Перейти к содержанию

Стихотворения (Черный)

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Стихотворения
автор Саша Черный
Опубл.: 1906. Источник: az.lib.ru • «От русского флота остались одни адмиралы…»
«Мундирную честь заливают вином…»
Новогодние предсказанья
К празднику
Чепуха («Трепов — мягче сатаны…»)
Словесность
Чепуха («От российской чепухи…»)
День монсеньора
Две Думы
До реакции. Пародия
Вывеска и собака
Кому живется весело?
Балбес
Сон
«Слишком много разговоров…»
Жалобы обывателя
Пастырь добрый
Фитили
Голос обывателя
Эмигрантское
Мираж
Парижское житье
Жилье
В метро
Картофельная идея
Воробьиная элегия
Проект («На каждую новую книжку по этике…»)
«Здесь в комнате тихо, а там, за стеклом…»
Слишком много
Вопль
Дерзкая задача
Верх лояльности, или От великого до смешного только один шаг
Стилизованный осел. Ария для безголосых
Опять
Литература и критика (Из Sinngedichte Людвига Фульда):
1. «Короли, герои, папы…»
2. Разговор на могиле
3. «Когда он меня обругал…»
«Что можно с Маркова взыскать?..»
Перед началом думских игр. Беспартийная элегия
Друг-читатель. Этюд
Герой. Дурак без примеси
Во имя чего?

 Саша Черный

 Стихотворения

----------------------------------------------------------------------------
 Стихотворная сатира первой русской революции (1905-1907)
 Библиотека поэта. Большая серия. Второе издание.
 Л., "Советский писатель", 1969
----------------------------------------------------------------------------

 Содержание

 249. "От русского флота остались одни адмиралы..."
 250. "Мундирную честь заливают вином..."
 251. Новогодние предсказанья
 252. К празднику
 253. Чепуха ("Трепов - мягче сатаны...")
 254. Словесность
 255. Чепуха ("От российской чепухи...")
 256. День монсеньора
 257. Две Думы
 258. До реакции. Пародия
 259. Вывеска и собака
 260. Кому живется весело?
 261. Балбес
 262. Сон
 263. "Слишком много разговоров..."
 264. Жалобы обывателя
 265. Пастырь добрый
 266. Фитили

 249

 От русского флота остались одни адмиралы -
 Флот старый потоплен, а новый ушел по карманам.
 Чухнин, Бирилёв и Дубасов - всё славные русские лица,
 Надежда и гордость страны, опора придворных и прочих.
 Чухнин с Бирилёвым себя показали довольно,
 А бедный Дубасов без дела сидит в Петербурге...
 В престольной Москве разгорается злая крамола,
 Рабочий, солдат и почтовый чиновник мятежный
 Хотят отложиться от славной державы Российской...
 Последние волосы Витте терзает в смертельном испуге:
 "Москва, ты оплот вековечный престола и церкви,
 Не ты ли себя сожигала в войне с Бонапартом,
 Не ты ли Димитрием Ложным из пушки палила?
 А ныне - почтовый чиновник, солдат и рабочий
 Союз заключают, поправ и закон, и природу!
 О горе, о ужас! Кого же в Москву мне отправить,
 Чтоб был он собою ужасен, и пылок, и дерзок,
 Имел бы здоровую глотку и крепкие, львиные мышцы,
 Чтоб буйный почтовый чиновник, солдат и мятежный рабочий
 Взглянули... и в ужасе бледном закрыли бы лица руками.
 Людей даровитых не стало - иные бесславно погибли,
 Иные, продав свою ренту, позорно бежали на Запад..."
 И видит пророческий сон Сергей, миротворец Портсмутский:
 На снежном, изрытом копытами конскими поле
 Кровавые трупы лежат - и в небо застывшие очи
 Безмолвно и строго глядят... Ужасны их бледные лица!
 Над ними кружит воронье, и в хриплом, зловещем их крике
 Граф Витте отчетливо слышит: "Дубасов, Дубасов, Дубасов!.."
 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
 Воспрянул от ложа Сергей, миротворец Портсмутский,
 И быстро садится к столу и черные буквы выводит:
 "Дубасов в Москву на гастроли..."
 Чу, поезд несется в Москву, с ним ветер летит вперегонку,
 На небе зловеще горят багровые, низкие тучи,
 Навстречу кружит воронье и каркает хрипло и злобно:
 "Посмотрим, Дубасов, посмотрим..."

 8 декабря 1905

 250

 Вчера в ресторане "Слава" неизвестный
 штатский толкнул случайно находившегося там же
 корнета N и не извинился. Корнет, бывший, по
 словам очевидцев, в нетрезвом состоянии,
 выхватил шашку и уложил несчастного на месте.
 Хроника

 Мундирную честь заливают вином
 И топчут в публичных домах, -
 Но это зовут пустяком
 В военных кругах.

 Крепка дисциплина, крепка кулаком
 В пехотных и конных полках, -
 Но это зовут пустяком
 В военных кругах.

 И кормят солдата протухшим пшеном,
 Бывает и мясо в червях...
 Но это зовут пустяком
 В военных кругах.

 Но если случайно заденешь плечом
 Героя в орлах -
 Услышишь: "К барьеру... убьем!" -
 В военных кругах.

 Декабрь 1905

 251. НОВОГОДНИЕ ПРЕДСКАЗАНЬЯ

 Если беден ты талантом,
 Будешь флигель-адъютантом,
 Лишь командуй "пли" да "пли"
 Да людей кругом вали...

 Если ты рожден курьером,
 Будешь графом и премьером,
 Настроенья примечай,
 На хозяина не лай.

 Если ты рожден шакалом,
 Будешь вице-адмиралом,
 Броненосцев не чини,
 Что увидишь - всё тяни!

 Если ты рожден неверно,
 Будешь в Пажеском наверно -
 Только ты в своем кругу
 О папаше ни гу-гу...

 Если ты рожден дурашкой,
 Будешь маленьким плюгашкой -
 Вправо, влево, как волчок,
 Будешь прыгать, дурачок.

 Если ты не под надзором,
 Будешь скоро прокурором -
 Ибо только прокурор
 Не берется под надзор...

 Если ты рожден евреем,
 Значит - должен быть злодеем,
 Ибо Меньшиков кричит,
 Что Россию "жид" мутит.

 Если вы душою чисты,
 Значит, вы социалисты:
 Кто не вор и не шпион,
 В список красных занесен.

 Остальных, коль не убьют,
 В Думу членами пошлют, -
 Но, увы, не знаю сам,
 Не повесят ли их там...

 Конец 1905

 252. К ПРАЗДНИКУ

 До сих пор я знал, что кони,
 Жеребцы, ослы и пони
 Любят лакомый овес...
 Но недавно был донос,
 Что овес и Дурново
 Также любит, - каково!

 К обывателям взываю
 И подписку предлагаю:
 Выносите по полтине
 На кормление скотине!
 Купим десять мер овса
 И увидим чудеса:
 Съест обжора Дурново
 Весь овес, и у него
 Лопнет брюхо пополам...
 То-то праздник будет нам!

 Конец 1905

 253. ЧЕПУХА

 Трепов - мягче сатаны,
 Дурново - с талантом,
 Нам свободы не нужны,
 А рейтузы с кантом.

 Сослан Нейдгардт в рудники,
 С ним Курлов туда же,
 И за старые грехи
 Алексеев даже.

 Монастырь наш подарил
 Нищему копейку,
 Крушеван усыновил
 Старую еврейку...

 Взял Линевич в плен спьяна
 Три полка с обозом...
 Умножается казна
 Вывозом и ввозом.

 Витте родиной живет
 И себя не любит.
 Вся страна с надеждой ждет,
 Кто ее погубит.

 Разорвался "апельсин"
 У Дворцова моста...
 Где высокий господин
 Маленького роста?

 Сей высокий человек
 Едет за границу;
 Из Маньчжурии калек
 Отправляют в Ниццу.

 Мучим совестью, Фролов
 С горя застрелился;
 Губернатор Хомутов
 Следствия добился.

 Безобразов заложил
 Перстень с бриллиантом...
 Весел, сыт, учен и мил,
 Пахарь ходит франтом.

 Шлется Стесселю за честь
 От французов шпага;
 Манифест - иначе есть
 Важная бумага...

 Иоанн Кронштадтский прост,
 Но душою хлибок...
 Спрятал черт свой грязный хвост -
 Не было б ошибок!..

 Интендантство, сдав ларек,
 Всё забастовало,
 А Суворин-старичок
 Перешел в "Начало".

 Появился Серафим -
 Появились дети.
 Папу видели засим
 В ложе у Неметти...

 В свет пустил святой синод
 Без цензуры святцы,
 Витте-граф пошел в народ...
 Что-то будет, братцы?..

 Высшей милостью труха
 Хочет общей драки...
 Всё на свете чепуха,
 Остальное враки...

 1905

 254. СЛОВЕСНОСТЬ
 (С натуры)

 Звание солдата почетно.
 Воинский устав

 ""Всяк солдат слуга престола
 И защитник от врагов..."
 Повтори! Молчишь, фефела?
 Не упомнишь восемь слов?
 Ну, к отхожему дневальным,
 После ужина в наряд!"
 Махин тоном погребальным
 Отвечает: "Виноват!"
 - "Ну-ка, кто у нас бригадный?" -
 Дальше унтер говорит
 И, как ястреб кровожадный,
 Всё глазами шевелит...
 "Что - молчишь? Собачья морда,
 Простокваша, идиот!..
 Ну так помни, помни ж твердо!" -
 И рукою в ухо бьет.
 Что же Махин? Слезы льются,
 Тихо тянет: "Виноват..."
 Весь дрожит, колени гнутся
 И предательски дрожат.
 ""Всех солдат почетно званье,
 Пост ли... знамя... караул..."
 Махин, чучело баранье,
 Что ты ноги развернул?
 Ноги вместе, морду выше!
 Повтори, собачий сын!.."
 Тот в ответ всё тише, тише
 Жалко шепчет: "Господин..."
 - "Ах, мерзавец! Ах, скотина!"
 В ухо, в зубы... раз и раз...
 Эта гнусная картина
 Обрывает мой рассказ...

 <8 января 1906>

 255. ЧЕПУХА
 (Хроника за неделю)

 От российской чепухи
 Черепа слетают,
 Грузди черные грехи
 Кровью заливают...

 На печи поет сверчок:
 "Есть для всех веревка",
 Раз не пишет дурачок,
 Значит, забастовка...

 Две вороны на кресте
 Крыльями махали,
 Но в толпу по доброте
 Вовсе не стреляли...

 Выбирают поляки
 Душечку Скалона,
 Напоролась на штыки
 Глупая ворона...

 В Риге столб сооружен -
 "Павшим полицейским",
 Граф Портсмутский награжден
 Званием лакейским...

 Дали франкам мы в заем
 Под процент обычный,
 Предварительный же дом
 Обращен в публичный...

 В Думе правым мужики
 Наплевали в кашу,
 С жерновом на дно реки
 Бросили мамашу...

 Петр Великий на Неве
 Молвил: "Упустили..."
 Только что прочел в "Молве" -
 "Зритель" разрешили...

 Пожилой и хилый врач
 Высек генерала,
 Как-то дурень съел калач
 И... его не стало...

 Конституцию ввели
 И у Менелика,
 Три студента в баню шли -
 Тяжкая улика!

 Сам сиятельный сифон
 Бегает на корде;
 По-французски - "mille pardons", {*}
 А у нас - по морде!
 {* "Тысяча извинений" (франц.). - Ред.}

 Жан Кронштадтский - чудеса! -
 Сделался гусаром,
 Мужиков на небеса
 Принимают даром.

 Потащили на допрос
 Милое семейство,
 На жандарма был донос, -
 Экое злодейство!

 Радость людям, радость псам -
 Думу открывают!
 Льются капли по усам,
 В рот не попадают...

 Стал помещик у сохи -
 Градом пот катится,
 Ох, от русской чепухи
 Голова кружится...

 Январь 1906

 256. ДЕНЬ МОНСЕНЬОРА

 ВСТУПЛЕНИЕ

 Пробуждение,
 Моление,
 Омовение,
 Донесение:
 "Волнение
 В населении..."
 Сопение,
 Пыхтение,
 Освежение...
 Решение:
 "Истребление!.."

 ПРОДОЛЖЕНИЕ

 Донесение:
 "Осложнение
 В положении..."
 Сопение,
 Пыхтение,
 Озверение...
 Решение:
 "Раззорение!
 Всесожжение!!
 Убиение!!!"

 ЗАКЛЮЧЕНИЕ

 Донесение:
 "Отложение,
 Нападение,
 Мщение..."
 Волнение,
 Смятение,
 Обалдение...
 Решение:
 "Удаление -
 Спасение..."

 <8 февраля 1906>

 257. ДВЕ ДУМЫ

 1

 Подобралось, к удивленью,
 Боевое большинство,
 Предается посрамленью
 Черной сотни меньшинство.
 Что ни слово - то реформа,
 Что ни шаг - идут вперед...
 Расширяется платформа -
 Сторонись, честной народ!

 Резолюцию выносят:
 Всем свобода и права,
 Воли требуют - не просят,
 Надоели всем слова...

 Посрамленное, из залы
 Удирает меньшинство,
 Рукоплещут радикалы,
 Торжествует большинство...
 И смутился у подъезда
 Полицейский фараон:
 "Близок грустный час отъезда.
 Завтра всех со службы вон".

 А наутро всюду флаги,
 Но печален Петербург -
 На стенах висят бумаги,
 На бумагах - Шлиссельбург...

 Шлиссельбург для радикалов,
 Шлиссельбург для большинства,
 Для забывшихся нахалов,
 Для героев торжества.

 Кто превысил полномочья,
 Кто готовил переход...
 "Разорвать бы их на клочья!.." -
 Глухо шепчется народ...

 2

 Дым кадила, песнопенье,
 Гнусно дьяконы поют, -
 Генерала ль погребенье,
 Ведьму ль замуж выдают?..

 Нет - то Думу открывает
 Удалое большинство
 И молебном прославляет
 Черной Руси торжество...

 Глупо-радостны и горды
 Лики медные купцов,
 Рыла, рожи, хари, морды
 Собрались со всех концов.

 Злым невеждам честь и место -
 Черной сотне первенство!
 И краснеет, как невеста,
 Бедных правых меньшинство...

 Дальше речи... что за речи!
 "Разве нет у нас штыков,
 Пулеметов и картечи
 Для чертей бунтовщиков?!

 Наше место, братцы, свято -
 Любим русскую страну...
 Бить жида и супостата!
 Вешать красных на сосну!"

 Издеваются, поносят:
 Крики, ругань - прямо ад...
 Резолюцию выносят:
 "Возвратиться всем назад...

 В шею давши всем свободам,
 Обратимся к старине -
 В пику западным народам
 Будем счастливы вполне!..

 Закрывай, ребята, Думу -
 Есть у нас Народный Дом...
 Вместо Думы денег сумму
 Мы на образ соберем..."

 Гимн торжественный несется.
 Замер друг-городовой,
 А у левых отдается:
 "Со святыми упокой!.."

 Торжествует клика злая,
 Торжествует сатана...
 Здравствуй, русская, родная
 Обновленная страна!..

 <8 февраля 1906>

 258. ДО РЕАКЦИИ
 Пародия

 Дух свободы... К перестройке
 Вся страна стремится,
 Полицейский в грязной Мойке
 Хочет утопиться.

 Не топись, охранный воин,-
 Воля улыбнется!
 Полицейский! Будь покоен:
 Старый гнет вернется...

 <16 февраля 1906>

 259. ВЫВЕСКА И СОБАКА

 Некий военный портной вывеску новую сделал.
 Был нарисован на ней генеральский отличный мундир,
 Ярко алела подкладка, как жар эполеты горели -
 Так был наряден мундир, что шедшие мимо солдаты,
 Выпятив очи и грудь, часто во фронт становились...
 Ближе вглядевшись потом, долго плевались они.

 Как-то обшарпанный пес мимо беспечно бежал.
 Вывеску только увидев, ее он обнюхал прилежно,
 Резвую ногу подняв... остальное и так вам понятно.
 Я на него поглядел и в страхе, бледнея, промолвил:
 "Пес! Разумеешь ли ты, какое творишь преступленье?
 Ты оскорбляешь сейчас мундира высокую честь,
 Кара за это грозит по статьям и таким и таким-то".

 Пес посмотрел на меня, улыбаясь, ей-богу, ехидно...
 В умных собачьих глазах увидал я презлую насмешку:
 "Мимо, прохожий, иди... смешны мне людские законы".

 <13 марта 1906>

 260. КОМУ ЖИВЕТСЯ ВЕСЕЛО?

 Попу медоточивому -
 Развратному и лживому,
 С идеей монархической,
 С расправою физической...

 Начальнику гуманному,
 Банкиру иностранному,
 Любимцу иудейскому -
 Полковнику гвардейскому;

 Герою с аксельбантами,
 С "восточными" талантами;
 Любому губернатору,
 Манежному оратору;

 Правопорядку правому,
 Городовому бравому
 С огромными усищами
 И страшными глазищами;

 Сыскному отделению
 И Меньшикову-гению;
 Отшельнику Кронштадтскому,
 Фельдфебелю солдатскому;

 Известному предателю -
 Суворину-писателю,
 Премьеру-графу новому,
 Всегда на всё готовому.

 Всем им живется весело,
 Вольготно на Руси...

 <1906>

 261. БАЛБЕС

 За дебоши, лень и тупость,
 За отчаянную глупость
 Из гимназии балбеса
 Попросили выйти вон...

 Рад-радешенек повеса,
 Но в семье и плач и стон...
 Что с ним делать, ради неба?
 Без занятий идиот
 За троих съедает хлеба,
 Сколько платья издерет?..
 Нет в мальчишке вовсе прока -
 В свинопасы разве сдать
 И для вящего урока
 Перед этим отодрать?
 Но решает мудрый дядя,
 Полный в будущее веры,
 На балбеса нежно глядя:
 "Отдавайте в... офицеры...
 Рост высокий, лоб покатый,
 Пусть оденется в мундир -
 Много кантов, много ваты,
 Будет бравый командир!"

 Про подобные примеры
 Слышим чуть не каждый час.
 Оттого-то офицеры
 Есть прекрасные у нас...

 <1906>

 262. СОН

 Мне снилось, что Плеве с печальным лицом
 Со мной говорил о России,
 Портсмутского графа он н_а_звал глупцом,
 Про прочих промолвил: "Слепые!

 До мелочи вижу ошибки их тут,
 И страшно за них мне обидно -
 Они к революции сами идут,
 Забыв о последствиях, видно.

 И мне самому приходилось спасать
 Россию от вредных учений,
 Давал я приказы сажать и стрелять,
 Но мера была для гонений...

 Устроишь приличный еврейский погром,
 Закроешь три высшие школы, -
 Но нынче играют огнем и мечом
 Они как лихие монголы.

 Они малолетних ссылают в Сибирь,
 Они города выжигают, -
 И скоро вся Русь обратится в пустырь,
 Где совы одни обитают.

 Кто ж будет налоги и штрафы платить?
 Чем заняты будут жандармы?
 Кто будет начальство высокое чтить
 И строить дома и казармы?..

 Нет, надо сознаться, что беден умом
 Мой новый преемник безбожно, -
 Опасно играть отточенным мечом,
 Опасно, порезаться можно..."

 И вспомнил фон Плеве карьеру свою,
 Свои министерские розы,
 И жал он сочувственно руку мою,
 И лил крокодиловы слезы.

 Я в страхе проснулся... уж день наступал
 (Три четверти пятого было),
 И долго плевался, и долго шептал:
 "Спаси, сохрани и помилуй!.."

 <1906>

 263

 Слишком много разговоров,
 Пересудов, перекоров.
 Бесконечных рассуждений,
 Полувзглядов, полумнений...
 Слишком много.

 Слишком много безразличных,
 Веселящихся, безличных,
 Жизнерадостно-утробных,
 Всепрощающих, незлобных...
 Слишком много.

 Слишком много терпеливых,
 Неуверенных, плаксивых;
 Робких, маленьких, забитых,
 Растерявшихся, разбитых...
 Слишком много.

 Слишком много паразитов,
 Фарисеев, иезуитов,
 Губернаторов, удавов,
 Патриотов, волкодавов...
 Слишком много.

 Слишком много слуг лукавых,
 Партий правых, жертв кровавых,
 И растет в душе тревога,
 Что терпения у бога
 Слишком много!

 <1906>

 264. ЖАЛОБЫ ОБЫВАТЕЛЯ

 Моя жена - наседка,
 Мой сын, увы, эсер,
 Моя сестра - кадетка,
 Мой дворник - старовер.

 Кухарка - монархистка,
 Аристократ - свояк,
 Мамаша - анархистка,
 А я - я просто так...

 Дочурка-гимназистка
 (Всего ей десять лет),
 И та социалистка, -
 Таков уж нынче свет!

 От самого рассвета
 Сойдутся и визжат, -
 Но мне комедья эта,
 Поверьте, сущий ад.

 Сестра кричит: "Поправим!"
 Сынок кричит: "Снесем!"
 Свояк вопит: "Натравим!"
 А дворник: "Донесем!"

 А милая супруга,
 Иссохшая, как тень,
 Вздыхает, как белуга,
 И стонет: "Ах, мигрень!"

 Молю тебя, создатель
 (Совсем я не шучу),
 _Я русский обыватель -
 Я просто жить хочу_!

 Уйми мою мамашу,
 Уйми родную мать -
 Не в силах эту кашу
 Один я расхлебать.

 Она, как анархистка,
 Всегда сама начнет,-
 За нею гимназистка
 И весь домашний скот.

 Сестра кричит: "Устроим!"
 Свояк вопит: "Плевать!"
 Сынок шипит: "Накроем!"
 А я кричу: "Молчать!!."

 Проклятья посылаю
 Родному очагу
 И втайне замышляю -
 В Америку сбегу!..

 <1906>

 265. ПАСТЫРЬ ДОБРЫЙ

 Долой амнистию!
 Да здравствует смертная казнь!

 От монашеского пенья,
 От кадильных благовоний
 Прикатил для управленья
 Из Житомира Антоний.
 Там, в провинции доходной,
 Украшался он виссоном
 И средь знати благородной
 Пил душистый чай с лимоном.
 А за ним весьма прилежно
 "Мироносицы" ходили,
 В рот заглядывали нежно
 И тихонько говорили:
 "Ах, какой епископ статный
 Управляет нынче нами!
 Просвещенный, деликатный,
 С изумрудными глазами..."
 Через месяц аккуратно
 Для людей непросвещенных
 Он прочитывал приватно
 Поучений ряд ученых:
 О Толстом и о Ренане
 С точки зрения вселенской,
 О диавольском обмане,
 О войне, о чести женской...
 Тексты сыпались привольно,
 Речь текла легко и гладко...
 Я там был... дремал невольно
 И зевал при этом сладко...
 Что Ренаны, что Толстые?
 Отщепенцы, басурмане!
 Лишь епископы святые -
 Чистой крови христиане...
 Прочитав теперь в газете,
 Как Антоний _отличился_
 В Государственном совете,
 Я ничуть не удивился:
 Где муаровые рясы
 В управленье влезть сумеют -
 В черносотенстве лампасы
 Перед ними побледнеют!..
 В каждом слове - кровожадность,
 Пресмыканье, фарисейство,
 И смиренная "лампадность",
 И высокое лакейство.
 Христианнейший язычник
 Черной злобою пылает, -
 Где тут пастырь, где опричник -
 Пусть досужий разбирает...
 "Им амнистию?! - смеется
 И цепям поет: - Осанна!"
 Ликование несется
 Из самаринского стана...
 Ах, епископ-звездоносец
 С изумрудными глазами!
 Сколько бедных "мироносиц"
 Недовольны будут вами!..

 <1906>

 266. ФИТИЛИ
 (Для крошечных детей) {*}
 {* На мотив: "Катенька гуляла // У себя в саду..."}

 Сдайся, крепость Кушка,
 Сдайся, старый стиль!
 Дума наша - пушка,
 Родичев - фитиль...

 Все кадеты вместе
 (Только inutile {*})
 Кабинету с честью
 Вставили фитиль.

 Скоро всем в подарок
 Выйдет новый билль...
 Коль чадит огарок -
 Потуши фитиль!

 <1906>

 {* Бесполезно, не нужно (франц.). - Ред.}

 Саша Черный (настоящее имя - Александр Михайлович Гликберг)
(1880-1932) - поэт-сатирик. Печатался с 1904 г.; в 1905 г. становится
сотрудником журнала "Зритель", сотрудничал также в сатирических журналах
"Молот", "Альманах", "Маски", "Леший", "Скоморох" и др. Стихи периода
1905-1906 гг. представлены в его сборнике "Разные мотивы", СПб., 1906, на
который был наложен арест. Сам поэт - во избежание ареста - вынужден был
уехать в Германию, где пробыл до 1908 г. После Октября эмигрировал.

 249. А. М. Гликберг, Разные мотивы, СПб., 1906, с. 6. От русского
флота остались одни адмиралы и т. д. Имеется в виду гибель русского флота во
время русско-японской войны. Димитрием Ложным из пушки палила. После
убийства Лжедмитрия I труп его был сожжен и прах развеян пушечным выстрелом.
Сергей, миротворец Портсмутский, - С. Ю. Витте.

 250. "Молот", 1905, № 1, с. [8]; А. М. Гликберг, Разные мотивы, СПб.,
1906, с. 14, как 2-я часть стих. "Словесность". Стихотворение послужило
одной из основных причин возбуждения в 1908 г. судебного дела против
сборника "Разные мотивы": "...в стихотворениях, описывающих военный быт и
"военные круги" [автор. - Ред.], употребляет оскорбительные для армии
выражения". Петербургский комитет по делам печати постановил привлечь
виновных в напечатании этого сборника к судебной ответственности, а на
издание наложить арест. Как явствует из дела, "полное имя и местожительство
его [автора. - Ред.] комитету неизвестны" (ЦГИА, ф. 776, оп. 9, ед. хр.
1571).

 251. "Журнал", 1906, № 1, с. 4. Флигель-адъютант - придворное звание.
Будешь графом и премьером. Намек на С. Ю. Витте. Пажеский корпус -
привилегированное учебное заведение в царской России.

 252. "Журнал", 1906, № 1, с. 8. Что овес и Дурново также любит - см.
примеч. 5.

 253. "Зритель", 1905, № 23, с. 4. Против виновных в выпуске номера
"Зрителя" с этим стихотворением было возбуждено уголовное преследование на
основании ст. 103 и 128 Уг. улож.; к цензурному делу приложен экземпляр
журнала, где "Чепуха" жирно обведена цензорской рукой красным карандашом, а
строфа "Разорвался апельсин. .." к тому же отчеркнута синим (ЦГИА, ф. 777,
оп. 25, ед. хр. 919). Разорвался "апельсин" у Двориова моста и т. д. Имеется
в виду случайный выстрел боевым зарядом в сторону царского дворца во время
святок в декабре 1905 г. Высокий господин маленького роста - Николай II. Сей
высокий человек едет за границу. Намек на секретное свидание Николая II с
Вильгельмом II летом 1905 г. в Бьерке. "Начало" - ежедневная легальная
меньшевистская газета (ред.-изд. Д. М. Герценштейн, С. Н. Салтыков),
выходила в Петербурге с 13 ноября по 2 декабря 1905 г. (16 номеров).
Появился Серафим - появились дети. Ирония по поводу того, что фанатичная
царица и придворные связывали факт рождения наследника с чудотворным
влиянием незадолго перед этим открытых мощей Серафима Саровского. Папа -
Николай II. Неметти - театр В. А. Неметти в Петербурге, обычно сдавался в
аренду труппам, исполнявшим оперетты, водевили и т. д. Святцы - список
святых и религиозных праздников на год.

 254. "Молот", 1906, № 2, с. 7, подпись: А. Гл-г; А. М. Гликберг,
Разные мотивы, СПб., 1906, с. 12, как 1-я часть стих. "Словесность";
"Солдатский путь", Изд. ЦК РСДРП, [1906], № 2, с. 4, под заглавием "Как
учат солдат, чтобы сделать из них достойных царских слуг", без подписи, с
эпиграфом: "Корень учения горек, а плоды его солдаты палят, куда им велят",
со следующей концовкой, не принадлежащей Саше Черному. После строки 24-й
следует:

 "Ноги вместе. Выше харю.
 И не так еще ударю", -
 Так вчера еще учили
 И семеновцев-солдат...
 Но теперь их полюбили,
 Царь готовит им наград:
 "Голубчики дорогие,
 Вы не так ведь, как другие:
 Много душ вы погубили,
 И кололи, и палили,
 Кровью всю Москву залили...
 Век глядеть на вас я рад".

 255. "Маски", 1906, № 1, с. 8. Дали франкам мы в заем и т. д. Здесь
"перевернут" факт получения Россией займа от Франции под высокий процент.
Предварительный... дом - тюрьма предварительного заключения. Бросили мамашу.
Вероятно, имеется в виду мать Николая II - Мария Федоровна. Петр Великий на
Неве - Медный всадник. "Молва" - петербургская оппозиционная газета (декабрь
1905 - январь 1906), выходила вместо запрещенной "Руси". "Зритель" -
сатирический журнал, выходил в Петербурге с июня по декабрь 1905 г.
Постановлением суда издание приостановлено. Пожилой и хилый врач высек
генерала - намек на избиение генералом В. Ковалевым доктора Забусова - см.
примеч. 10. Сиятельный сифон. По-видимому, намек на С. Ю. Витте. Милое
семейство - царская семья.

 256. "Маски", 1906, № 2, с. 3. Монсеньор - здесь: представитель
высшего духовенства. В стихотворении, по-видимому, содержится намек на
Иоанна Кронштадтского, бежавшего из Кронштадта во время вспыхнувшего там
восстания в октябре 1905 г.

 257. "Маски", 1906, № 2, с. 7. Написано по поводу предстоящего
открытия I Государственной думы. Две Думы - "Булыгинская" дума (созвана не
была) и 1 Государственная дума. Шлиссельбург для радикалов и т. д. В связи с
подготовкой к проведению выборов в I Думу начались многочисленные аресты и
высылки предполагаемых кандидатов в уполномоченные от левых партий. Генерала
ль погребенье, ведьму ль замуж выдают - "перепев" строк из стих. А. С.
Пушкина "Бесы". Народный Дом. Имеется в виду петербургский Народный Дом,
одно из просветительных учреждений в дореволюционной России; был учрежден на
деньги Николая II.

 258. "Маски", 1906, № 3, с. 6. "Перепев" стих. Козьмы Пруткова "Из
Гейне". Полицейский в грязной Мойке и т. д. На набережной реки Мойки в
Петербурге находился департамент полиции.

 259. "Маски", 1906, № 6, с. 6. За помещение этого стихотворения и
других материалов против редактора-издателя было возбуждено судебное
преследование (за оскорбление войска). На номер журнала наложен арест (ЦГИА,
ф. 776, оп. 9, ед. хр. 61).

 280. "Альманах", 1906, № 1, с. 42. По мотивам поэмы Н. А. Некрасова
"Кому на Руси жить хорошо". Манежный оратор - черносотенец (часто собирались
в здании Манежа). Отшельник Кронштадтский - Иоанн Кронштадтский.

 261. "Альманах", 1906, № 1, с. 50. Петербургский цензурный комитет
нашел, что стихотворение оскорбляет армию, и постановил привлечь
редактора-издателя журнала "Альманах" к уголовной ответственности (ЦГИА, ф.
776, оп. 9, ед. хр. 42).

 262. "Вольница" (СПб.), 1906, вып. 1, с. 71. Здесь сопоставляется
политика Плеве и Витте.

 263. "Вольница" (СПб.), 1906, вып. 2, с. 43, подпись: А. Гликберг.

 264. "Леший", 1906, No з, с. 9.

 265. "Леший", 1906, № 4, с. 10. Виссон - дорогая материя.
"Мироносицы" - женщины, приносившие, по евангельскому мифу, миро
(благовонное вещество) для помазания тела Христа; здесь: поклонницы высокого
священнослужителя.

 266. "Леший", 1906, № 4, с. 10. Кушка - см. примеч. 128. Родичев
произносил в Думе шумные обвинительные речи. Все кадеты вместе и т. д.
Имеется в виду выражение недоверия со стороны I Государственной думы
кабинету министров Горемыкина, что, однако, не повлекло за собой его
отставки. Билль - законопроект.

 А. ЧЕРНЫЙ

 "Мы жили тогда на планете другой...": Антология поэзии русского
зарубежья. 1920-1990: В 4 кн. Кн. 1
 М., "Московский рабочий", 1995.

 Голос обывателя
 Эмигрантское
 Мираж
 Парижское житье
 Жилье
 В метро
 Картофельная идея

 ГОЛОС ОБЫВАТЕЛЯ

 В двадцать третьем году, весной,
 В берлинской пивной
 Сошлись русские эмигранты,
 "Наемники Антанты",
 "Мелкобуржуазные предатели"
 И "социал-соглашатели"...
 Тема беседы была бескрайна,
 Как теософская тайна:
 Что такое эмиграция?
 Особая ли нация?
 Отбор ли лучших людей?
 Или каждый эмигрант - злодей?
 Кто-то даже сказал
 На весь зал:
 "Эмигранты - сплошь обыватели!"
 А ведь это страшнее, чем "социал-соглашатели"...
 Прокравшийся в зал из-под пола
 Наканунский Лойола
 Предложил надеть на шею веревку
 И вернуться в советскую мышеловку, -
 Сам он, в силу каких-то причин,
 Возлюбил буржуазный Берлин...
 Спорящих было двенадцать,
 Точек зрения - двадцать, -
 Моя, двадцать первая, самая простая,
 Такая:
 Каждый может жить совершенно свободно,
 Где угодно.
 В прежнее время -
 Ногу в стремя,
 Белье в чемодан,
 Заграничный паспорт в карман,
 Целовал свою Пенелопу
 И уезжал в Европу.
 В аракчеевской красной казарме
 Не так гуманны жандармы,
 Кто откупался червонцем,
 Кто притворялся эстонцем,
 Кто, просто сорвавшись с цепи,
 Бежал в леса и степи...
 Тысячам тысяч не довелось;
 Кое-кому удалось...
 Это и есть эмиграция,
 Цыганская пестрая нация.
 Как в любой человеческой груде
 В ней есть разные люди.
 Получше - похуже,
 Пошире - поуже,
 Но судить нам друг друга нелепо,
 И так живется, как в склепе...
 Что же касается "завоеваний революции",
 О которых невнятно бормочут иные Конфуции,
 То скажу, как один пожилой еврей
 (Что, пожалуй, всего мудрей):
 Революция - очень хорошая штука, -
 Почему бы и нет?
 Но первые семьдесят лет
 Не жизнь, а сплошная мука.

 1923

 ЭМИГРАНТСКОЕ

 О, если б в боковом кармане
 Немного денег завелось, -
 Давно б исчез в морском тумане
 С российским знаменем "авось".

 Давно б в Австралии далекой
 Купил пустынный клок земли.
 С утра до звезд, под плеск потока,
 Копался б я, как крот в пыли...

 Завел бы пса. В часы досуга
 Сидел бы с ним я у крыльца...
 Без драк, без споров мы друг друга
 Там понимали б до конца.

 По вечерам в прохладе сонной
 Ему б "Каштанку" я читал.
 Прекрасный жребий Робинзона
 Лишь Робинзон не понимал...

 Потом, сняв шерсть с овец ленивых,
 Купил в рассрочку б я коров...
 Двум-трем друзьям (из молчаливых)
 Я предложил бы хлеб и кров.

 Не взял бы с них арендной платы
 И оплатил бы переезд, -
 Пусть лишь политикой проклятой
 Не оскверняли б здешних мест!..

 Но жизнь влетит, гласит анализ, -
 В окно иль в дверь ее гони:
 Исподтишка б мы подписались
 Один на "Руль", другой на "Дни"...

 Под мирным небом, как отрава,
 Расцвел бы русский кэк-уок:
 Один бы стал тянуть направо,
 Другой - налево, третий - вбок.

 От криков пес сбежал бы в страхе,
 Поджавши хвост, в мангровый лес,
 А я за ним, в одной рубахе,
 Дрожа б, на дерево залез!..

 К чему ж томиться по пустыне,
 Чтоб в ней все снова начинать?
 Ведь Робинзоном здесь, в Берлине,
 Пожалуй, легче можно стать...

 <1923>

 МИРАЖ

 С девчонками Тосей и Инной
 В сиреневый утренний час
 Мы вырыли в пляже пустынном
 Кривой и глубокий баркас.

 Борта из песчаного крема.
 На скамьях пестрели кремни.
 Из ракушек гордое "Nemo"
 Вдоль носа белело в тени.

 Мы влезли в корабль наш пузатый,
 Я взял капитанскую власть.
 Купальный костюм полосатый
 На палке зареял, как снасть.

 Так много чудес есть на свете!
 Земля - неизведанный сад...
 - На Яву? - Но странные дети
 Шепнули, склонясь: - В Петроград.

 Кайма набежавшего вала
 Дрожала, как зыбкий опал.
 Команда сурово молчала,
 И ветер косички трепал...

 По гребням запрыгали баки.
 Вдали над пустыней седой
 Сияющей шапкой Исаакий
 Миражем вставал над водой.

 Горели прибрежные мели,
 И кланялся низко камыш:
 Мы долго в тревоге смотрели
 На пятна синеющих крыш.

 И младшая робко сказала:
 - Причалим иль нет, капитан?.. -
 Склонившись над кругом штурвала,
 Назад повернул я в туман.

 ПАРИЖСКОЕ ЖИТЬЕ

 1

 В мансарде у самых небес,
 Где с крыши в глухое окошко
 Косится бездомная кошка,
 Где кровля свергает отвес, -
 Жил беженец, русский ботаник,
 Идейный аскет,
 По облику - вяземский пряник,
 По прошлому - левый кадет.

 2

 Направо стоял рундучок
 Со старым гербарием в дырках,
 Налево на двух растопырках
 Уютно лежал тюфячок...
 Зимою в Париже прохладно,
 Но все ж в уголке
 Пристроился прочно и ладно
 Эмалевый душ на крючке.

 3

 Вставал он, как зяблик, легко,
 Брал душ и, румяный от стужи,
 Подмахивал веничком лужи,
 На лестнице пил молоко.
 И мчался одним перегоном
 На съемку в Сен-Клу
 Играть скрипача под вагоном
 И лорда на светском балу.

 4

 К пяти поднимался к себе.
 Закат разливался так вяло...
 Но бодрое сердце играло,
 И голубь сидел на трубе...
 Поест, к фисгармонии сядет,
 И детским альтом
 Затянет о рейнской наяде,
 Сидящей на камне крутом.

 5

 Не раз появлялся вверху
 Пират фильмовой и коллега:
 Нос брюквой, усы печенега,
 Пальто на стрекозьем меху.
 Подмышкой - крутая гитара,
 В глазах - тишина...
 Нацедит в молочник вина
 И трубкой затянется яро.

 6

 Споют украинский дуэт:
 Ботаник мечтательно стонет,
 Пират, спотыкаясь, трезвонит
 И басом октавит в жилет...
 А прачка за тонкой стеною
 Мелодии в лад
 Качает прической льняною
 И штопает кротко халат.

 7

 Потом, разумеется, спор, -
 Корявый, кривой, бесполезный:
 "Европа - мещанка над бездной!"
 "А Азия - мутный костер!.."
 Пират, покраснев от досады,
 Угрюмо рычит,
 Что дети - единственный щит,
 Что взрослые - тухлые гады...

 8

 Ползет холодок по ногам.
 Блеснула звезда над домами...
 Спор рвется крутыми скачками
 К грядущим слепым берегам.
 Француженке-прачке неясно:
 Орут и орут!
 Жизнь мчится, мгновенье прекрасно,
 В бистро и тепло и уют...

 9

 Хотя б пригласили в кино!
 Но им, чудакам, невдогадку.
 Пират надевает перчатку
 И в черное смотрит окно.
 Двенадцать. Ночь глубже и строже,
 И гостя уж нет.
 Бесшумно на зыбкое ложе
 Ложится ботаник-аскет.

 10

 За тонкой, холодной стеной
 Лежит одинокая прачка.
 Ворчит в коридоре собачка
 И ветер гудит ледяной.
 Прислушалась... Что там с соседом?
 Проснулся, вскочил...
 Свою фисгармонию пледом
 Покрыть он забыл.

 <1928>

 ЖИЛЬЕ

 Сосны в пыльной пакле.
 Домик вроде сакли.
 Над стеной гора...
 На крыльце в плетушке
 Детские игрушки,
 Шишки и кора.

 В комнате прохладно.
 Борщ ворчит так складно...
 Темный лик в углу.
 В жарком устье печки
 Алые колечки...
 Кошка на полу.

 На скамейке фиги,
 Клочья русской книги,
 Мятый самовар.
 В складках занавески
 Рдеет в мутном блеске
 Раскаленный шар.

 Выйди, встань у входа:
 Вверх до небосвода
 Мертвых скал разбег.
 Даль-Прованс-Европа...
 Здесь во дни потопа
 Русский встал ковчег.

 1928

 В МЕТРО

 В стеклянном ящике
 Случайно сбились в кучу
 Сто разных душ...
 Выходят-входят.
 Как будто рок из рога бытия
 Рукой рассеянною сыплет
 Обрывки слов, улыбки, искры глаз
 И детские забавные ужимки.
 Негр и француз, старуха и мальчишка,
 Художник с папкой и делец с блокнотом,-
 И эта средняя безликая крупа,
 Которая по шляпам лишь различна...
 На пять минут в потоке гулком слиты,
 Мы, как в ядре, летим в пространство.
 Лишь вежливость, испытанная маска, -
 Нас связывает общим безразличьем.
 Но жажда ропщет, но глаза упорно
 Всё ищут, ищут... Вздор!
 Пора б, душа, тебе угомониться
 И охладеть, и сжаться,
 И стать солидной, европейскою душой.

 В углу, в сутане тусклой,
 Сидит кюре, добряк круглоголовый,
 Провинциал с утиными ступнями.
 Зрачки сквозь нас упорными гвоздями
 Лучатся вдаль, мерцают,
 А губы шепчут
 По черно-белым строчкам
 Привычные небесные слова...
 Вот так же через площадь,
 Молитвенник раскрыв,
 Сомнамбулою тихой
 Проходит он сквозь строй автомобилей
 И шепчет-молит-просит, -
 Всё о своей душе,
 Всё о своем спасеньи...
 И ангелы, прильнув к его локтям,
 Его незримо от шоферов ограждают.

 О Господи, из глубины метро
 Я о себе взывать к тебе не буду...
 Моя душа лениво-бескорыстна,
 И у тебя иных забот немало:
 Там над туннелем хоровод миров,
 Но стройность сложная механики небесной
 Замутнена бунтующею болью
 Твоей бескрылой твари...
 Но если можно,
 Но если ты расслышишь,
 Я об одном прошу:
 Здесь на земле дай хоть крупицу счастья
 Вот этому мальчишке из отеля
 В нелепой куцей куртке,
 И старику-посыльному с картонкой,
 И негру хмурому в потертом пиджаке,
 И кроткому художнику - соседу,
 Задумчиво сосущему пастилку,
 И мне - последнему - хотя бы это лето
 Беспечностью веселой озари...
 Ты знаешь, - с каждым днем
 Жить на твоей земле становится труднее.

 <1930>

 КАРТОФЕЛЬНАЯ ИДЕЯ

 Я давно уж замечаю:
 Если утром в час румяный
 Вы в прохладной тихой кухне
 Кротко чистите картошку
 И сочувственно следите,
 Как пружинистой спиралью
 Вниз сползает шелуха, -
 В этот час вас посещают
 Удивительные мысли...
 Ритм ножа ли их приносит, -
 Легкий ритм круговращенья, -
 Иль движения Жильберты,
 Добродетельной бретонки,
 Трущей стекла круглым жестом
 Над карнизом визави?

 Мой приятель, Федор Галкин,
 У стола, склонясь над чашкой,
 В кофе бублик свой макает
 И прозрачными глазами,
 Словно ангел бородатый,
 Смотрит томно на плиту...
 Если б он поменьше чавкал,
 Если б он поменьше хлюпал,
 Как насос вбирая кофе, -
 Он бы был милей мне вдвое...
 Потому что эти звуки,
 Обливая желчью сердце,
 Оскверняют тишину.

 - Федор! - вдумчиво сказал я,
 Чистя крепкую картошку:
 - Днем и ночью размышляя
 Над разрухой мировою,
 Я пришел к одной идее,
 Удивительно уютной,
 Удивительно простой...
 Если б, друг, из разных наций
 Отобрать бы всех нас, зрячих,
 Добрых, честных, симпатичных
 И сговорчивых людей, -
 И отдать нам во владенье
 Нежилой, хороший остров, -
 Ах, какое государство
 Взгромоздили бы мы там!
 Как хрусталь оно б сияло
 Над пустыней мировою...
 Остальные, - гвоздь им в душу! -
 Остальные, - нож им в сердце! -
 Пусть их воют, как шакалы,
 Пусть запутывают петли,
 Пусть грызутся, но без нас...

 Федор Галкин выпил кофе,
 Облизал усы и губы
 И ответил мне сердито,
 Барабаня по столу:
 - "Я с тобою не поеду...
 В детстве я проделал опыт, -
 В детстве все мы идиоты, -
 Сотни две коровок божьих
 Запихал с научной целью
 Я в коробку из-под гильз.
 В крышке дырки понатыкал,
 Чтобы шел к ним свет и воздух,
 Каждый день бросал им крошки,
 Кашу манную и свеклу, -
 Но в неделю все подохли...
 От отсутствия ль контрастов,
 От избытка ль чувств высоких
 Или просто от хандры?
 Не поеду!" Федор Галкин
 Раздраженно скомкал шляпу
 И, со мной не попрощавшись,
 Хлопнул дверью и ушел.

 1932

 ЧЕРНЫЙ А. (САША ЧЕРНЫЙ) (наст. имя и фамилия Александр Михайлович
Гликберг, 13 октября 1880, Одесса - 5 августа 1932, Ла-Лаванду, Франция).
Сын фармацевта. В 1902-1905 гг. работал таможенником. Первая публикация
относится к 1904 г. В 1905 г. поселился в Петербурге, сотрудничал во многих
журналах. В 1906-1907 гг. учился в Германии, в Гейдельберге. В 1908 г.,
вернувшись в Петербург, под псевдонимом Саша Черный опубликовал в журнале
"Сатирикон" несколько произведений юмористического жанра, принесших ему
известность. В 1910-1911 гг. издал два сборника стихов, выдержавших
впоследствии несколько изданий. В 1911 г. ушел из "Сатирикона", публиковался
в разных изданиях, занимался поэтическими переводами. Во время первой
мировой войны был солдатом при полевом лазарете. В 1920 г. уехал из России
через Вильнюс и Каунас в Берлин. Здесь некоторое время был издателем,
выпускал книги русских классиков для детей. В течение нескольких лет С.
Черный был домашним учителем детей писателя Л. Андреева. С 1924 г. поселился
в Париже. В последние годы жизни перебрался в маленький провансальский
городок, где и умер от сердечного приступа после того, как принял участие в
тушении пожара. С. Черному принадлежат также книги прозы, драматические
произведения и переводы. Много писал для детей.

 БИБЛИОГРАФИЯ: "Сатиры. Книга 1-я. Новое, дополненное издание" (Берлин,
1922); "Сатиры и лирика. Книги 2-я и 3-я. Новое, дополненное издание"
(Берлин, 1922); "Жажда" (Берлин, 1923); "Сон профессора Патрашкина" (Берлин,
1924); а также несколько книг стихов для детей и книга переводов из Л.
Гильдебранта.

 Голос обывателя. Лойола Игнатий (1491 [?]-1556) - основатель ордена
иезуитов.

 Эмигрантское. "Руль" - берлинская газета русских эмигрантов (сначала
ежедневная, позже - еженедельная), выходившая под редакцией И. В. Гессена,
В. Д. Набокова и А. И. Каминки с 1920 по 1932 г. "Дни" - эмигрантская
газета, выходившая в Берлине, затем в Париже в 1922-1928 гг. Издавал ее А.
Ф. Керенский.

----------------------------------------------------------------------------

 Воробьиная элегия

 У крыльца воробьи с наслаждением
 Кувыркаются в листьях гнилых...
 Я взираю на них с сожалением,
 И невольно мне страшно за них:

 Как живете вы так, без правительства,
 Без участков и без податей?
 Есть у вас или нет право жительства?
 Как без метрик растите детей?

 Как воюете без дипломатии,
 Без реляций, гранат и штыков,
 Вырывая у собственной братии
 Пух и перья из бойких хвостов?

 Кто внедряет в вас всех просвещение
 И основы моралей родных?
 Кто за скверное вас поведение
 Исключает из списка живых?

 Где у вас здесь простые, где знатные?
 Без одежд вы так пресно равны...
 Где мундиры торжественно-ватные?
 Где шитье под изгибом спины?

 Нынче здесь вы, а завтра в Швейцарии,
 Без прописки и без паспортов
 Распеваете вольные арии
 Миллионом незамкнутых ртов...

 Искрошил воробьям я с полбублика,
 Встал с крыльца и тревожно вздохнул:
 Это даже, увы, не республика,
 А анархии дикий разгул!

 Улетайте... Лихими дворянами
 В корне зло решено ведь пресечь -
 Не сравняли бы вас с хулиганами
 И не стали б безжалостно сечь!

 Проект
 (Привилегия не заявлена)

 На каждую новую книжку по этике
 Приходятся тысячи новых орудий.
 Что Марсу при свете такой арифметики
 Узоры людских словоблудий?
 Долой сентименты!
 Но Марс тоже терпит порой затруднения:
 Пуль много, а хлеб с каждым днем все дороже.
 Нельзя ж на войне, умирая в сражении,
 Глодать барабанные кожи.
 Долой сентименты!
 Заботы господ интендантских чиновников?
 Но эти ведь заняты больше собою.
 Нет хлеба, нет мяса, - ищите виновников,
 Сползаясь к котлам после боя...
 Долой сентименты!
 Пусть сгинут тупые подрядчики-гадины!
 О Марс! Покосись лишь железною бровью:
 В полях твоих груды отборной говядины
 Дымятся горячею кровью...
 Долой сентименты!

 Современник. 1913. № 4. С. 313

{{***}}

 Здесь в комнате тихо, а там, за стеклом,
 По мокрому саду в веселии злом
 Катается ветер упругий.
 Свистит и лохматит больные кусты,
 У хмурых грачей раздувает хвосты,
 Гнет клены в покорные дуги:

 Взлетают иззябшие листья снопом,
 И в небе бездонном, и в небе слепом
 Мелькают, как дикие птицы.
 Метутся безумные волосы ив:
 В малиннике дикий предсмертный извив,
 Дождь мечет жужжащие спицы.

 За тучами бурый закат без румян.
 На клумбе дрожит одинокий бурьян.
 Стекло дребезжит и трепещет.
 Но странно: Из сада, где буря и мгла,
 Вдруг тихая бодрость мне в душу вплыла
 И в сердце задумчиво плещет.

 Под низкий, несдержанный яростный гуд,
 Как рыцари, смелые клятвы встают,
 И дали все шире и шире:
 Знакомые книги мерцают вдоль стен,
 Вчерашние дни, как бессмысленный плен.
 Как старые, ржавые гири.

 Примечание

 Современник. 1913. № 3. С. 36. Сохранился автограф стихотворения, где
оно включено как 3-е, заключительное в цикл "Осенний день". В рукописи
имеется разночтение ст. 19: "Пусть осень: Да здравствует осень и труд!" (ОР
ИРЛИ, ф. 258, on. 1, ед. хр. 502, л. 2).

---------------------------------------------------------------------------
 Русская стихотворная сатира 1908-1917-х годов
 Библиотека поэта. Большая серия. Второе издание
 Л., "Советский писатель", 1974
---------------------------------------------------------------------------

 САША ЧЕРНЫЙ

 241. Слишком много
 242. Вопль
 243. Дерзкая задача
 244. Верх лояльности, или От великого до смешного только один шаг
 245. Стилизованный осел. Ария для безголосых
 246. Опять
 247-249. Литература и критика (Из Sinngedichte Людвига Фульда):
 1. "Короли, герои, папы..."
 2. Разговор на могиле
 3. "Когда он меня обругал..."
 250. "Что можно с Маркова взыскать?.."
 251. Перед началом думских игр. Беспартийная элегия
 252. Друг-читатель. Этюд
 253. Герой. Дурак без примеси
 254. Во имя чего?

 241. СЛИШКОМ МНОГО

 Слишком много резонерства
 И дешевого фразерства,
 Что фонтаном бьет в гостиных
 В монологах скучно-длинных, -
 Слишком много...

 Слишком много безразличных,
 Опустившихся, безличных,
 С отупевшими сердцами,
 С деревянными мозгами, -
 Слишком много...

 Слишком много паразитов,
 Изуверов, иезуитов,
 Патриотов-волкодавов,
 Исполнителей-удавов, -
 Слишком много...

 Слишком много терпеливых,
 Растерявшихся, трусливых,
 Полувзглядов, полумнений,
 Бесконечных точек зрений, -
 Слишком много...

 Слишком много слуг лукавых,
 Крайних правых, жертв кровавых,
 И растет в душе тревога,
 Что терпения у бога
 Слишком много!

 <1906>, <1908>

 242. ВОПЛЬ

 Глаза измучены белым.
 Жду с нетерпеньем марта,
 Когда пахнет навозом прелым,
 Когда кошки полны азарта.
 Небо станет лазурней,
 Лучи булыжник согреют,
 И в Думе правые дурни,
 Быть может, чуть-чуть поумнеют.
 Всю зиму противное блюдо,
 Всю зиму протухшая пища:
 Бездарность пещерного люда
 С политикой из голенища.
 Дождемся тепла в апреле,
 Разбухнут первые почки.
 В газетных столбцах неужели
 Опять появятся строчки:
 "Такой-то осел "выражался",
 Другой дал два кукиша разом,
 Председатель очень старался,
 Чтобы всё сходилось с наказом".
 От Питера вплоть до Батума
 Издергались нервы. Еще бы:
 Холера - Меньшиков - Дума -
 Инфлуэнца - голод - сугробы.
 Плывем в разбитом корыте.
 Тошнит... (И кто нас осудит?)
 Милюков, голубчик, скажите,
 Когда же оттепель будет?!.

 <1908>

 243. ДЕРЗКАЯ ЗАДАЧА

 Недавно в обществе веселом
 Шел о сатире разговор -
 Что чувства нет в стихе тяжелом,
 Что в каждой строчке приговор...

 "Я попрошу вас о немногом, -
 Вскричал поэт. - Прошу сказать,
 Возможно ль беспристрастным слогом
 Хотя бы Шварца описать?.."

 . . . . . . . . . . . . . . . .

 Придя домой, в молчаньи строгом
 Присел я грузно на кровать
 И думал: беспристрастным слогом
 Возможно ль Шварца описать?

 Глаза горят... Душа на взводе,
 Рассудок шепчет: "Ерунда",
 Но я решил - назло природе...
 И начинаю, господа:

 "Клянусь Гомера "Одиссеей",
 Свежепросольным огурцом,
 И нашей русской ахинеей,
 И Нибелунговым кольцом,

 Что Шварц пришел поднять науку,
 Унять гасителей орду
 И наложить крутую руку
 На их безмозглую вражду.

 Он, мудро вняв нужде великой,
 Прибавит двадцать высших школ,
 Чтоб свет сиял над черной кликой
 И побеждал дубовый кол.

 Не будем слепнуть больше в шорах!
 Клянусь - пройдет короткий год,
 И имя Шварца на заборах
 Начертит грамотный народ.

 Эвое, Шварц! Он грек по духу,
 В спряженьях он собаку съел -
 Ему ль давать науке плюху
 И школу ставить под расстрел?

 Избави бог! Такого Шварца
 Сама фортуна нам дала:
 Он чист, он прям, он тверже кварца,
 Он в битве с тьмой смелей орла...

 Мы с верой ждем его поступков -
 Земля устала от скотов.
 И кто за эту веру кубков
 Поднять в честь Шварца не готов?..

 Ликуйте сердцем, педагоги!
 Желайте Шварцу многих лет!
 Пред вами новые дороги -
 Да сгинет тьма! Да будет свет!"

 . . . . . . . . . . . . . . . .

 Я так устал... Клянуся богом,
 Мне больше нечего сказать...
 Ах, трудно беспристрастным слогом
 Министра Шварца описать!

 <1908>

 244. ВЕРХ ЛОЯЛЬНОСТИ,
 ИЛИ ОТ ВЕЛИКОГО ДО СМЕШНОГО
 ТОЛЬКО ОДИН ШАГ

 У премьера
 Был Гучков
 С низко-преданным визитом.
 Два курьера
 Из крючков
 Стыли в пафосе сердитом.
 Поклонился
 Гибкий сэр,
 Сэр премьеру - и потеха:
 Покатился
 Вдруг курьер
 И другой за ним от смеха -
 У Гучкова
 Между ног
 Кончик носа появился...
 Что ж смешного?
 Демагог
 Только низко поклонился!

 <1908>

 245. СТИЛИЗОВАННЫЙ ОСЕЛ
 Ария для безголосых

 Голова моя - темный фонарь с перебитыми стеклами,
 С четырех сторон открытый враждебным ветрам.
 По ночам я шатаюсь с распутными, пьяными Феклами
 По утрам я хожу к докторам.
 Тарарам.

 Я волдырь на сиденье прекрасной российской
 словесности,
 Разрази меня гром на четыреста восемь частей!
 Оголюсь и добьюсь скандалезно-всемирной известности,
 И усядусь, как нищий-слепец, на распутье путей.

 Я люблю апельсины и всё, что случайно рифмуется,
 У меня темперамент макаки и нервы как сталь.
 Пусть любой старомодник из зависти злится и дуется
 И вопит: "Не поэзия - шваль!"

 Врешь! Я прыщ на извечном сиденье поэзии,
 Глянцевито-багровый, напевно-коралловый прыщ,
 Прыщ с головкой белее несказанно-жженой магнезии,
 И галантно-развязно-манерно-изломанный хлыщ.

 Ах, словесные, тонкие-звонкие фокусы-покусы!
 Заклюю, забрыкаю, за локоть себя укушу.
 Кто не понял - невежда. К нечистому! накося выкуси.
 Презираю толпу. Попишу? Попишу, попишу...

 Попишу животом, и ноздрей, и ногами, и пятками.
 Двухкопеечным мыслям придам сумасшедший размах,
 Зарифмую всё это для стиля яичными смятками
 И пойду по панели, пойду на бесстыжих руках...

 <1908>

 246. ОПЯТЬ
 Опять опадают кусты и деревья,
 Бронхитное небо слезится опять,
 И дачники, бросив сырые кочевья,
 Бегут, ошалевшие, вспять.

 Опять, перестроив и душу и тело
 (Цветочки и летнее солнце - увы!),
 Творим городское, ненужное дело
 До новой весенней травы.

 Начало сезона. Ни света, ни красок,
 Как призраки, носятся тени людей...
 Опять одинаковость сереньких масок
 От гения до лошадей.

 По улицам шляется смерть. Проклинает
 Безрадостный город и жизнь без надежд.
 С презреньем, зевая, на землю толкает
 Несчастных, случайных невежд.

 А рядом духовная смерть свирепеет
 И сослепу косит, пьяна и сильна.
 Всё мало и мало - коса не тупеет,
 И даль безнадежно черна.

 Что будет? Опять соберутся Гучковы
 И мелочи будут, скучая, жевать,
 А мелочи будут сплетаться в оковы,
 И их никому не порвать.

 О, дом сумасшедших, огромный и грязный!
 К оконным глазницам припал человек:
 Он видит бесформенный мрак безобразный
 И в страхе, что это навек,

 В мучительной жажде надежды и красок
 Выходит на улицу, ищет людей...
 Как страшно найти одинаковость масок
 От гения до лошадей!

 <1908>

 247-249. ЛИТЕРАТУРА И КРИТИКА
 (Из Sinngedichte {1} Людвига Фульда)
<ref>1 Эпиграмм (немецк.). - Ред.</ref>

 1

 Короли, герои, папы,
 Божий сын и бог отец,
 Юбиляры и сатрапы,
 Каждый олух и мудрец,
 И любой сановник крупный,
 И любой правленья строй -
 Все для критики доступны,
 Кроме критики самой!

 2
 РАЗГОВОР НА МОГИЛЕ

 "Кто здесь покоится, не знаете?" - "Поэт".
 - "Поэт? И только-то? - последовал ответ... -
 Но что еще при жизни сделал этот гений?"
 - "Он написал собрание своих произведений!"

 3

 Когда он меня обругал,
 Я справился с горем прекрасно.
 Теперь он меня увенчал -
 И это, пожалуй, опасно.

 Венки из его мастерской
 У глупых в таком предпочтеньи,
 Что новый подарок такой -
 И мне уж не будет спасенья...

 <1908>

 250

 Мы, в России, стоим на крайне
 либеральной точке зрения... В некоторых
 штатах Северно-Американской республики,
 на основании точных выводов науки,
 признали необходимым обезопасить
 государство не только от преступников, но
 и от их потомства; там пришли - и это
 уже практикуется - к кастрации
 преступников.
 Из речи депутата Маркова 2-го 2
 марта 1908 г.

 Что можно с Маркова взыскать?
 Он скорбен головой.
 Смешно и дико разбирать
 Его "научный" вой...
 Не он один - кастрат ума,
 И сердца, и души -
 Долбит: "Веревка и тюрьма...
 Бей насмерть и души!"
 Но страшно то, что этот крик,
 Как лом, по нервам бьет,
 И то, что вырезан язык,
 И то, что хам идет...

 Между 2 и 8 марта 1908

 251. ПЕРЕД НАЧАЛОМ ДУМСКИХ ИГР
 Беспартийная элегия

 Теперь, когда прошла предвыборная свалка,
 Осмелюсь беспартийный голос свой поднять:
 Избранников кадет до крупных слез мне жалко...
 Позвольте мне над ними порыдать!

 Они, как девушки среди бродяг вертепа,
 Краснея и стыдясь, потупят глазки вниз.
 Молчать нельзя, а говорить нелепо,
 В сердцах подмок предвыборный девиз.

 Они - три лебедя (а октябристы - раки,
 "Союзники" же - щуки без зубов)...
 Впрягаться ль в воз? Измажешь только фраки,
 Натрешь плечо и перепортишь кровь.

 Три девушки исправят ли ватагу
 Хозяйских псов, косясь на кабинет?
 О нет! О нет! Сочувственную влагу
 Я лью в унынии и повторяю: "Нет".

 А вы, бесстыдники, бездушные кадеты,
 Зачем послали в Думу "малых сих"?
 Они чрез месяц исхудают как скелеты
 И будут ручки кресел грызть своих.

 О, лучше б дома пить им чай с лимоном,
 Мечтать о Лондоне, читать родную "Речь",
 Чем, оглушаясь хомяковским звоном,
 Следить за ритмом министерских плеч!

 Что _им_ сказать, когда такая пушка,
 Как Родичев, и тот замолк давно?
 Лишь Маклаков порою, как кукушка,
 Снесет яйцо. Кому - не всё ль равно?..

 На днях опять начнется перепалка,
 И воз вперед не двинется опять...
 Избранников кадет до крупных слез мне жалко -
 Их раки с щуками потащут с возом вспять.

 1909

 252. ДРУГ-ЧИТАТЕЛЬ
 Этюд

 Он проснулся, повернулся -
 Заскрипел матрас пружинный,
 Зачадил фитиль лампадки, день в окно стучаться стал,
 Он проснулся, потянулся
 И с презрительною миной
 Стал читать, очки надевши, сатирический журнал.

 Роем жутких привидений
 По стенам блуждают тени,
 Ходит маятник и стуком заполняет тишину...
 За страницею страница -
 Рот улыбкою кривится,
 А уста невольно шепчут: "Ай да хлопцы! Ну и ну!.."

 Вдруг он вздрогнул, полный гнева:
 Всемогущий Магадэва!
 Неужели?.. В самом деле!.. Полюбуйтесь!.. Вот скандал!
 В неприкрашенной натуре
 В листовой карикатуре
 На странице предпоследней сам себя он увидал.

 (Нигилисты-журналисты,
 Хулиганы-портретисты!
 Вы, бросающие камни, разве вы не без греха?)
 В теплом стеганом халате
 Безмятежно на кровати
 Сладко дремлет обыватель, обрастая шерстью мха.

 В глубине его алькова
 Поясной портрет Баркова,
 Под рукой на этажерке пестрых книг солидный ряд:
 Сонник с ярмарки ирбитской,
 Десять книг madame Вербицкой
 И великий, многоликий, неизменный сыщик Нат!..

 Вновь скрипит матрас пружинный...
 И с усмешкою змеиной
 Он с постели, возмущенный, огорченный, злобный, встал
 И на корточках, у печки,
 На вонючей, сальной свечке
 Жжет, томимый острой местью, сатирический журнал!

 <1910>

 253. ГЕРОЙ
 Дурак без примеси

 На ватном бюсте пуговки горят,
 Обтянут зад цветной диагональю,
 Усы, как два хвоста у жеребят,
 И ляжки движутся развалистой спиралью.

 Рукой небрежной упираясь в талью,
 Вперяет вдаль надменно-плоский взгляд
 И, всех иных считая мелкой швалью,
 Несложно пыжится от головы до пят.

 Галантный дух помады и ремней...
 Под козырьком всего четыре слова:
 "Pardon!", "merci!", {1} "канашка" и "мерзавец!".

 Грядет, грядет! По выступам камней
 Свирепо хляпает тяжелая подкова...
 Пар из ноздрей... Ура, ура! Красавец.

 <1910>

 1 "Простите!", "благодарю!" (франц.). - Ред.

 254. ВО ИМЯ ЧЕГО?

 Во имя чего уверяют,
 Что надо кричать: "Рад стараться!"?
 Во имя чего заливают
 Помоями правду и свет?

 Ведь малые дети и галки
 Друг другу давно рассказали,
 Что в скинии старой - лишь палки
 Да тухлый, обсосанный рак...

 Без белых штанов с позументом
 Угасло бы солнце на небе?
 Мир стал бы без них импотентом?
 И груши б в садах не росли?..

 Быть может, не очень прилично
 Средь сладкой мелодии храпа
 С вопросом пристать нетактичным:
 Во имя, во имя чего?

 Но я ведь не действую скопом:
 Мне вдруг захотелось проверить,
 Считать ли себя мне холопом
 Иль сыном великой страны...

 Во имя чего так ласкают
 Союзно-ничтожную падаль?
 Во имя чего не желают,
 Чтоб все научились читать?

 Во имя чего казнокрады
 Гурьбою бегут в "патриоты"?
 Во имя чего как шарады
 Приходится правду писать?

 Во имя чего ежечасно
 Думбадзе плюют на законы?
 Во имя чего мы несчастны,
 Бессильны, бедны и темны?..

 Чины из газеты "Россия",
 Прошу вас, молю вас - скажите
 (Надеюсь, что вы не глухие),
 Во имя, во имя чего?!

 <1911>

 ПРИМЕЧАНИЯ

 Саша Черный - псевдоним Александра Михайловича Гликокберга
(1880-1932), другие псевдопимы: А. Гли, Сазонов, И. Чижик, а также ряд
криптонимов: А. Г-ъ, -ъ, С-а Ч-й и др. Родился и Одессе, учился в
Житомирской гимназии, не окончив которую поступил на службу в ведомство
сборов. Печататься начал в 1904 г. (газета "Волынский вестник"). Переехав
затем в Петербург, принял участие в сатирических журналах 1905-1906 гг.
"Сигнал", "Молот", "Леший", "Маски", "Скоморох". Первый сборник стихов -
"Разные мотивы" (1906) - был конфискован. Автор, во избежание ареста, дм
1908 г. скрывался за границей. Вернувшись в Россию, стал постоянным
сотрудником "Сатирикона". Основные произведения этих лег (1908-1913) собраны
в книгах "Сатиры" (шесть изданий), "Сатиры и лирика" (четыре издания). В
1911 г. Саша Черный порвал с "Сатириконом", при поддержке М. Горького стал
сотрудничать в журнале "Современник". В 1912 г. посетил Горького в Италии.
Поэт был участником первой мировой войны, которой посвятил стихотворный цикл
"Война". В 1920 г. он эмигрировал. За рубежом писал преимущественно рассказы
и стихи для детей. Умер в Провансе, на юге Франции.

 241. Первый вариант этого стих. - без загл., в сб. "Вольница", СПб.,
1906, вып. 2, с. 43. Печ. по журн. "Зритель", 1908, № 5, с. 6, подпись: -ъ.
С публикуемым текстом в первом варианте совпадает только заключительная
строфа (в которой небольшое разночтение: "Партий правых"). Приводим все
предыдущие:

 Слишком много разговоров,
 Пересудов, перекоров,
 Бесконечных рассуждений,
 Полувзглядов, полумнений...
 Слишком много.

 Слишком много безразличных.
 Веселящихся, безличных,
 Жизнерадостно-утробных,
 Всепрощающих, незлобных...
 Слишком много.

 Слишком много терпеливых,
 Неуверенных, плаксивых,
 Робких, маленьких, забитых,
 Растерявшихся, разбитых...
 Слишком много.

 Слишком много паразитов,
 Фарисеев, иезуитов,
 Губернаторов, удавов.
 Патриотов, волкодавов...
 Слишком много.

 242. "Зритель", 1908, № 3, с. 2. В Думе правые дурни - представители
правых (реакционных) партий. Инфлуэнца - грипп.
 243. "Зритель", 1908, № 3, с. 5. Нибелунгово кольцо - цикл
древнегерманских эпических сказаний о нибелунгах (XII в.). Эвое -
восторженное восклицание на пиршествах у древних греков. Он грек пи духу.
Имеется в виду насаждение древнегреческого языка в качестве обязательного
предмета для изучения в гимназиях; этой мерой А. И. Шварц стремился отвлечь
внимание учащихся от современной науки.
 244. "Стрекоза", 1908, № 14, с. 7. Сатира на пресмыкательство А. И.
Гучкова перед П. Н. Столыпиным. От великого до смешного... и т. д. - слова
Наполеона, сказанные им, как полагают, при бегстве из России. У премьера - у
Столыпина. Из крючков - из среды чиновников-крючкотворов.
 245. "Стрекоза", 1908, № 15, с. 6, вариант ст. 12: "Пусть П.
Я.-Старомодник из зависти злится". Печ. по кн.: А. Черный, Сатиры, кн. I,
Берлин, 1922, с. 110. В кн.: Саша Черный, Стихотворения, "Б-ка поэта", Б.
с., Л., 1960, место первой публикации и дата под текстом указаны неверно. П.
Я. - П. Ф. Якубович-Мельшин. Последнюю строфу цитировал В. В. Маяковский в
статье "Живопись сегодняшнего дня" (журнал "Новая жизнь", 1914, № 5 - см.
Полн. собр. соч. в тринадцати томах, т. 1, М., 1955, с. 292).
 246. С, 1908, № 22, с. 2, без загл. Печ. по кн.: Саша Черный, Сатиры,
кн. 1, СПб., 1910, с. 17.
 247-249. С, 1908, № 26, с. 3.
 250. "Зритель", 1908, № 6, с. 6, подпись: А. Г-ъ.
 251. С, 1909, № 42, с. 2. Перед началом думских игр - перед очередной
сессией III Государственной думы (открылась 10 октября 1909 г.). Прошла
предвыборная свалка. Незадолго до сессии состоялись дополнительные выборы в
Думу. Кадеты - см. примеч. 26. Три лебедя... раки... щуки - здесь обыграны
наименования персонажей басни И. А. Крылова "Лебедь, рак и щука". Октябристы
- см. примеч. 11. "Союзники" - члены "Союза русского народа", см. примеч.
144. "Речь" - см. примеч. 61-63. Оглушаясь хомяковским звоном - см. примеч.
203.
 252. С, 1910, № 10, с. 3, подпись: -ъ. Магадэва - индийский бог.
Сонник - книга, содержащая толкования снов. Ирбит - уездный город Пермской
губ. Нат Пинкертон - см. примеч. 116.
 253. С, 1910, № 50, с. 4. Канашка - ласкательная форма слова
"каналья" (чаще всего в обращении к женщине).
 254. С, 1911, № 6, с. 2. В отдельных изданиях (Саша Черный, Сатиры и
лирика, кн. 2, СПб., 1913 и третье издание того же сборника стихов, Пг.,
1917) последние три строфы были пропущены, вероятно, по цензурным
соображениям. Печ. по С. Скиния - переносный храм (шатер) у древних иудеев;
здесь - синоним религии вообще. Белые штаны с позументами - такие брюки
носили чиновники высших классов. Союзно-ничтожная падаль - члены "Союза
русского народа", см. примеч. 144. "Россия" - см. примеч. 60.