трудно было бы понять все это, но дѣти мудреца поняли, а впослѣдствіи поймутъ, можетъ быть, и другія.
Выслушавъ отца, они начали разспрашивать его объ истинѣ, добрѣ и красотѣ подробнѣе, и онъ разсказалъ имъ все, что зналъ самъ. Между прочимъ, онъ сказалъ имъ, что Богъ, создавъ человѣка изъ земли, подарилъ его пятью огненными сердечными поцѣлуями, и съ каждымъ поцѣлуемъ человѣкъ получалъ одно изъ своихъ „пяти чувствъ“, какъ мы ихъ называемъ. Ими-то мы и познаемъ красоту, истину и добро, ими истина, добро и красота оцѣниваются, защищаются и поощряются; каждое изъ этихъ пяти чувствъ подраздѣляется на внѣшнее и внутреннее, духовное; одно изъ нихъ корень, другое верхушка, одно тѣло, другое душа.
Дѣти много думали о словахъ отца; камень мудрецовъ не выходилъ у нихъ изъ головы ни днемъ, ни ночью. Наконецъ, старшему приснился чудный сонъ, но—вотъ диво!—то же самое приснилось и второму, и третьему, и четвертому! Каждому брату снилось, что онъ отправляется странствовать по бѣлу-свѣту и находитъ камень мудрецовъ, который горитъ у него во лбу яркимъ пламенемъ въ то время, какъ онъ мчится по бархатнымъ лугамъ и отцовскому саду на своемъ быстромъ, какъ вѣтеръ, конѣ обратно въ отчій домъ. И драгоцѣнный камень отбросилъ на страницы книги Истины такой небесный свѣтъ, что стали видны и письмена въ главѣ „Жизнь послѣ смерти“. Сестрѣ же не снилось ничего такого; ей и въ голову не приходило пуститься странствовать по свѣту,—весь свѣтъ заключался для нея въ отцовскомъ домѣ.
— Я отправлюсь въ путь!—сказалъ старшій.—Пора мнѣ узнать, что творится на бѣломъ свѣтѣ и самому окунуться въ море житейское. Я стремлюсь только къ добру и истинѣ, а, благодаря имъ, я обрѣту и красоту! Многое измѣнится въ мірѣ, когда я возьмусь за дѣло!
Да, замыслы-то у него были отважные и великіе, какъ и у всѣхъ насъ, пока мы сидимъ у себя въ углу, за печкой, не испытавъ еще ни дождя, ни непогоды, не изранивъ себѣ ногъ терніями, растущими на пути жизни!
У каждаго брата всѣ пять чувствъ—и внѣшнія, и внутреннія—были развиты превосходно, но одно все-таки играло преобладающую роль. У старшаго брата такимъ чувствомъ являлось зрѣніе. Оно-то и должно было сослужить ему главную
трудно было бы понять всё это, но дети мудреца поняли, а впоследствии поймут, может быть, и другие.
Выслушав отца, они начали расспрашивать его об истине, добре и красоте подробнее, и он рассказал им всё, что знал сам. Между прочим, он сказал им, что Бог, создав человека из земли, подарил его пятью огненными сердечными поцелуями, и с каждым поцелуем человек получал одно из своих «пяти чувств», как мы их называем. Ими-то мы и познаём красоту, истину и добро, ими истина, добро и красота оцениваются, защищаются и поощряются; каждое из этих пяти чувств подразделяется на внешнее и внутреннее, духовное; одно из них корень, другое верхушка, одно тело, другое душа.
Дети много думали о словах отца; камень мудрецов не выходил у них из головы ни днём, ни ночью. Наконец, старшему приснился чудный сон, но — вот диво! — то же самое приснилось и второму, и третьему, и четвёртому! Каждому брату снилось, что он отправляется странствовать по белу свету и находит камень мудрецов, который горит у него во лбу ярким пламенем в то время, как он мчится по бархатным лугам и отцовскому саду на своём быстром, как ветер, коне обратно в отчий дом. И драгоценный камень отбросил на страницы книги Истины такой небесный свет, что стали видны и письмена в главе «Жизнь после смерти». Сестре же не снилось ничего такого; ей и в голову не приходило пуститься странствовать по свету, — весь свет заключался для неё в отцовском доме.
— Я отправлюсь в путь! — сказал старший. — Пора мне узнать, что творится на белом свете и самому окунуться в море житейское. Я стремлюсь только к добру и истине, а, благодаря им, я обрету и красоту! Многое изменится в мире, когда я возьмусь за дело!
Да, замыслы-то у него были отважные и великие, как и у всех нас, пока мы сидим у себя в углу, за печкой, не испытав ещё ни дождя, ни непогоды, не изранив себе ног терниями, растущими на пути жизни!
У каждого брата все пять чувств — и внешние, и внутренние — были развиты превосходно, но одно всё-таки играло преобладающую роль. У старшего брата таким чувством являлось зрение. Оно-то и должно было сослужить ему главную