чальнику Филатовскаго рода, Михаилу Ѳедоровичу. Меньшой сынъ его Николай былъ всего на годъ старше меня и мы могли бы быть, по близкому сосѣдству, товарищами дѣтства; но наши старики были, должно быть, въ контрахъ; и пока живъ былъ мой отецъ, семьи наши не водили знакомства другъ съ другомъ; а въ годы, послѣ его смерти, Николая Филатова уже не было въ деревнѣ — онъ учился гдѣ-то внѣ дома и мы встрѣтились съ нимъ товарищами уже въ инженерномъ училищѣ. Старикъ Филатовъ былъ садоводъ и пчеловодъ; полевымъ хозяйствомъ совсѣмъ не занимался; всю весну и лѣто жилъ въ саду и на пчельникѣ (на осень и зиму вся семья переѣзжала въ имѣніе Пензенской губерніи); въ гости никуда не ѣздилъ; въ церковь несмотря на крайнюю набожность женской половины своей семьи, никогда не ходилъ; и по этой ли причинѣ или потому что управлявшій имѣніемъ прикащикъ изъ дворовыхъ былъ крутъ съ подчиненными, крестьяне его не долюбливали и подчасъ считали чуть не колдуномъ, потому что въ холеру 48 года (это я знаю отъ родныхъ) въ народѣ ходилъ слухъ, что ее навѣялъ на Теплый Станъ старикъ Филатовъ: его будто бы, передъ ея появленіемъ видѣли, какъ онъ намахивалъ болѣзнь на село руками. Познакомился я съ нимъ, будучи уже отставнымъ офицеромъ, когда онъ отъ старости начиналъ уже приходить въ дѣтство и вѣроятно сталъ смѣшивать воображаемое съ дѣйствительностью; потому что, оставаясь умнымъ человѣкомъ, разсказывалъ серьезно невѣроятныя небылицы. Интересовавшагося его пчелами сосѣда онъ увѣрялъ, напримѣръ, что разъ у него отроился такой огромный рой, что привившись къ стоявшей передъ садовымъ балкономъ черемухѣ, пригнулъ ея вѣтви къ землѣ. Садомъ своимъ онъ справедливо гордился; садъ былъ дѣйствительно чудесный; но больнымъ мѣстомъ въ этомъ саду былъ небольшой почти заросшій камышомъ прудъ, въ которомъ могли водиться много-много караси и лягушки, а по его словамъ водились прежде сазаны чуть не въ аршинъ. Въ гостиной на стѣнахъ висѣли двѣ-три старыя потемнѣвшія отъ времени картины и любопытствующимъ сообщалось, что это было дѣло его рукъ, тогда какъ всѣмъ было доподлинно извѣстно, что живописью онъ никогда не занимался. Узнавши, что я имѣю намѣреніе изучать медицину, онъ разсказывалъ мнѣ, что самъ шелъ по французскому и нѣмецкому факультету (его собственныя слова) и вздумалъ было изучать медицину; но не могъ вынести вида труповъ, за что былъ, будто бы посаженъ въ «канцыръ», такъ какъ начальство думало, что онъ притворяется. Помимо этихъ странностей, Филатовъ былъ очень умный старикъ, разсуждавшій очень здраво о текущихъ событіяхъ и лицахъ, относившійся не безъ ироніи къ вла-
