пение ходу ассоциаций. «Манифест сюрреализма» (1924) Бретона, «Парижский крестьянин» (1926) Арагона, как и ряд позднейших сюрреалистских сборников (Элюара, Кровеля, Бретона и др.), несмотря на их «антибуржуазную» позицию и претензии на революционность, выражали лишй общее субъективистское загнивание буржуазного искусства. Формой «бегства» и в то же время сращивания с капитализмом были гуманистические и пацифистские иллюзии, культ личности и ее морального мира. На позициях гуманиста оставался еще ряд лет Р. Роллан («Ганди», 1924; «Игра любви и смерти», 1925; «Леониды», 1928, и др.), а также Ж. Дюамель (повести о Салавене-, 1920—29, и др.), противопоставляющий, как и Л. Дюртен, индивидуализм франц. мелкого буржуа монополистическому капитализму. Все они сближаются с официальным пацифизмом и паневропеизмом франц. буржуазии. Роль группы «Europe», объективно ставшей рупором этих идей, свелась в это время к тому, чтобы удерживать на гуманистических и пацифистских позициях мелкобуржуазных писателей (Роллан, Ж. Геенно, Ж. Р. Блок й др.).
Буржуазия использовала идеи мелкобуржуазных гуманистов, создавая течения вроде «популизма», спекулирующие на гуманистической сострадании к маленьким людям, к социальным низам. Это течение с явными чертами фашистской демагогии временно сплотило вокруг себя ряд мелкобуржуазных писателей* (Э. Даби — «Северный отель» и др.). Аналогичный характер имела т. н. «крестьянская», на деле — кулацкая литература, идеализировавшая крепкого крестьянина и его «здоровый труд» (А. Шансон и др.). Близкую к ней по типу литературу создал и франц. социал-фашизм. Во Франции появилось множество мелкобуржуазных произведений слащавого бытовизма. К подобной литературе тяготели Ж. Туссель, Л. Буржуа, Ж. Давид, Тр. Реми и др.
Ряд писателей, бывших на этапе клартизма мелкобуржуазными попутчиками, становится троцкистами, ренегатами, переходит в лагерь контрреволюции (А. Гильбо и др.). Аналогично заканчивается путь П. Истрати, к-рый в своих повестях из румынской жизни («Михаил», 1928; «Кира Киралина», 1927, и др.) создал образы беспочвенных одиночек, занятых гуманистическим самосовершенствованием; временное сближение Истрати с компартией и его симпатии к СССР кончились переходом его в лагерь клеветников и ренегатов.
Мировой экономический кризис, в который Франция вступила позже других стран, резко изменил литературную ситуацию. Уже в предыдущие годы намечается перелом. Активизируется буржуазная идеология. Симптоматично обращение к политике таких эстетов, как Моруа, таких в прошлом «чистых поэтов», как П. Валери. Буржуазные критики, вроде Б. Кремье, призывают к мобилизации франц. буржуазии, к преодолению пассивно-упадочных настроений, к новому (фашистскому) «ренессансу», к новому «гуманизму». Их проповедь идеализма и католицизма резко направлена против марксизма. Спецификой франц. фашизирующейся и фашистской буржуазной идеологии является ее «гуманистическая» форма, возникшая из демагогии по отношению к франц. мелкому буржуа с его индивидуалистическими и гуманистическими иллюзиями. В 1932—33 появляется ряд молодых фашистских журналов и групп(«Pamphlet», «Esprit», «L’Ordre nouveau», «Revue de si£cle»), тесно связанных с различными фашистскими группами. Развенчивая «хаос» и «анархию» обанкротившейся буржуазной демократии, эти группы ратуют за «фашистскую реконструкцию», за власть «сильной руки», выбрасывая лозунги «персонализма» и «духовной революции»; они демагогически противопоставляют себя в качестве «третьей силы» и капитализму и коммунизму, якобы одинаково подавляющим личность. Эта фашистская идеология рассчитана на настроения индивидуалистической интеллигентской молодежи, отчаявшейся в демократии и стоящей перед призраком безработицы. На почве экономического кризиса усиливается кризис буржуазного сознания, разброд в умах буржуазной и мелкобуржуазной интеллигенции. Буржуазные романы 1932—1933 — «Mors et vita» А. Монтерлана, «Волки» Мазелина, «Клубок змей» Ф. Мориака — остро отображают гниение франц. буржуазии, распад ее семьи, чувство опустошенности, гибели, разложения. Показательно для резкого кризиса мелкобуржуазной интеллигенции «Путешествие на край ночи» (1933) Л. Ф. Селина.
Явившись одним из самых крупных и сильных произведений современного Запада, эта книга — книга предельной опустошенности, истерическое и бредовое осознание буржуазной Франции и всего мира, как «сумасшедшего дома».
Кризис породил и усилил распад и дифференциацию ряда литературных групп. Так, от сюрреализма окончательно уходит к коммунизму Л. Арагон, в своих революционных сборниках стихов воскрешающий традиции франц. политической поэзии («Красный фронт», «Коммунисты правы», «Ура Урал» и т. д.). Основная же группа сюрреалистов, не оставляя «революционной» демагогии (журнал «Сюрреалисты на службе революции»), осталась в буржуазном лагере. Показательно сращивание сюрреалистов с троцкистами под лозунгами фрейдизма, противопоставленного марксизму. Распадаются популизм и группа «Нувель аж», — отколовшиеся от них мелкобуржуазные писатели Э. Даби, Гийу, Л. Поль переходят в революционные ряды. Происходит резкая дифференциация мелкобуржуазных гуманистов; Ромен Роллан окончательно порывает с пацифизмом и гуманизмом, перейдя на сторону пролетариата («Прощанье с прошлым» и др. статьи).
Играя огромную роль в движении революционной интеллигенции Запада, Р. Роллан в серии «Очарованная душа» показал пути к революции представителей франц. интеллигенции, направив свой роман как против буржуазной Франции, так и против интеллигентского индивидуализма и противопоставив смерти буржуазного мира рождение нового мира в СССР.
Ж. Ромен, Ж. Дюамель, Вильдрак и др. поворачивают вправо. Ромен приходит к идеям фашизированного «организованного капитализма» (сб. «Европейские проблемы», 1933, и эпопея «Люди доброй воли», выходит с 1932), его гуманизм сливается с «гуманистическими» идеями франц. фашизма. Гуманизм Ж. Дюамеля приобретает в эти годы новую буржуазную функцию. Выступая против коммунизма СССР и против машинизированного капитализма Америки за гуманистическую личность франц. мелкого буржуа, Дюамель ярко выражает антитехнические настроения современной буржуазии («Путешествие в Москву», 1928; «Сцены будущей жизни», 1930; «Сердечная география Ев-
