„Я знаю, гдѣ она!“—вздохнулъ кубарь.—„Въ стрижиномъ гнѣздѣ, замужемъ за стрижомъ!“
И чѣмъ больше думалъ кубарь о мячикѣ, тѣмъ больше влюблялся. Сказать правду, такъ онъ потому больше и влюблялся, что не могъ жениться на своей возлюбленной,—подумать только, она предпочла ему другого!
Кубарь плясалъ и пѣлъ, но не переставалъ думать о мячикѣ, который представлялся ему все прекраснѣе и прекраснѣе.
Такъ прошло много лѣтъ; любовь кубаря стала уже старой любовью.
Да и самъ кубарь былъ не молодъ… Разъ его взяли и вызолотили сверху до низу. То-то было великолѣпіе! Онъ весь сталъ золотой и кружился и жужжалъ, такъ что любо! Да, ужъ нечего сказать! Вдругъ онъ подпрыгнулъ повыше и—пропалъ!
Искали, искали, даже въ погребъ слазили,—нѣтъ, нѣтъ и нѣтъ!
Куда же онъ попалъ?
Въ помойное ведро! Оно стояло какъ разъ подъ водосточнымъ жолобомъ и было полно разной дряни: обгрызанныхъ кочерыжекъ, щепокъ, сора.
— Угодилъ, нечего сказать!—вздохнулъ кубарь.—Тутъ вся позолота разомъ сойдетъ! И что за дрянь тутъ валяется?
И онъ покосился на длинную обгрызанную кочерыжку и еще на какую-то странную, круглую вещь, вродѣ стараго промозглаго яблока. Но это было не яблоко, а старая барышня-мячикъ, который застрялъ когда-то въ водосточномъ жолобѣ, пролежалъ тамъ много, много лѣтъ, весь промозгъ и, наконецъ, упалъ въ ведро.
— Слава Богу! Наконецъ-то хоть кто-нибудь изъ нашего круга, съ кѣмъ можно поговорить!—сказалъ мячикъ, посмотрѣвъ на вызолоченный кубарь.—Я, вѣдь, въ сущности изъ сафьяна и сшита дѣвичьими ручками, а внутри у меня пробка! А кто это скажетъ, глядя на меня? Я чуть не вышла замужъ за стрижа, да вотъ попала въ водосточный жолобъ и пролежала тамъ цѣлыхъ пять лѣтъ! Это не шутка! Особенно для дѣвицы!
Кубарь молчалъ,—онъ думалъ о своей старой возлюбленной и все больше и больше убѣждался, что это она.
Пришла служанка, чтобы опорожнить ведро.
— А, вотъ гдѣ нашъ кубарь!—сказала она.
«Я знаю, где она!» — вздохнул кубарь. — «В стрижином гнезде, замужем за стрижом!»
И чем больше думал кубарь о мячике, тем больше влюблялся. Сказать правду, так он потому больше и влюблялся, что не мог жениться на своей возлюбленной, — подумать только, она предпочла ему другого!
Кубарь плясал и пел, но не переставал думать о мячике, который представлялся ему всё прекраснее и прекраснее.
Так прошло много лет; любовь кубаря стала уже старой любовью.
Да и сам кубарь был не молод… Раз его взяли и вызолотили сверху донизу. То-то было великолепие! Он весь стал золотой и кружился и жужжал, так что любо! Да, уж нечего сказать! Вдруг он подпрыгнул повыше и — пропал!
Искали, искали, даже в погреб слазили, — нет, нет и нет!
Куда же он попал?
В помойное ведро! Оно стояло как раз под водосточным жёлобом и было полно разной дряни: обгрызенных кочерыжек, щепок, сора.
— Угодил, нечего сказать! — вздохнул кубарь. — Тут вся позолота разом сойдёт! И что за дрянь тут валяется?
И он покосился на длинную обгрызенную кочерыжку и ещё на какую-то странную, круглую вещь, вроде старого промозглого яблока. Но это было не яблоко, а старая барышня-мячик, который застрял когда-то в водосточном жёлобе, пролежал там много, много лет, весь промозг и, наконец, упал в ведро.
— Слава Богу! Наконец-то хоть кто-нибудь из нашего круга, с кем можно поговорить! — сказал мячик, посмотрев на вызолоченный кубарь. — Я, ведь, в сущности из сафьяна и сшита девичьими ручками, а внутри у меня пробка! А кто это скажет, глядя на меня? Я чуть не вышла замуж за стрижа, да вот попала в водосточный жёлоб и пролежала там целых пять лет! Это не шутка! Особенно для девицы!
Кубарь молчал, — он думал о своей старой возлюбленной и всё больше и больше убеждался, что это она.
Пришла служанка, чтобы опорожнить ведро.
— А, вот где наш кубарь! — сказала она.
