Вотъ, явился и селезень. Онъ принялъ пѣвчую птичку за воробья.
— Ну да, я много не разбираю!—сказалъ онъ.—Все едино! Она изъ породы шарманокъ; есть онѣ—ну и ладно.
— Пусть себѣ говоритъ, а вы не обращайте вниманія!—шепнула птичкѣ Португалка.—Онъ зато весьма дѣловитый селезень, а дѣла, вѣдь, главное!.. Ну, а теперь, я прилягу отдохнуть. Это прямой долгъ по отношенію къ самой себѣ, если хочешь разжирѣть и быть набальзамированною яблоками и черносливомъ.
И она улеглась на солнышкѣ, помигивая однимъ глазомъ. Улеглась она хорошо, сама была хороша, и заснула хорошо. Пѣвчая птичка почесала сломанное крылышко и прилегла къ своей покровительницѣ. Солнышко такъ славно пригрѣвало, тутъ было чудесное мѣстечко.
Сосѣдскія куры принялись рыться въ землѣ; онѣ въ сущности и приходили сюда только за кормомъ. Потомъ онѣ стали расходиться; первыя ушли китаянки, за ними и остальныя. Остроумный утенокъ сказалъ про Португалку, что она скоро впадетъ въ „утиное дѣтство“. Другія утки закрякали отъ смѣха. „Утиное дѣтство!“ Ахъ, онъ безподобенъ! Вотъ острякъ!“ И онѣ повторяли и прежнюю его остроту: „Портулакія“. Ужасно забавно было! Затѣмъ улеглись и онѣ.
Прошелъ часъ, вдругъ на дворъ выплеснули помои и всякіе кухонные отброски. Отъ этого всплеска вся спящая компанія проснулась и забила крыльями. Проснулась и Португалка, перевалилась на другой бокъ и пребольно придавила пѣвчую птичку.
— Пипъ!—пискнула та.—Вы наступили на меня, сударыня!
— Не попадайтесь подъ ноги!—отвѣтила Португалка.—Да не будьте такою нѣженкой! У меня тоже есть нервы, а я никогда не пищу!
— Не сердитесь!—сказала птичка.—Это у меня такъ вырвалось!
Но Португалка не слушала, бросилась на поживу и отлично пообѣдала. Покончивъ съ ѣдой, она опять улеглась. Птичка снова подошла къ ней и хотѣла было доставить ей удовольствіе своимъ пѣніемъ:
Чу-чу-чу-чу!
Ужъ я не промолчу,
Я васъ воспѣть хочу!
Чу-чу-чу-чу!
Вот, явился и селезень. Он принял певчую птичку за воробья.
— Ну да, я много не разбираю! — сказал он. — Всё едино! Она из породы шарманок; есть они — ну и ладно.
— Пусть себе говорит, а вы не обращайте внимания! — шепнула птичке Португалка. — Он зато весьма деловитый селезень, а дела, ведь, главное!.. Ну, а теперь, я прилягу отдохнуть. Это прямой долг по отношению к самой себе, если хочешь разжиреть и быть набальзамированною яблоками и черносливом.
И она улеглась на солнышке, помигивая одним глазом. Улеглась она хорошо, сама была хороша, и заснула хорошо. Певчая птичка почесала сломанное крылышко и прилегла к своей покровительнице. Солнышко так славно пригревало, тут было чудесное местечко.
Соседские куры принялись рыться в земле; они в сущности и приходили сюда только за кормом. Потом они стали расходиться; первые ушли китаянки, за ними и остальные. Остроумный утёнок сказал про Португалку, что она скоро впадёт в «утиное детство». Другие утки закрякали от смеха. «Утиное детство!» Ах, он бесподобен! Вот остряк!» И они повторяли и прежнюю его остроту: «Портулакия». Ужасно забавно было! Затем улеглись и они.
Прошёл час, вдруг на двор выплеснули помои и всякие кухонные отброски. От этого всплеска вся спящая компания проснулась и забила крыльями. Проснулась и Португалка, перевалилась на другой бок и пребольно придавила певчую птичку.
— Пип! — пискнула та. — Вы наступили на меня, сударыня!
— Не попадайтесь под ноги! — ответила Португалка. — Да не будьте такою неженкой! У меня тоже есть нервы, а я никогда не пищу!
— Не сердитесь! — сказала птичка. — Это у меня так вырвалось!
Но Португалка не слушала, бросилась на поживу и отлично пообедала. Покончив с едой, она опять улеглась. Птичка снова подошла к ней и хотела было доставить ей удовольствие своим пением:
Чу-чу-чу-чу!
Уж я не промолчу,
Я вас воспеть хочу!
Чу-чу-чу-чу!