в полицейских учреждениях места их действительного местожительства, ввиду чего хотя и возможно признать, что местожительство этих лиц может быть определяемо по фактическим его признакам, во 2-й ст. этого положения указанным, но определяемо по этим признакам только по исключению, вследствие невозможности определения местожительства многих из этих лиц по причине незаписки их в каких-либо сословных книгах какого-либо места, по месту их приписки, что̀, однако же, ни в каком случае не может колебать правильности того заключения, что по нашему закону постоянное местожительство лица главным образом должно подлежать определению по месту его приписки, а не по фактическим признакам его действительного местожительства. Остается еще только как бы в противоречии этому выводу то постановление, по которому местожительство лиц, состоящих на службе, определяется по месту их службы. На самом деле, постановление это, однако же, никакого цивилистического значения иметь не может, вследствие того, что собственно гражданские права лиц, состоящих на службе, определяются никоим образом не их службой, а принадлежностью их к тому или другому состоянию или сословию в Империи, и если могут в чем изменяться службой, то только вследствие влияния ее на переход лиц из одного состояния в другое, а никак не ею самой; принадлежность же лица к известному состоянию и сословию во всяком случае должна определяться по месту его приписки. Подтверждением правильности этого заключения не могут не служить также и те частные постановления 1279 и 1288 ст. Х т., в которых указывается, что нахождение чиновников на службе в одной из губерний или областей, на особых правах состоящих, а также в губерниях Царства Польского или Великого Княжества Финляндского, не изменяет их прав и обязанностей, разумеется, гражданских, определенных общими законами Империи, если только они не изъявили намерения постоянно в этих губерниях водвориться, т. е. перенести в них место их приписки. Одним словом, по рассмотрении всех только что цитированных общих правил Положения о видах на жительство о местожительстве, нельзя, кажется, не прийти к тому окончательному заключению, что по этим правилам, подобно тому, как и по тем правилам устава о паспортах, которые они заменили, местожительство лица должно быть определяемо, главным образом, местом его приписки и что, затем, только по исключению и в некоторых случаях, прямо в них указанных, местожительство лица может быть определяемо и по фактическим его признакам.
Из наших цивилистов Мейер также полагает, что по нашему закону местожительство лица или, все равно, гражданское водворение его должно быть определяемо по месту его приписки, в отличие от какового местожительство действительное, фактическое жительство лица должно быть характеризуемо только как место пребывания его, долженствующее быть принимаемым во внимание только в отношении определения подсудности некоторых исков по законам о судопроизводстве (Рус. гр. пр., изд. 2, т. I, стр. 89—91). Таким образом, по мнению Мейера, следует различать по нашему закону два понятия местожительства: одно в смысле гражданского водворения, определяемое по признаку места приписки лица, а другое, как местопребывание, определяемое по фактическим признакам действительного местожительства лица. Это различие понятий местожительства и местопребывания признают вполне соответствующим нашему закону также и некоторые другие наши цивилисты, напр., Любавский в его статье „О безвестном отсутствии“ (Юрид. моногр. и исслед., т. ІІ, стр. 363), Дистерло в его статье „О найме на сельскохозяйственные работы“ (Жур. гр. и уг. пр., 1886 г., кн. 4, стр. 16); и барон Нольде в его статье — „Коллизия разноплеменных
