Бутылка лежала пустая, безъ пробки, и ощущала въ желудкѣ какую-то пустоту, ей какъ будто чего-то недоставало, а чего—она и сама не знала. Но вотъ, ее налили чудеснымъ виномъ, закупорили и запечатали сургучомъ, а сбоку наклеили ярлычокъ: „Первый сортъ“. Бутылка какъ будто получила первый дипломъ на экзаменѣ; но вино и въ самомъ дѣлѣ было хорошее, бутылка тоже. Въ молодости всякій болѣе или менѣе поэтъ, вотъ и въ нашей бутылкѣ что-то такъ и играло и пѣло о такихъ вещахъ, о которыхъ сама она и понятія не имѣла: о зеленыхъ, освѣщенныхъ солнцемъ, горахъ съ виноградниками по склонамъ, о веселыхъ дѣвушкахъ и парняхъ, что съ пѣснями собираютъ виноградъ, цѣлуются и хохочутъ… Да, жизнь такъ хороша! Вотъ что бродило и пѣло въ бутылкѣ, какъ въ душѣ молодыхъ поэтовъ,—они тоже зачастую сами не знаютъ, о чемъ поютъ.
Однажды утромъ бутылку купили,—въ погребъ явился мальчикъ отъ скорняка и потребовалъ бутылку вина самаго перваго сорта. Бутылка очутилась въ корзинѣ рядомъ съ окорокомъ, сыромъ и колбасой, чудеснѣйшимъ масломъ и булками. Дочка скорняка сама укладывала все въ корзинку. Дѣвушка была молоденькая, хорошенькая; черные глазки ея такъ и смѣялись, на губахъ играла улыбка, такая же выразительная, какъ и глазки. Ручки у нея были тонкія, мягкія, бѣлыя-пребѣлыя, но грудь и шейка еще бѣлѣе. Сразу было видно, что она одна изъ самыхъ красивыхъ дѣвушекъ въ городѣ, и—представьте—еще не была просватана!
Вся семья отправлялась въ лѣсъ; корзинку съ припасами дѣвушка везла на колѣняхъ; бутылочное горлышко высовывалось изъ подъ бѣлой скатерти, которою была накрыта корзина. Красная сургучная головка бутылки глядѣла прямо на дѣвушку и на молодого штурмана, сына ихъ сосѣда-живописца, товарища дѣтскихъ игръ красотки, сидѣвшаго рядомъ съ нею. Онъ только-что блестяще сдалъ свой экзаменъ, а на слѣдующій день уже долженъ былъ отплыть на кораблѣ въ чужія страны. Объ этомъ много толковали во время сборовъ въ лѣсъ, и въ эти минуты во взорѣ и въ выраженіи личика хорошенькой дочки скорняка не замѣчалось особенной радости.
Молодые люди пошли бродить по лѣсу. О чемъ они бесѣдовали? Да, вотъ этого бутылка не слыхала; она, вѣдь, оставалась въ корзинѣ и успѣла даже соскучиться, стоя тамъ. Но, наконецъ, ее вытащили, и она сразу увидала, что дѣла успѣли
Бутылка лежала пустая, без пробки, и ощущала в желудке какую-то пустоту, ей как будто чего-то недоставало, а чего — она и сама не знала. Но вот, её налили чудесным вином, закупорили и запечатали сургучом, а сбоку наклеили ярлычок: «Первый сорт». Бутылка как будто получила первый диплом на экзамене; но вино и в самом деле было хорошее, бутылка тоже. В молодости всякий более или менее поэт, вот и в нашей бутылке что-то так и играло и пело о таких вещах, о которых сама она и понятия не имела: о зелёных, освещённых солнцем, горах с виноградниками по склонам, о весёлых девушках и парнях, что с песнями собирают виноград, целуются и хохочут… Да, жизнь так хороша! Вот что бродило и пело в бутылке, как в душе молодых поэтов, — они тоже зачастую сами не знают, о чём поют.
Однажды утром бутылку купили, — в погреб явился мальчик от скорняка и потребовал бутылку вина самого первого сорта. Бутылка очутилась в корзине рядом с окороком, сыром и колбасой, чудеснейшим маслом и булками. Дочка скорняка сама укладывала всё в корзинку. Девушка была молоденькая, хорошенькая; чёрные глазки её так и смеялись, на губах играла улыбка, такая же выразительная, как и глазки. Ручки у неё были тонкие, мягкие, белые-пребелые, но грудь и шейка ещё белее. Сразу было видно, что она одна из самых красивых девушек в городе, и — представьте — ещё не была просватана!
Вся семья отправлялась в лес; корзинку с припасами девушка везла на коленях; бутылочное горлышко высовывалось из-под белой скатерти, которою была накрыта корзина. Красная сургучная головка бутылки глядела прямо на девушку и на молодого штурмана, сына их соседа-живописца, товарища детских игр красотки, сидевшего рядом с нею. Он только что блестяще сдал свой экзамен, а на следующий день уже должен был отплыть на корабле в чужие страны. Об этом много толковали во время сборов в лес, и в эти минуты во взоре и в выражении личика хорошенькой дочки скорняка не замечалось особенной радости.
Молодые люди пошли бродить по лесу. О чём они беседовали? Да, вот этого бутылка не слыхала; она, ведь, оставалась в корзине и успела даже соскучиться, стоя там. Но, наконец, её вытащили, и она сразу увидала, что дела успели
