кенса, поэмы Байрона и драмы Шекспира, съ которыми неразрывно связана моя первая юность, а также и болѣе поздніе годы, годы сознательной духовной жизни.
Говоря сейчасъ о себѣ, я въ то же время какъ бы говорю отъ лица многихъ русскихъ. Дѣйствительно, одни изъ наиболѣе раннихъ и наиболѣе сильныхъ литературныхъ впечатлѣній русскихъ читателей связаны съ созданіями Англійскаго Генія. Авторъ Пиквикскаго клуба, авторъ Манфреда, и особенно создатель Гамлета, давно пользуются въ Россіи такой любовью, какъ будто бы они были нашими родными писателями, и мнѣ не разъ приходилось встрѣчать русскихъ, которые болѣе внимательно ознакомились съ произведеніями Байрона и Шекспира, чѣмъ съ произведеніями того или другого русскаго поэта. Это объясняется нетолько тѣмъ, что Англійская Поэзія гораздо выше Поэзіи Русской. Чужая красота и чужая сила могли бы насъ исполнить только холоднымъ удивленіемъ, какъ это случилось напримѣръ съ сочиненіями Данте, который совершенно не имѣетъ читателей въ Россіи. Но въ томъ-то и дѣло, что исключительное очарованіе англійской поэзіи не чуждо русскому темпераменту, напротивъ, оно касается самыхъ завѣтныхъ и тонкихъ струнъ русской души. Какъ англійскій, такъ и русскій поэтическій темпераментъ можетъ быть опредѣленъ двумя словами, которыми Шелли опредѣлялъ самого себя: meek and bold. Это—соединеніе мужской силы и женской нѣжности, это суровая непреклонность историческаго завоевателя, любящаго въ то же время семью, тихую мечтательность, и мягкій свѣтъ заходящаго солнца. То, что Англійскому Генію нашептало неисчерпаемое вѣчное море, со всѣхъ сторонъ окружающее его окутанную дымкой родину, намъ, русскимъ, невнятно нашептываютъ наши безконечные лѣса и степи, неоглядные, какъ морская гладь, монотонные и вѣчно-разнообразные въ оттѣнкахъ, какъ равнина морей. Три наиболѣе національные, наиболѣе самобытные, и самые яркіе генія русскаго художественнаго творчества, Гоголь, Пушкинъ, и Достоевскій, могутъ быть сближаемы въ литературной параллели съ тѣми или иными представителями англійскаго поэтическаго творчества, но не съ писателями другихъ странъ. Гоголь, отмѣтившій русскую способность къ юмору, и воплотившій ее въ фантастическихъ зловѣщихъ картинахъ, безусловно родствененъ Свифту и Диккенсу. Пушкинъ, воплотившій героическую сторону русской души, ея способность къ
кенса, поэмы Байрона и драмы Шекспира, с которыми неразрывно связана моя первая юность, а также и более поздние годы, годы сознательной духовной жизни.
Говоря сейчас о себе, я в то же время как бы говорю от лица многих русских. Действительно, одни из наиболее ранних и наиболее сильных литературных впечатлений русских читателей связаны с созданиями Английского Гения. Автор Пиквикского клуба, автор Манфреда, и особенно создатель Гамлета, давно пользуются в России такой любовью, как будто бы они были нашими родными писателями, и мне не раз приходилось встречать русских, которые более внимательно ознакомились с произведениями Байрона и Шекспира, чем с произведениями того или другого русского поэта. Это объясняется не только тем, что Английская Поэзия гораздо выше Поэзии Русской. Чужая красота и чужая сила могли бы нас исполнить только холодным удивлением, как это случилось например с сочинениями Данте, который совершенно не имеет читателей в России. Но в том-то и дело, что исключительное очарование английской поэзии не чуждо русскому темпераменту, напротив, оно касается самых заветных и тонких струн русской души. Как английский, так и русский поэтический темперамент может быть определен двумя словами, которыми Шелли определял самого себя: meek and bold. Это — соединение мужской силы и женской нежности, это суровая непреклонность исторического завоевателя, любящего в то же время семью, тихую мечтательность, и мягкий свет заходящего солнца. То, что Английскому Гению нашептало неисчерпаемое вечное море, со всех сторон окружающее его окутанную дымкой родину, нам, русским, невнятно нашептывают наши бесконечные леса и степи, неоглядные, как морская гладь, монотонные и вечно-разнообразные в оттенках, как равнина морей. Три наиболее национальные, наиболее самобытные, и самые яркие гения русского художественного творчества, Гоголь, Пушкин, и Достоевский, могут быть сближаемы в литературной параллели с теми или иными представителями английского поэтического творчества, но не с писателями других стран. Гоголь, отметивший русскую способность к юмору, и воплотивший ее в фантастических зловещих картинах, безусловно родственен Свифту и Диккенсу. Пушкин, воплотивший героическую сторону русской души, её способность к
