ственную или юридическую цельность и которые могут состоять или из соединения вещей движимых и недвижимых, как, напр., дома, так и из одних движимых, соединенных для одной какой-либо цели и, потому, представляющихся одной вещью, как, напр., склады товаров, библиотеки, аптеки и проч. Главное значение в этих последних вещах принадлежит, по его мнению, именно совокупности их, как целому, но не их отдельным частям, вследствие чего, смена их не может изменить существенного значения целого. Каковое утверждение разделяет также и Гамбаров в его статье „Вещь“ (Словарь юрид. и государ. наук, т. I, стр. 1791). Это последнее утверждение вряд ли, однако же, может быть признано применимым ко всем случаям замены одних отдельных вещей другими; по крайней мере, уложение саксонское, в случае такой замены, когда его изменяется качество совокупной вещи, в ее отдельных частях допускает оспаривание сделки, совершенной относительно отчуждения такой собирательной вещи (§ 915). Также и по мнению Шершеневича, если изменение состава совокупных вещей и представляется допустимым, то, однако же, лишь только в тех пределах, чтобы при такой замене одних предметов другими последние соответствовали экономической задаче и ценности целого. На последствия, затем, осуществления замены одних предметов другими вопреки этому положению Шершеневич уже не указывает; в значении же собственно совокупных вещей он предлагает принимать только один разряд их или совокупность, определяемую правом римским как universitas rerum, или совокупность собственно вещей, хотя физически между собой и не связанных, но объединенных общим собирательным именем и выступающих в юридических отношениях как одно целое, настаивая в то же время на необходимости отличать от них совокупность имущественных отношений, которые также могут иногда выступать, как самостоятельные объекты прав, как, напр., при наследовании (Учеб. рус. гр. пр., изд. 2, стр. 109). К категории вещей совокупных только первые из упомянутых относит также и Васьковский (Учеб. гр. пр., вып. 1, стр. 82), Хотя на самом деле и следует различать совокупные вещи в значении universitas rerum universitas juris, но, несмотря на это, обе эти категории их, как вещей одинаково могущих быть особым и цельным объектом прав по нашему закону, следует считать более соответствующим ему заключение Победоносцева о возможности, отнесения к разряду их, как тех, так и других. О возможности принятия собственно у нас этого разделения вещей, а также об имеющихся указаниях на него в наших законах Победоносцев ничего не говорит; обходят, затем, почему-то совершенным молчанием, кроме Шершеневича и Васьковского, не только вопрос о возможности принятия к руководству этого разделения у нас и другие наши цивилисты, как Мейер, Кавелин и другие, но даже и самое это разделение вещей, что̀ представляется довольно странным именно потому, что никак нельзя утверждать, чтобы разделение это не имело никакого значения ни само по себе, ни по нашему закону, которому оно также небезызвестно и только едва ли не один Гамбаров в его статье „Вещь“ прямо признает, что нашему закону не чуждо понятие собирательных вещей в обоих их видах, указанных правом римским, т. е. как в виде простой совокупности вещей, так и в виде совокупности как вещи, так равно вместе с ними и различных прав обязательственных или universitas juris, причем он в доказательство правильности этого утверждения указывает на те же приблизительно постановления нашего закона, на которые было указано только что и мной (Словарь юридич. и государ. наук, т. I, стр. 1797).
349
ВЕЩИ ТЕЛЕСНЫЕ И ИХ РАЗДЕЛЕНИЯ.
