Перейти к содержанию

Страница:Андерсен-Ганзен 1.pdf/109

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Эта страница выверена

насѣкомыя кусали и жалили ихъ немилосердно; въ каретѣ не оставалось ни одного человѣка, у котораго бы не было искусано и не распухло все лицо. Бѣдныя лошади походили на какую-то падаль,—мухи облѣпили ихъ роями; кучеръ иной разъ слѣзалъ съ козелъ и сгонялъ съ несчастныхъ животныхъ ихъ мучителей, но только на минуту. Но вотъ, солнце сѣло, и путниковъ охватилъ леденящій холодъ; это было совсѣмъ непріятно, зато облака и горы окрасились въ чудные блестящіе зеленоватые тоны. Да, надо видѣть все это самому: никакія описанія не могутъ дать объ этомъ настоящаго понятія. Зрѣлище было безподобное, съ этимъ согласились всѣ пассажиры, но… желудокъ былъ пустъ, все тѣло просило отдыха, всѣ мечты неслись къ ночлегу, а каковъ-то еще онъ будетъ? И всѣ больше занимались этими вопросами, нежели красотами природы.

Дорога лежала черезъ оливковую рощу, и богослову казалось, что онъ ѣдетъ между родными узловатыми ивами; наконецъ, добрались до одинокой гостиницы. У входа расположилось съ десятокъ нищихъ калѣкъ; самый бодрый изъ нихъ смотрѣлъ „достигшимъ совершеннолѣтія старшимъ сыномъ голода“, другіе были или слѣпы, или съ высохшими ногами и ползали на рукахъ, или съ изуродованными руками безъ пальцевъ. Изъ лохмотьевъ ихъ такъ и глядѣла голая нищета. „Есcellenza, miserabili!“ стонали они и выставляли на показъ изуродованные члены. Сама хозяйка гостиницы встрѣтила путешественниковъ босая, съ непричесанною головой и въ какой-то грязной блузѣ. Двери были безъ задвижекъ и связывались попросту веревочками, кирпичный полъ въ комнатахъ былъ весь въ ямахъ, на потолкахъ гнѣздились летучія мыши, а ужъ воздухъ!..

— Пусть накроютъ намъ столъ въ конюшнѣ!—сказалъ одинъ изъ путниковъ.—Тамъ все-таки знаешь, чѣмъ дышешь!

Открыли окна, чтобы впустить въ комнаты свѣжаго воздуха, но его опередили изсохшія руки и непрерывное нытье: Ессеllenza, miserabili! Всѣ стѣны были покрыты надписями; половина изъ нихъ бранила bella Italia!

Подали обѣдъ: водянистый супъ, приправленный перцемъ и прогорклымъ оливковымъ масломъ, салатъ съ такимъ же масломъ, затѣмъ, какъ главные блюда, протухшія яйца и жареные пѣтушьи гребешки; вино—и то отзывалось микстурой.

На ночь двери были заставлены чемоданами; одинъ изъ путешественниковъ сталъ на караулъ, другіе же заснули. Ка-


Тот же текст в современной орфографии

насекомые кусали и жалили их немилосердно; в карете не оставалось ни одного человека, у которого бы не было искусано и не распухло всё лицо. Бедные лошади походили на какую-то падаль, — мухи облепили их роями; кучер иной раз слезал с ко́зел и сгонял с несчастных животных их мучителей, но только на минуту. Но вот, солнце село, и путников охватил леденящий холод; это было совсем неприятно, зато облака и горы окрасились в чудные блестящие зеленоватые тона. Да, надо видеть всё это самому: никакие описания не могут дать об этом настоящего понятия. Зрелище было бесподобное, с этим согласились все пассажиры, но… желудок был пуст, всё тело просило отдыха, все мечты неслись к ночлегу, а каков-то ещё он будет? И все больше занимались этими вопросами, нежели красотами природы.

Дорога лежала через оливковую рощу, и богослову казалось, что он едет между родными узловатыми ивами; наконец, добрались до одинокой гостиницы. У входа расположилось с десяток нищих калек; самый бодрый из них смотрел «достигшим совершеннолетия старшим сыном голода», другие были или слепы, или с высохшими ногами и ползали на руках, или с изуродованными руками без пальцев. Из лохмотьев их так и глядела голая нищета. «Есcellenza, miserabili!» стонали они и выставляли напоказ изуродованные члены. Сама хозяйка гостиницы встретила путешественников босая, с непричёсанною головой и в какой-то грязной блузе. Двери были без задвижек и связывались попросту веревочками, кирпичный пол в комнатах был весь в ямах, на потолках гнездились летучие мыши, а уж воздух!..

— Пусть накроют нам стол в конюшне! — сказал один из путников. — Там всё-таки знаешь, чем дышишь!

Открыли окна, чтобы впустить в комнаты свежего воздуха, но его опередили иссохшие руки и непрерывное нытье: Ессеllenza, miserabili! Все стены были покрыты надписями; половина из них бранила bella Italia!

Подали обед: водянистый суп, приправленный перцем и прогорклым оливковым маслом, салат с таким же маслом, затем, как главные блюда, протухшие яйца и жареные петушьи гребешки; вино — и то отзывалось микстурой.

На ночь двери были заставлены чемоданами; один из путешественников стал на караул, другие же заснули. Ка-