В этих двух статьях указывается вообще только момент, когда должно иметь место словесное состязание тяжущихся и порядок, в котором тяжущиеся должны представлять свои объяснения суду при словесном состязании. На основании правила первой из приведенных статей, словесное состязание между тяжущимися открывается по окончании членом суда доклада дела, а на основании следующей 330 ст. порядок словесного состязания состоит в том, что сперва истец обязан выяснить суду обстоятельства дела и развить доводы, подкрепляющие его требования, а, затем, уже ответчик обязан представить суду свои возражения и доводы. Если же в деле являются несколько истцов и ответчиков, то порядок словесного состязания должен быть, конечно, тот же самый, т. е. сперва должны быть выслушаны все истцы, а, затем, ответчики. Если же к делу привлечены или сами вступили третьи лица, то при словесном состязании прежде всего слово должно быть предоставлено первоначальному истцу, а затем, мне кажется, должно быть предоставлено усмотрению председателя, как лицу, руководящему словесным состязанием, потребовать ли, смотря по обстоятельствам дела, объяснения сперва от третьих лиц, а затем от ответчиков, или наоборот. Самое выражение, употребляемое постоянно в уставе: „словесное состязание“, показывает, мне кажется, достаточно ясно, что объяснения сторон перед судом должны быть даваемы непременно на словах, и что прочтение заранее подготовленных письменных речей не должно быть допускаемо. Если что может быть дозволено к прочтению при словесном состязании, так это разве подлежащие статьи законов, на которые сторона делает ссылку в своих словесных объяснениях и которые она имеет в виду истолковать перед судом; затем, нет также воспрещения в уставе дозволять сторонам прочитывать при словесном состязании выдержки, положим, из вновь представляемых документов, которые не могли быть доложены членом-докладчиком и проч. Вообще же самые объяснения должны быть представлены тяжущимися непременно на словах. Победоносцев также полагает, что нет основания допускать на словесном состязании, вместо живой речи сторон, чтение составленных заранее записок, или принимать от них к делу и к рассмотрению суда таковые записки на словесном состязании. По мнению Победоносцева, может быть допускаемо при словесном состязании также только чтение выдержек из документов, но и то в размере, не превосходящем действительной в том потребности, за чем и обязан следить председатель суда (Судеб. Руков., тезис 601). Устав германский также не допускает прочтения каких-либо записок при словесном состязании, а прочтение сторонами документов допускает лишь только в той мере, сколько это необходимо для констатирования подлинного содержания документов (§ 128). Состязание перед судом должно происходить, по совершенно справедливому замечанию Победоносцева (Судеб. Руков., тезис 376) и Малышева (Курс гражд. суд., изд. 2. т. 1, стр. 336), непременно на русском языке, на том основании, что и вообще все производство дела должно быть ведено на этом языке, из чего Победоносцев и Малышев выводят, далее, то заключение, что иностранцы, не умеющие объясняться на русском языке, обязательно должны поручать присутствие на суде и дачу словесных вместо них объяснений поверенным. По мнению Петербургской судебной палаты, выраженному в определении ее по делу Пономарева с Коростовцевым, обязательно должны приглашать поверенных для дачи объяснений на суде также и лица, страдающие глухотой и, потому, не могущие сами свободно объясняться на суде (Судеб. Вестн. 1869 г., № 5). С положениями этими нельзя, кажется, не согласиться, на том основании, что наш устав вообще ничего не говорит о допустимости дачи сторонами их словесных объяс-
