этой статье говорится только о предъявлении иска по месту известного последнего жительства ответчика и не прибавлено слова „постоянного жительства“, вследствие чего можно предполагать, что закон, выражением 210 ст., обнимает оба признака подсудности — как постоянное жительство, так и временное пребывание. Во-вторых, в предлагаемой уставом форме искового прошения, в примечании втором, содержащем правило о написании прошения против лица безвестно отсутствующего, говорится: „если просителю неизвестно местожительство, или местопребывание ответчика, то, означив сие в начале прошения, при поименовании ответчика, объяснить в отдельном пункте, после просительного, на основании какой статьи настоящего устава предъявляется иск в том суде, в который подается прошение“. Из общего смысла этого примечания, кажется, нельзя не заключить, что иски против безвестно отсутствующего ответчика могут быть предъявляемы и по месту последнего известного истцу временного пребывания ответчика. Наконец, по смыслу рассуждений (изд. госуд. канц., 114 стр.), на которых основано правило 210 ст., следует заключить, что составители уставов желали дать истцу, по возможности, самое широкое право в отношении подсудности исков против лиц безвестно отсутствующих, что̀ также приводит к убеждению, что иски против таких ответчиков могут быть предъявляемы не только по месту последнего известного постоянного жительства их, но и по месту последнего известного временного пребывания. Разъяснять второй признак подсудности, установленный 210 ст., — подсудности по месту исполнения договора, — надобности не предстоит, ввиду уже сказанного мной по поводу правила 209 ст., но зато необходимо несколько остановиться на толковании выражения: „по месту совершения договора“. Если понимать это выражение в том тесном его значении, в каком слово „совершение договора или обязательства“ употребляется нашими гражданскими законами, которые разумеют под совершением договора или обязательства именно совершение договора крепостным порядком (1531 ст. X т. 1 ч.), как это было прежде, или порядком нотариальным (79 ст. нотар. полож.), как теперь, то окажется, что правило подсудности исков по месту совершения договора имело бы самое ограниченное применение, в довольно редких случаях, когда только договор совершен именно порядком нотариальным. Но, так как, такой порядок совершения бо́льшей части договоров ни для кого не обязателен, то, конечно, к этому способу совершения договоров прибегают довольно редко; поэтому для исков, возникающих из этих договоров, не стоило бы установлять в законе особый признак подсудности. Скорее следует предположить, что под выражением 210 ст.: „по месту совершения договора“ следует разуметь не что иное, как место заключения или составления договора, и что, следовательно, подсудность исков по правилу этой статьи должна определяться как местом совершения договора, если такой был совершен в смысле гражданских законов, так и местом заключения или составления договора. Доказательством тому, что разбираемое мной правило 210 ст. должно быть понимаемо именно в этом смысле, могут служить, во-первых, те рассуждения, на которых это правило основано (изд. госуд. канцел., 114 стр.) и в которых, между прочим, говорится: „для того, чтобы право истца на избрание суда против безвестно отсутствующего ответчика было, по возможности, шире, можно предоставить ему избрать или то место, где находится недвижимое имение ответчика, или то, где заключено обязательство“. Выражение: „заключено обязательство“ собственно служит подтверждением проводимого мной взгляда. Во-вторых, и по цели вообще правила 210 ст. — дать, по возможности, истцу широкое право в отношении подсудности исков против лиц безвестно отсутствующих — можно признать, что выражение
130
Ст. 210—211.
