Куда же дѣвались теперь всѣ слезы Антона? Куда дѣвались эти жемчужины? Онѣ остались въ его ночномъ колпакѣ,—ихъ, вѣдь, нельзя было отмыть никакимъ мыломъ, онѣ такъ и остались въ колпакѣ скрытыми и забытыми. Мысли и думы тоже остались въ колпакѣ стараго холостяка. Не пожелай его себѣ! Лобъ твой разгорячится, пульсъ забьется ускоренно, и тебѣ приснятся сны, похожіе на дѣйствительность. Это пришлось испытать первому же, кто надѣлъ колпакъ, а случилось-то это спустя цѣлыхъ пятьдесятъ лѣтъ! Надѣлъ его самъ городской голова, человѣкъ женатый, отецъ одиннадцати дѣтей, жившій въ свое удовольствіе, и ему сейчасъ же приснились во снѣ несчастная любовь, банкротство и борьба изъ-за куска хлѣба!
— Фу, какъ этотъ колпакъ грѣетъ!—сказалъ онъ, срывая его съ себя, и изъ колпака выкатилась жемчужинка, потомъ другая; какъ онѣ зазвенѣли и заблестѣли!—Это ревматизмъ!—рѣшилъ голова.—И въ ушахъ звенитъ, и изъ глазъ искры сыплются!
А это были слезы, пролитыя пятьдесятъ лѣтъ тому назадъ старикомъ Антономъ изъ Эйзенаха.
И кому ни попадалъ этотъ колпакъ на голову, тому сейчасъ снились подобные же сны; онъ какъ будто самъ переживалъ исторію Антона. Выходила цѣлая сказка, да и не одна. Но пусть разсказываютъ ихъ другіе, а мы одну ужъ разсказали и кончимъ ее словами: „никто не пожелай себѣ колпака стараго холостяка“!
Куда же девались теперь все слёзы Антона? Куда девались эти жемчужины? Они остались в его ночном колпаке, — их, ведь, нельзя было отмыть никаким мылом, они так и остались в колпаке скрытыми и забытыми. Мысли и думы тоже остались в колпаке старого холостяка. Не пожелай его себе! Лоб твой разгорячится, пульс забьётся ускоренно, и тебе приснятся сны, похожие на действительность. Это пришлось испытать первому же, кто надел колпак, а случилось-то это спустя целых пятьдесят лет! Надел его сам городской голова, человек женатый, отец одиннадцати детей, живший в своё удовольствие, и ему сейчас же приснились во сне несчастная любовь, банкротство и борьба из-за куска хлеба!
— Фу, как этот колпак греет! — сказал он, срывая его с себя, и из колпака выкатилась жемчужинка, потом другая; как они зазвенели и заблестели! — Это ревматизм! — решил голова. — И в ушах звенит, и из глаз искры сыплются!
А это были слёзы, пролитые пятьдесят лет тому назад стариком Антоном из Эйзенаха.
И кому ни попадал этот колпак на голову, тому сейчас снились подобные же сны; он как будто сам переживал историю Антона. Выходила целая сказка, да и не одна. Но пусть рассказывают их другие, а мы одну уж рассказали и кончим её словами: «никто не пожелай себе колпака старого холостяка»!