рычаг разгибателя опускается вследствие активного расслабления мускула, и наоборот.
АНТАКЬЕ (древн. Антиохия, см.), г. в части Сирии, находящейся в мандатном владении Франции, на берегу Оронто; 30 т. ж.; вывоз маиса.
АНТАЛКИДОВ МИР был заключен спартанцем Анталкидом с персами в 387—86 до хр. э. Персия получила все греч. города в М. Азии и остров Кипр; в самой Греции все города делались свободными и самостоятельными, что разрушало Афинский союз. Под угрозой войны с Персией греч. города должны были подчиниться этим условиям, весьма выгодным для Спарты (давали ей возможность сохранить свою гегемонию — верховное командование над раздробленной Грецией), но ставившим Грецию в полную зависимость от Персии.
АНТАНАНАРИВО, Тананариво, гл. г. о-ва Мадагаскара, принадлежащего Франции, лежит на центральном массиве о-ва на высоте ок. 1.400 ж; 63 т. ж. (большинство из племени гова); город соединен ж. д. с вост, берегом острова.
АНТАНТА (фр. Entente — «Согласие»), или «Тройственное Согласие» (Triple Entente), так называется союз Англии, Франции и России, возникший между 1904—1907, но не оформленный каким-либо специальным договором до сент. 1914, и просуществовавший до 1917—19, когда он распался в связи с русской революцией и окончанием империалгсстской войны (см.). Возникновение последней было делом, главн. обр., А., сыгравшей роль решающего фактора в мировой политике начала 20 в. Внешним образом А. образовалась путем присоединения Англии к существовавшему с 1892 совершенно формально русско — французскому союзу (см.). Но А. отнюдь не была простым расширением этого последнего.
Рус . — франц. союз, сам по себе, еще не вел обязательно к мировой войне и в глазах русского правительства не имел даже своим непременным последствием разрыв и войну с Германией. С конца 19 в. между этой последней и Россией возникает тесное сотрудничество в области дальне-восточных захватов, при чем при первом выступлении России на этом поприще, ее вмешательстве в китайско-японскую войну в 1895, Россию поддерживали одновременно и Германия и Франция, хотя и та и другая довольно вяло (см. Симоносекский мир). Позднее, после занятия по обоюдному соглашению Германией Киао-Чао, а Россией Порт-Артура (1897—98), поддержка Германии стала гораздо более энергичной, и ко времени русскояпонской войны (см.) можно было говорить о чем-то вроде «русско-германского согласия», к-рое Вильгельм II пытался закрепить в 1905 формальным договором, с участием и Франции (см. Бьоркэ). Неудача попытки объясняется, гл. обр., тем, что Франция в это время была уже связана соглашением с Англией. До этого соглашения рус. франц. союз мог повернуться и против последней: в рус. — франц. военную конвенцию 1900 была включена статья, предусматривавшая сосредоточение русской армиина границах Афганистана в случае столкновения Франции с Англией (одно такое столкновение, на почве африканской колониальной политики Франции, незадолго перед этим произошло, см. Фашода). И впоследствии, внутри А., рус. — франц. союз сохранял известную самостоятельность, что выражалось, напр., во время империалистской войны, в частных соглашениях Франции и России, иногда за спиною Англии.
Только присоединение последней сделало А. тем, чем она была, — антигерманской коалицией, неизбежно ведшей к мировой войне.
Сущность А., т. о., — в англо-германском конфликте, а сущность этого конфликта — в морском соперничестве Англии и Германии. Это вполне отчетливо сознавалось обеими сторонами. Английский министр Ч. Гардинг говорил Извольскому (см.) во время ревельского свидания Эдуарда VII с Николаем II, в 1908: «Нельзя закрывать глаза на то, что если Германия будет продолжать увеличивать тем же напряженным темпом свои морские вооружения, то через 7 или 8 лет в Европе может наступить весьма тревожное и натянутое положение». Годом позже глава англ. министерства иностр, дел, Грей, говорил рус. послу Бенкендорфу, что немцы, выполнив свою судостроительную программу, обладали бы в ближайшем соседстве с берегами Великобритании 33 дредноутами, или флотом, невиданным до того времени по своей силе.
Это налагает на Англию обязанность перестроить весь свой флот и сделать его самым могущественным на свете. Разговор заканчивался весьма определенной угрозой по адресу Германии: «Англия не может примириться с господством на континенте одного какого-нибудь государства, к-рое диктовало бы Англии свою политику». Со своей стороны руководители германской политики не видели никакой возможности отказаться от своей морской программы. «К мировому могуществу, кроме постройки флота, для нас иного пути не существовало... Морская сила была естественной и необходимой функцией нашего народного хозяйства, к-рое в смысле мирового влияния спорило из-за первенства с Англией и Америкой, а все остальные народы уже опередило. Подобное положение таит в себе опасность; оно становится невыносимым, если на-лицо не имеется внушительной морской силы, которая делает для конкурента рискованной всякую попытку поразить насмерть своего преуспевающего соперника» (адмирал Тирпиц).
Экономической основой, т. о., было здесь соперничество из-за монополии океанского транспорта, к-рая, в свою очередь, была необходимым условием монополии на мировом рынке. Это подводит англо-германское соперничество под общую формулу империалистских противоречий (см. Империализм), хотя в первые годы 20 в. мировой рынок сам по себе был еще достаточно емок, и на нем пока находилось место для всех трех империалистских колоссов, как Германии, так и Англии и Америки.
Это последнее обстоятельство, естественным образом, вызывало у дипломатов обеих сторон попытки столковаться, обойтись, хотя бы
