трубочки, наполняли ихъ табакомъ и курили; самый старшій все толковалъ о томъ, по какой дорогѣ имъ лучше отправиться, и ни на что не могъ рѣшиться.
— Плюну туда—угожу себѣ въ лицо,—говорилъ онъ:—плюну сюда—угожу себѣ въ бороду!
Но какъ—ни какъ, а надо было выбрать какую-нибудь дорогу!
Они ушли и мой отецъ съ ними. Немного спустя, мы услышали выстрѣлы, потомъ еще и еще; въ мазанку къ намъ явились солдаты и забрали насъ всѣхъ: и мать, и Анастасію и меня. Разбойники нашли въ нашемъ домѣ пристанище,—говорили солдаты—мой отецъ былъ съ ними заодно, поэтому надо было забрать и насъ.
Я увидалъ трупы разбойниковъ, трупъ моего отца, и плакалъ, пока не уснулъ. Проснулся я уже въ темницѣ, но тюремное помѣщеніе наше было не хуже родной мазанки; мнѣ дали луку и налили отзывавшагося смолой вина, но и оно было не хуже домашняго, тоже хранившагося въ осмоленныхъ мѣшкахъ.
Какъ долго пробыли мы въ темницѣ—не знаю, помню только, что прошло много дней и ночей. Когда мы вышли оттуда, былъ праздникъ Св. Пасхи; я тащилъ на спинѣ Анастасію,—мать была больна и еле-еле двигалась. Не скоро дошли мы до моря; это былъ заливъ Лепанто. Мы вошли въ церковь, всю сіявшую образами, написанными на золотомъ фонѣ. Святые лики были ангельски прекрасны, но мнѣ все-таки казалось, что моя малютка-сестрица не хуже ихъ. Посреди церкви стояла гробница, наполненная розами; въ образѣ чудесныхъ цвѣтовъ лежалъ самъ Господь нашъ Іисусъ Христосъ—такъ сказала мнѣ мать. Священникъ провозгласилъ:—Христосъ воскресе!—и всѣ стали цѣловаться другъ съ другомъ. У всѣхъ были въ рукахъ зажженныя свѣчи; дали по свѣчкѣ и намъ съ малюткой Анастасіей. Потомъ загудѣли волынки, люди взялись за руки и, приплясывая, вышли изъ церкви. Женщины жарили подъ открытымъ небомъ пасхальныхъ агнцевъ; насъ тоже пригласили присѣсть къ огню, и я сѣлъ рядомъ съ мальчикомъ постарше меня, который меня обнялъ и поцѣловалъ со словами: „Христосъ воскресе!“ Такъ встрѣтились мы съ Афтанидомъ.
Мать умѣла плести рыболовныя сѣти; тутъ, возлѣ моря это давало хорошій заработокъ, и мы долго жили на берегу чуднаго моря, которое отзывалось на вкусъ слезами, а игрою красокъ напоминало слезы оленя: то оно было красное, то зеленое, то снова синее.
трубочки, наполняли их табаком и курили; самый старший всё толковал о том, по какой дороге им лучше отправиться, и ни на что не мог решиться.
— Плюну туда — угожу себе в лицо, — говорил он: — плюну сюда — угожу себе в бороду!
Но как-никак, а надо было выбрать какую-нибудь дорогу!
Они ушли и мой отец с ними. Немного спустя, мы услышали выстрелы, потом ещё и ещё; в мазанку к нам явились солдаты и забрали нас всех: и мать, и Анастасию и меня. Разбойники нашли в нашем доме пристанище, — говорили солдаты — мой отец был с ними заодно, поэтому надо было забрать и нас.
Я увидал трупы разбойников, труп моего отца, и плакал, пока не уснул. Проснулся я уже в темнице, но тюремное помещение наше было не хуже родной мазанки; мне дали луку и налили отзывавшегося смолой вина, но и оно было не хуже домашнего, тоже хранившегося в осмолённых мешках.
Как долго пробыли мы в темнице — не знаю, помню только, что прошло много дней и ночей. Когда мы вышли оттуда, был праздник Св. Пасхи; я тащил на спине Анастасию, — мать была больна и еле-еле двигалась. Нескоро дошли мы до моря; это был залив Лепанто. Мы вошли в церковь, всю сиявшую образа́ми, написанными на золотом фоне. Святые лики были ангельски прекрасны, но мне всё-таки казалось, что моя малютка-сестрица не хуже их. Посреди церкви стояла гробница, наполненная розами; в образе чудесных цветов лежал сам Господь наш Иисус Христос — так сказала мне мать. Священник провозгласил: — Христос воскресе! — и все стали целоваться друг с другом. У всех были в руках зажжённые свечи; дали по свечке и нам с малюткой Анастасией. Потом загудели волынки, люди взялись за руки и, приплясывая, вышли из церкви. Женщины жарили под открытым небом пасхальных агнцев; нас тоже пригласили присесть к огню, и я сел рядом с мальчиком постарше меня, который меня обнял и поцеловал со словами: «Христос воскресе!» Так встретились мы с Афтанидом.
Мать умела плести рыболовные сети; тут, возле моря это давало хороший заработок, и мы долго жили на берегу чудного моря, которое отзывалось на вкус слезами, а игрою красок напоминало слёзы оленя: то оно было красное, то зелёное, то снова синее.
