вые цвѣточки, а съ ними и сорныя травы, какъ, напримѣръ, можно обозвать крапиву, хотя о ней такъ прекрасно сказано въ псалмѣ:
„Хотя бы всѣхъ земныхъ царей
Со всѣхъ концовъ земли созвать,
То все же властью имъ своей
Листка крапивы не создать!“[1]
Въ господскомъ саду было поэтому много работы не только самому садовнику и его ученикамъ, но и Оле и Кирстинѣ.
— Ну, и работа!—говорили они.—Только что мы выполемъ и вычистимъ всѣ дорожки—ихъ опять затопчутъ! Гости-то, вѣдь, у господъ не переводятся! И во что это обходится имъ! Ну да и то сказать—куда-жъ имъ деньги-то дѣвать?
— Да, мудрено распредѣлено все на свѣтѣ!—сказалъ Оле.—Всѣ мы дѣти одного Отца-Господа, говоритъ священникъ, откуда же такая разница?
— Пошла она съ грѣхопаденія!—говорила Кирстина.
Объ этомъ же зашелъ у нихъ разговоръ и вечеромъ, когда „сидень“ лежалъ и читалъ свои сказки. Отъ нужды и тяжелаго труда огрубѣли не только руки, но и сердце и мысли бѣдняковъ; они не могли переварить своей бѣдности, не могли взять въ толкъ ея причинъ и, говоря о томъ, раздражались все больше и больше.
— Одни живутъ въ довольствѣ и въ счастьи, другіе вѣкъ свой должны мыкать горе! И съ какой стати намъ платиться за непослушаніе и любопытство нашихъ прародителей! Мы бы на ихъ мѣстѣ ничего такого не сдѣлали!
— Сдѣлали бы!—сказалъ вдругъ „сидень“.—Вотъ тутъ въ книжкѣ все сказано!
— Что тамъ сказано?—спросили родители.
И Гансъ прочелъ имъ старую сказку о дровосѣкѣ и его женѣ. Они тоже бранили Адама и Еву за ихъ любопытство, ставшее виною людского несчастья, а въ это время мимо какъ-разъ проходилъ король той страны. „Идите за мною!“ сказалъ онъ. „Вы будете жить не хуже меня; на столъ вамъ будутъ подавать по семи блюдъ, да еще одно сверхъ того, но на него вы можете только смотрѣть. Сто́итъ же вамъ дотронуться до этой
- ↑ Изъ псалма епископа Томаса Кинго (1634—1703). Примѣч. перев.
вые цветочки, а с ними и сорные травы, как, например, можно обозвать крапиву, хотя о ней так прекрасно сказано в псалме:
„Хотя бы всех земных царей
Со всех концов земли созвать,
То всё же властью им своей
Листка крапивы не создать!“[1]
В господском саду было поэтому много работы не только самому садовнику и его ученикам, но и Оле и Кирстине.
— Ну, и работа! — говорили они. — Только что мы выполем и вычистим все дорожки — их опять затопчут! Гости-то, ведь, у господ не переводятся! И во что это обходится им! Ну да и то сказать — куда ж им деньги-то девать?
— Да, мудрено распределено всё на свете! — сказал Оле. — Все мы дети одного Отца-Господа, говорит священник, откуда же такая разница?
— Пошла она с грехопадения! — говорила Кирстина.
Об этом же зашёл у них разговор и вечером, когда «сидень» лежал и читал свои сказки. От нужды и тяжёлого труда огрубели не только руки, но и сердце и мысли бедняков; они не могли переварить своей бедности, не могли взять в толк её причин и, говоря о том, раздражались всё больше и больше.
— Одни живут в довольстве и в счастье, другие век свой должны мыкать горе! И с какой стати нам платиться за непослушание и любопытство наших прародителей! Мы бы на их месте ничего такого не сделали!
— Сделали бы! — сказал вдруг «сидень». — Вот тут в книжке всё сказано!
— Что там сказано? — спросили родители.
И Ганс прочёл им старую сказку о дровосеке и его жене. Они тоже бранили Адама и Еву за их любопытство, ставшее виною людского несчастья, а в это время мимо как раз проходил король той страны. «Идите за мною!» сказал он. «Вы будете жить не хуже меня; на стол вам будут подавать по семи блюд, да ещё одно сверх того, но на него вы можете только смотреть. Сто́ит же вам дотронуться до этой
- ↑ Из псалма епископа Томаса Кинго (1634—1703). Примеч. перев.