владениях, как и монастыри, показывали образцы феодальной эксплоатации и закрепощения крестьянства. Но прежде всего духовенство являлось «представителей идеологии средневекового феодализма», а церковь — «наивысшим обобщением и санкцией существующего феодального строя» (Энгельс, Крестьянская война в Германии, в кн.: МарксиЭнг ельс, Соч., т. VIII, стр. 120 и 128). Основной функцией К. в феодальном обществе с самого его начала становится идеологическое порабощение трудящихся, не только парализующее их классовую борьбу, но и служащее одним из главных средств «внеэкономического принуждения» (см. Феодализм).
При этом духовенство в Средние века составляло значительную часть самого господствующего класса, а не только было его прислужником и агентурой, как в капиталистическом обществе. Класс феодалов распадался на землевладельцев светских и духовных. Среди последних первое место принадлежало римскому папе, в пользу которого уже с 5—6 вв. поступали конфискованные по разным поводам земли и многочисленные дарения частных лиц. Огромные феодальные владения образовывались и в руках всего зап. — европейского духовенства путем вымогательств, захватов, кабалы и др. методов феодального «первоначального накопления» земель и крепостных крестьян. Крупные феодальные владения епископов европейское Средневековье унаследовало еще от Рима; епископы там принадлежали, как правило, к землевладельческой аристократии, имели политическую власть над населением и вооруженных зависимых людей. Эти земельные владения, так же как и монастырские, стали быстро расти с 6 в. На церковных землях всего раньше и всего полнее установился иммунитет (см.). Пользуясь своим религиозным влиянием, церковь убеждала верующих завещать свои земли церквам и монастырям для спасения душ жертвователей и их предков. Это было одним из основных средств мобилизации земли. В то же время она привлекала под свою защиту разоряемых феодальными войнами и захватами, крестьян, нередко используя их для колонизации новых земель и расчистки лесов. Это также давало ей новые владения и новых зависимых крестьян.
Документ от 813 гласит, что в это время маленькой церковью считалась такая, у к-рой было до 300 дворов, средней — до 2 тыс., а богатой — до 8 тыс. дворов. Архиепископ Равенны уже в первой половине 6 в. имел ежегодный доход в 12 тыс. со лидов. Громадными богатствами владели и монастыри. Церковь усиленно занималась виноделием, солеварением, разведением красящих трав и т. д., а также торгово-ремесленной и особенно ростовщической деятельностью. Под ее покровительством, в связи с церковными праздниками, рано стали возникать рынки и ярмарки; паломничества в «святые места» сливались с торговыми путешествиями; отдаваемые ей на хранение накопленные и награбленные феодалами деньги и драгоценности она ссужала как другим феодалам, так и крестьянам, закабаляя последних и этим способом. Словом, церковь раньше светских феодалов срослась с возникавшими товарно-денежными отношениями и извлекала из этого большую выгоду. Борясь за увеличение числа своих зависимых крестьян, она поощряла освобождение чужих рабов, к-рые становились ее крепостными. Но отпуск на волю церковных и мо 772
настырских несвободных был всячески затруднен; даже эпизодические случаи освобождения крестьян встречали со стороны К. резкий отпор. Собор 509 в Севилье запретил священникам освобождать крестьян. В духе этого постановления 4-й Толедский собор уничтожил все акты освобождения отдельных крестьян, а собор в Лериде придал толедскому постановлению характер канонического закона. Католическая церковь представляла наиболее хозяйственный, расчетливый и в то же время наиболее хищный тип средневекового эксплоататора. Энгельс в «Крестьянской войне в Германии» пишет о католическом духовенстве: «Они эксплоатировали своих подданных не только так же беспощадно, как дворянство и князья, но вели себя еще более бесстыдно. Для того, чтобы вырвать у подданных последний пфенниг и умножить владения церкви, пускались в ход наряду с грубым насилием все ухищрения религии, наряду с ужасами пытки — все ужасы анафемы и отказа в отпущении грехов, все интриги исповедальни. Подделка документов являлась у этих достойных мужей обычным и излюбленным средством мошенничества. Однако, хотя помимо обычных феодальных повинностей и цензов они собирали также и десятину, всех этих доходов оказывалось еще недостаточно. Чтобы вырвать у народа еще большее количество денег, прибегали к изготовлению чудотворных икон и мощей, устройству благочестивых паломничеств, торговле индульгенциями, долгое время имея в этом большой успех» (Маркс и Энгельс, Соч., т. VIII, стр. 120). Всегда и всюду К. сочетал свою служебную идеологическую деятельность на пользу феодального класса в целом с преследованием своих частных экономических выгод.
Так, в 11—13 вв. он выступал застрельщиком и организатором Крестовых походов (см.) в интересах защиты и укрепления всего здания зап. европейского феодализма, переживавшего глубокий кризис и перестройку. С другой стороны, Крестовые походы увеличили экономическую мощь К.: многочисленные крестоносцы, отправившиеся в Малую Азию, отдавали свои земйи «до возвращения из Иерусалима» под охрану церкви, и К. умело использовал «осиротелые» участки, расширил сферу своей экономической деятельности, взял под свое «покровительство» массу лиц, которых усиленно эксплоатировал, участвовал в выгодных далеких морских предприятиях.
Католическое духовенство не представляло из себя на всем протяжении Средних веков однородной массы — ни по экономическому положению, ни по месту, занимаемому в церковной системе. «Духовенство распадалось на два совершенно различных класса», — говорит Энгельс применительно к концу 15 — началу 16 вв., — противопоставляя друг другу духовную аристократию и плебейскую часть духовенства. Последнюю он характеризует так: «Плебейская часть духовенства состояла из сельских и городских священников. Они стояли вне феодальной иерархии церкви и не имели доли в ее богатствах... Будучи выходцами из рядов бюргерства и плебейства, они стояли, несмотря на свою принадлежность к духовенству, достаточно близко к условиям жизни массы, чтобы сохранить бюргерские и плебейские симпатии. Участие в движениях того времени, бывшее для монахов исключением, у них являлось общим правилом. Из их рядов выходили
