— Двѣсти рублей, — задумчиво повторілъ Береговъ.
— У васъ я не возьму, — сказалъ, нахмурившись, Кашицынъ. — Я знаю, вы живете въ обрѣзъ…
— Въ обрѣзъ, — усмѣхнулся Береговъ. — А вы знаете, я васъ обокралъ.
— Что?!
— Скажите, вы хорошо помните послѣдине наше свиданіе въ этой комнатѣ?
— Въ маѣ? Помню.
— Вы пришли тогда отъ нотаріуса съ этимъ дурацкимъ наслѣдствомъ, и деньги, какъ я уже говорилъ торчали у васъ нелѣно, не по дѣловому, изо всѣхъ кармановъ… Помните?
Кашицынъ усмѣхнулся.
— Теперь, если у васъ память хорошая, — вы должны вспомнить и послѣдующее: снявъ пальто, вы стали выгружать деньги: часть бросили на комодъ, тысячъ десять сунули въ комодъ, пачку положили въ боковой карманъ, а кромѣ того, у васъ было всюду понатыкано: и въ жилетныхъ карманахъ, и въ брючныхъ. И вы даже не замѣтили, какъ изъ жилетнаго кармана упала на полъ двадцатипятирублевая бумажка. Хехе. Я ее поднялъ, конечно. Теперь — помните, когда я уходилъ — я вамъ передавалъ чтонибудь?
— Да… да, кажется, помню. Запечатанный конвертъ. И просили запереть въ шкатулку до вашего востребованія.
— Вѣрно. Такъ слушайте: когда вы пошли къ телефону насчетъ мѣсячнаго экипажа и оставили меня одного — я открылъ ящикъ комода, вынулъ изъ ящика одну пятисотрублевку, приложилъ къ ней поднятыя на полу и, запечатавъ въ копвертъ, передалъ вамъ.
Изумленный хозяинъ привсталъ съ мѣста.
— За… чѣмъ же вы это сдѣлали?
— Изъ симпатіи къ вамъ. Я, вѣдь, видѣлъ, что при вашемъ отнощеніи къ депьгамъ, ихъ вамъ ненадолго