Перейти к содержанию

Страница:БСЭ-1 Том 07. Больница - Буковина (1927)-1.pdf/239

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Эта страница не была вычитана

оговорки. В текст декларации внесен был пункт, значительно ограничивавший ее смысл: «Необходимо, однако, с полной ясностью указать на то, что предложения рус. делегации могли бы быть осуществлены лишь в том случае, если бы все причастные к войне державы, без исключения и без оговорок, в определенный срок, обязались точнейшим образом соблюдать общие для всех народов условия». А в пункте 6, о колониях, было указано, что, «имея в виду природу германских колоний, осуществление права самоопределения на этих территориях... в настоящее время является практически невозможны м».

Хотя русская делегация, наученная опытом переговоров с ген. Гофманом, могла ожидать уступок со стороны полномочной германской делегации, однако, такое быстрое согласие на русские принципиальные условия мира явилось для нее неожиданностью.

Тов. Иоффе тут же предложил немедленно прервать переговоры на 10 дней, чтобы сообщить Антанте о согласии Германии на демократические условия мира. Из русского радио немецкая делегация узнала, что русские считают соглашение достигнутым по всем пунктам. Все это обеспокоило германскую делегацию. «Когда мы получили эту немецкую декларацию, мы просто не знали что с ними случилось, — рассказывает М. Н.

Покровский. — Потом на другой день это объяснилось... Когда один из членов нашей военной миссии спросил его (Гофмана), за обедом, как скоро немцы очистят первую зону (занятой ими территории), и какое пространство они намерены очистить в качестве такой зоны, — обычный военный вопрос, — то на вопрос, какое пространство они очистят, Гофман ответил: „Ни одного миллиметра"». (М. Покровский, «Внешняя политика России в 20 в.»). Мотивировкой было то, что занятые герм. войсками части б. «Российск. империи» служат для Германии базой для дальнейшего ведения войны на Зап. фронте  — а потому, до всеобщего мира, не могут быть очищены.

Но этим ген. Гофман не ограничился: «Я сказал Иоффе, — пишет он в своих воспоминаниях, — что у меня создалось впечатление, будто русская делегация понимает мир без аннексий иначе, чем представители центральных держав. Последние стоят на той точке зрения, что если части прежнего русского государства добровольно и, по решению законных учреждений, выскажутся за выделение из состава русского государства и за присоединение к Германской империи или к какому-либо иному государству, — то это не является насильственной аннексией. Основания для этого взгляда высказали, ведь, сами русские правители в их декларациях о праве самоопределения народов в отдельных государствах.

Этот случай как раз подходит к Польше, Литве и Курляндии. Представители этих трех народов заявили о своем выходе из состава рус. государства. Поэтому центральные державы не считают аннексией определение дальнейшей судьбы этих трех государств путем непосредственного сношения с их представителями, без участия рус. властей.Иоффе был совершенно ошеломлен. После завтрака, Иоффе, Каменев и Покровский с одной стороны, статс-секретарь (Кюльман), граф Чернин и я, — с другой, устроили длинное совещание, на котором русские дали полную волю своему изумлению и негодованию. В конце-концов, русские стали угрожать отъездом и перерывом переговоров». («Война упущенных возможностей»).

28 (15) декабря мирные переговоры были прерваны до 4 января 1918. Рус. делегация заявила, что ни на какие уступки не может пойти. Своего отношения к немецкому толкованию мира без аннексий и контрибуций  — она все же не сформулировала в каком-либо документе, не желая доводить дело до полного разрыва, поскольку предстояла борьба за привлечение к мирным переговорам держав Антанты. Разрыв с немцами мог облегчить позицию Антанты, а в Германии — сторонников полного разгрома России.

На советское предложение принять участие в переговорах о демократическом мире Антанта снова ответила молчанием, оставив тем самым Россию договариваться с глазу на глаз с германскими милитаристами. В целях достижения бблыпей гласности и бблыпего разоблачения германского империализма, советская делегация, не возвращаясь в Брест, возобновила борьбу за перенесение места переговоров в Стокгольм или другой нейтральный пункт (о чем вопрос стоял еще с начала переговоров с немцами). Со стороны немцев 3 января (21 декабря) последовал телеграфный ответ с категорическим отказом и предложением прибыть в Брест не позже 5 января (23 декабря), при чем, в случае отказа русской делегации ехать в Брест, немцы грозили прекратить переговоры. Вследствие такого ультимативного требования немцев, русской делегации пришлось вернуться в Брест и там продолжать дело разоблачения империалистов. Но в Бресте делегацию ожидал новый сюрприз. «Как следует из содержания сообщения союзных держав от 25(12) дек. 1917, — заявил фон Кюльман, — одним из самых существенных пунктов его являлось единогласное принятие всеми враждующими державами (в том числе и Антантой) условий, одинаково обязательных для всех народов.

Т. к. пункт этот оказался невыполненным, то и документ от 25 (12) дек. 1917 перестал быть действительным». Воспользовавшись своей предусмотрительно вставленной в декларацию оговоркой (см. выше), немцы отказались от своего прежнего торжественного заявления о согласии с русскими условиями демократического мира. Снова предстояло вести борьбу, чтобы заставить немцев открыть свои аннексионистские требования. В центре борьбы стоял теперь вопрос о самоопределении наций. 9 января 1918 (27 дек. 1917) возобновились заседания мирной конференции. Советская делегация состояла из следующих лиц: Л. Д. Троцкого, А. А.

Иоффе, Л. Б. Каменева, М. Н. Покровского, А. А. Биценко, В. А. Карелина, Л. М. Карахана, воен, консультантов  — В. М. Альтфатера, В. Липского, А. А. Самойло, консультантов по национальным