восточный вопрос
под имперским флагом разгромили их и в вост, части моря (битва при Лепанто 1571).
Это вовсе не было «началом упадка», как думают нек-рые авторы. Турки и после этого смогли завладеть большею частью того, что принадлежало Венеции в вост. Средиземноморьи, но это был симптом не силы турок по сравнению с Зап. Европой, а все большего и большего падения итал. торгового капитализма: первое место давно уже перешло к «океанским» странам — Франции, Англии и Голландии. Но переход мировой торговли на океан больно ударил не по одним итал. городам — еще более пострадала от него Германия. Для последней время со второй половины 16 в. и до начала 19 в., до начала эры промышленного капитализма, было периодом глубокого экономического и политического упадка: одним из отражений этого упадка была длительная и, в общем, мало успешная борьба Габсбургов (см.) с турками из-за долины Дуная. При чем турки и здесь не столько играли самостоятельную роль, сколько были подсобной силой зап. противника Габсбургов, Франции. Единственный момент, когда Бурбоны и Габсбурги действовали вместе, отмечен крупным поражением турок (С. Готард на Раабе 1663), к-рого герм. император совершенно не смог использовать, потому что франц. союз так же быстро оборвался, как и возник.
Поскольку господство турок и упадок итал. городов фактически обеспечивали монополию франц. капитализма в левантской торговле, франко-турецкий союз имел под собою прочную экономическую базу. Его разрывы в 17 веке были случайностью, не имевшей, обычно, дальнейших последствий.
Но Германия нашла себе союзников в В осточной Европе. Союзники эти характерным образом выступают в том именно порядке, в каком возникал и развивался в этой части Европы капитализм: сначала более передовая в этом отношении Польша, затем шедшая за Польшей, но быстро нагонявшая ее Россия. Вмешательству поляков Вена обязана была своим спасением в 1683.
На эти же годы приходятся и первые выступления против турок Московского государства, уже готового превратиться в «Российскую империю». Рус. вмешательство особенно подчеркивает В. в. как «вопрос Черного моря». До аннексии Украины в середине 17 в. Москва старалась поддерживать наилучшие отношения с султаном. Все усилия пап, действовавших в данном случае как орудие итал. торгового капитализма, втянуть москвитян в организовавшиеся под эгидой папства «крестовые походы» и «священные лиги» против турок не имели никакого успеха. Очереди, врагом Москвы была Польша.
Сами турки непрочь были взять под свою защиту дело аннексированных московскими царями татарских царств, а, главн. образом, весьма предусмотрительно старались не допустить русских к берегам Черного моря. Но Москва вела себя в этих краях так осторожно, что у султана почти не было поводов для вмешательства. Добиться прочного союза с турками против поляков было, по выражению одного новейшего историка, идеалом для московских царей как из потомков Ка 318
литы, так и из новой династии Романовых.
Рядом с этим играли нек-рую роль и торговые сношения с Востоком — остаток еще генуэзских традиций 14 в. С этим связано первое московское посольство в Стамбул, Плещеева (1496). Но роль эта была второстепенная, основным вост, контрагентом Москвы была Персия, а не Турция. Гармония московских отношений с Турцией нарушалась только донскими казаками, которые, случалось, вырезывали целые турецкие посольства, ехавшие в Москву, а в 1642 захватили Азов, т. е. отняли у турок устья одной из главных речных артерий, ведших к Черному морю, — Дона. Московское правительство всегда официально самым решительным образом отрекалось от донцов, поддерживая их под рукою, но не против самих турок, а против турецких вассалов на сев. Кавказе и в Крыму, с к-рыми у Москвы были свои местные счеты. Захват казаками Азова не получил никакой поддержки из Москвы, и турки вернули себе город обратно. Картина стала меняться, как только московский царь стал господином Украины. Географически Черное море является украинским морем по преимуществу — без выходов на него Украина оказывается в коммерческом тупике. Сюда тянула украинок, торговля не только во времена Киевской Руси, но в течение всех ср. веков, до 16—17 столетий включительно. Кто бы ни был хозяином Украины, он должен был заботиться об охране этих выходов украинской торговли, если он не хотел иметь украинских купцов и помещиков против себя. Пока Украина была польской, ее интересы толкали, гл. обр., Польшу против турок — из-за казаков Запорожья польские короли имели не меньше хлопот, чем московские цари из-за донцов. Чересчур миролюбивая политика Польши по отношению к Оттоманской империи в первой половине 17 в. повела к попыткам разоружить Запорожье, и это было причиной, если не революции Хмельницкого — для этой революции были глубокие социальные основания, — то решительного перехода запорожцев на сторону этой революции, что сразу дало ей крепкое военное ядро. Этот урок Московское государство должно было учесть: если оно не хотело испытать судьбу Польши, оно должно было более активно выступить на защиту черноморских интересов Украины. Неудача турок под Веной в 1683 дразнила к тому же аппетиты: военное счастье поворачивалось к туркам спиной, надо было этим пользоваться. Если к этому прибавить, что Днепром, в силу условий своей завоевательной географии, турки интересовались еще более, нежели Доном, что султан выступил одним из самых энергичных соискателей по части украинского наследства Польши, и всякий гетман, не поладивший с Москвой, имел в кармане готовый турецкий союз, то неизбежность перемены в московско-турецких отношениях станет для нас ясна. В 1687 Москва примкнула к «Священному союзу» — вековые усилия папства увенчались, наконец, успехом. Но турки оказались не таким слабым противником: цель, которую сразу поставил себе В. В. Голицын — захват Крыма, оказалась достижимой только сто лет спустя.
