заплакалъ—частымъ дождикомъ закапалъ. Выскочилъ изъ норки сѣренькій заинька.
— Что ты, старый, плачешь, меня, сѣраго, мочишь?
— Да какъ же мнѣ, заяцъ, не плакать: сдѣлалъ я по-твоему, а солнце на меня за зайчиковъ золотыхъ разсердилось. Того гляди, задастъ.
Присѣлъ сѣрый на заднія лапки, почесалъ за обоими ушками, подумалъ, а потомъ и говоритъ:
— Ты вотъ что, старый, сдѣлай: сорви ты свои золоченые листья и укрой ихъ внизу подъ деревьями.
— Что жъ,—отвѣчалъ лѣсъ,—это не глупо, спасибо за совѣтъ.
И принялся онъ срывать листочки, на которыхъ зайчики прилѣплены, и внизъ бросать. Тамъ онъ съ ними играетъ—крутитъ ихъ, пересыпаетъ, безъ конца любуется.
Много онъ себѣ такихъ золоченыхъ игрушекъ понадѣлалъ и внизъ побросалъ. До того дошло, что на вѣткахъ и вовсе листьевъ не осталось. Сдѣлался весь лѣсъ сквозной и солнышко своими лучами то и дѣло по низу пошариваетъ, пропавшихъ зайчиковъ, видно, ищетъ.
заплакал — частым дождиком закапал. Выскочил из норки серенький заинька.
— Что ты, старый, плачешь, меня, серого, мочишь?
— Да как же мне, заяц, не плакать: сделал я по-твоему, а солнце на меня за зайчиков золотых рассердилось. Того гляди, задаст.
Присел серый на задние лапки, почесал за обоими ушками, подумал, а потом и говорит:
— Ты вот что, старый, сделай: сорви ты свои золочёные листья и укрой их внизу под деревьями.
— Что ж, — отвечал лес, — это не глупо, спасибо за совет.
И принялся он срывать листочки, на которых зайчики прилеплены, и вниз бросать. Там он с ними играет — крутит их, пересыпает, без конца любуется.
Много он себе таких золочёных игрушек понаделал и вниз побросал. До того дошло, что на ветках и вовсе листьев не осталось. Сделался весь лес сквозной и солнышко своими лучами то и дело по низу пошаривает, пропавших зайчиков, видно, ищет.
