все волостнымъ судомъ да старшиной. Этотъ отпоретъ его по-старинному. А не будь этого — бросай все! Бѣги на край свѣта!
Очевидно, помѣщикъ дразнилъ Свіяжскаго, но Свіяжскій не только не сердился, но, видимо, забавлялся этимъ.
— Да вотъ ведемъ же мы свое хозяйство безъ этихъ мѣръ, — сказалъ онъ улыбаясь, — я, Левинъ, они.
Онъ указалъ на другого помѣщика.
— Да, у Михаила Петровича идетъ, а спросите-ка какъ. Это развѣ раціональное хозяйство? — сказалъ помѣщикъ, очевидно щеголяя словомъ „раціональное“.
— У меня хозяйство простое, — сказалъ Михаилъ Петровичъ. — Благодарю Бога. Мое хозяйство все, чтобы денежки къ осеннимъ податямъ были готовы. Приходятъ мужички: батюшка, отецъ, вызволь! Ну, свои всѣ сосѣди мужики, жалко. Ну, дашь на первую треть, только скажешь: помнить, ребята, я вамъ помогъ, и вы помогите, когда нужда — посѣвъ ли овсяный, уборка сѣна, жнитво, ну и выговоришь по скольку съ тягла. Тоже есть безсовѣстные и изъ нихъ, это правда.
Левинъ, зная давно эти патріархальные пріемы, переглянулся съ Свіяжскимъ и перебилъ Михаила Петровича, обращаясь опять къ помѣщику съ сѣдыми усами:
— Такъ вы какъ же полагаете? — спросилъ онъ: какъ же теперь надо вести хозяйство?
— Да такъ же и вести, какъ Михаилъ Петрович: или отдать исполу, или внаймы мужикамъ; это можно, но только этимъ самымъ уничтожается общее богатство государства. Гдѣ земля у меня при крѣпостномъ трудѣ и хорошемъ хозяйствѣ приносила сам-девятъ, она исполу принесетъ сам-третей. Погубила Россію эмансипація!
Свіяжскій поглядѣлъ улыбающимися глазами на Левина и даже сдѣлалъ ему чуть замѣтный насмѣшливый знакъ; но Левинъ не находилъ словъ помѣщика смѣшными, — онъ понималъ ихъ больше, чѣмъ понималъ Свіяжскаго. Многое же изъ того, что дальше говорилъ помѣщикъ, доказывая, почему Россія погублена
