
«Отец мой!» — вскрикнул юный князь..,
— «Так; помиримся, сын любимый!
320  Огнь ревности моей погас».

Вещал — и, нежно беспокоясь
И с ужасом откинув меч,
С себя срывает белый пояс,
Чтобы скорее кровь пресечь,
Текущу из сыновней раны;
Причем без зависти он зрит
Пособье плачущей Светланы
И попеченье с ней делит.

От тяжка шлема разрешает
330  Светлана юноше главу,
Поддерживая, лобызает, —
Он опустился на траву.
Владимир рек: «Обуревала
Меня неукротима страсть;
Но се природа восприяла
Свою над отчим сердцем власть,

А ты, невинная причина
Того, что я, забыв родство,
На кровного стремился сына,
340  Ввергал во гроб себя, его, —
Светлана! будь ему женою.
Тебе Мстислав, я знаю, мил,
И обладание тобою
Своею кровью он купил!»

Откуда ж вдруг взялся Владимир
И как бегущих он настиг?
И в грозное облекся имя:
Разбойник Вепрь Железный Клык?
О сем потщися нам поведать,
350  Баяне вещий древних лет!..
Не мог ли вмиг Владимир сведать,
Что в Киеве Светланы нет?

Разосланы гонцы. Открылся
Бегущих след. Немедля сам
Владимир на коня садился,
Сверкнувшим в нем тогда мыслям,
«Чего царю свершить не можно,
Как если на сердце он взял?»
Конечно, так. Но, думать должно,
360  Разбойник Вепрь тогда дремал,

К стопам Владимировым пали
Светлана и младой Мстислав
И в онеменьи пребывали, —
Но царь, их ласково подняв,
Сказал: «Возлюбленные чада,
Забудьте все напасти вы,
Меня связует с вами Лада
Узлом родительской любви!

А ты мне в силе мышцы равен,
370  Храбрейший из сынов моих!
И бой для нас обоих славен…»
На то Светланин рек жених:
«Он славен, — я не чту позором,
Что побежден рукой отца;
Но ты бы мог единым взором,
Единым манием лица

Меня сразить: зачем ты крылся?»
— «Мой сын, любовь равняет всех;
Отцовской властью я стыдился
380  Над солюбовником взять верх.
Мечтами страсти ослепленный,
Я думал храбростью одной
Стяжать красы ее бесценны —
И кровью залил пламень свой!

Но искре б не затлеться прежней,
О дщерь моя! не изъявляй
Мне благодарности столь нежной,
Мстислава одного ласкай!
Пойдем, помыслим об отъезде
390  Теперь зараней в Киев-град.
Вблизи отсель, с моими вместе,
Все спутники твои стоят».

Тогда явилась колесница,
Везома парою коней.
С девицей юноша садится,
А между их Владимир в ней.
В глубоки мысли погруженный,
Что над собой победу взял,
В душе, борьбою утомленной,
400  Казалось, он триумф держал.

Триумфу оному златая
Была добыча: связь сердец;
Признательность, любовь святая
Несли над ним торжеств венец.
Но приобретеньем Светланы
И отчей благостью Мстислав
Утешен, не болел от раны,
Был взором светл и телом здрав.

Наставшу утру возвратился
410  Мстислав с Светланой в Киев-град,
В семь дней от ран он исцелился,
В осьмой был свадебный обряд.
И брачну песнь гремят Баяны,
Цветет отрадой княжий дом,
За скатерти садятся браны,
И турий[8] рог пошел кругом.


Январь 1802


Примечания

  1. 10. ОЛ -А. X. Востоков, Опыты лирические, чч. 1-2, СПб., 1805-1806., ч. 2, с. 81, с подзаг. «Древний романс в четырех песнях», без строфы 10 первой песни и строфы 6 четвертой песни, с прим. автора и с эпиграфом из так называемого сборника Кирши Данилова «Древние русские стихотворения, напечатанные со старинной рукописи, находящейся у одного любителя русского слова» (М., 1804). Печ. по Стих. В, с. 75. Датируется по Летописи. Поэма Востокова насыщена псевдославянской мифологией, заимствованной им из сборников М. Д. Чулкова «Краткий мифологический лексикон» (1767), «Словарь русских суеверий» (1782; 2-е изд. — «Абевега русских суеверий», 1786), а также из книги М. В. Попова «Описание древнего славянского языческого баснословия» (1768). Тмутараканский прибыл князь — Мстислав (ум. 1033 или 1034 г.). Вступал ли в стремена златые — заимствовано из «Слова о полку Игореве» («въступи Игорь князь в злат стремень»). Там ждет нас Леля, бог отрад. В прим. Востокова к этому месту (ОЛ, ч. 2, с. 98) говорится: «Один из моих приятелей, прилежный хронолог и антиквариус, уверял меня, что в то время… Россия уже приняла святое крещение и, следственно, нельзя, чтоб Мстислав поминал богов славенских. Я бы мог на это сказать, что поэтам позволительны анахронизмы, но кроме того ссылаюсь на песнь о походе Игоря, сочиненную… спустя двести лет по введении христианства и несмотря на то поминающую имена богов: Белеса, Даждьбога, Стрибога и пр.». Чернобожьи силы. Чернобога, по словам М. Д. Чулкова, «признавали за бога, обитающего в аде» («Абевега русских суеверий», М., 1786, с. 214). Кий — князь, легендарный основатель Киева.
  2. Гридни — правильнее гридины или гридьба, так назывались придворные во времена первых князей. Гридня или гридница — чертог или зала дворцовая.
  3. Баяны — русские барды. Употреблено по примеру г-на Нарежного, см. в «Приятном и полезном препровождении времени», ч. XX, песнь Владимиру киевских баянов.
  4. В старинных русских сказках и песнях обыкновенное прозвище Владимиру — солнышко.
  5. Остров Тмутараканский — ныне Таман.
  6. Леля — славенский Амур. Подробнее обо всех богах славенских, здесь и далее упоминаемых, можно прочесть в „Досугах“ Попова и в „Абевеге русских суеверий“ Чулкова, коим следовал автор.
  7. Дид — противный Леле бог, что заключают из припева: Дидо калина, Леля малина. Автор разумел под именем Дида любовь несчастную, мучительную, а под именем Лели счастливую, сопровождаемую успехом и удовольствием.
  8. Бычачий рог, каковый употребляли на пиршествах вместо чаши, из оного пили мед, как видно по древним русским стихотворениям. На пиршествах у князя Владимира обыкновенно подносили богатырям чару зелена вина и турий рог меду сладкого.}