сжалъ онъ, увы! сковалъ вѣстника мысли, увы! слухъ народа. Ликъ хищной птицы, показался онъ съ глазами, обращенными въ высь, означилъ онъ Солнце, кошмаръ зрѣнія, Верховнымъ Властителемъ, Окомъ Блюдущимъ. Ротъ свой открылъ онъ, жирный, маслянистый, мерзкій крокодилъ. Ядомъ своимъ отравилъ онъ, змѣй. Впивался, сосалъ онъ, грызъ, чужеядный. Онъ возмогъ, нарядился въ могущество, первый чудовищный сонъ, налегшій кошмаръ.
Вотъ уже семь рядовъ Времени (триста годовъ и шестьдесятъ четыре), всколыхнулось, взметнулось содружество народовъ, огонь, что сверкаетъ во мракѣ, таится подъ пепломъ, когда, алчный наглецъ, онъ опрокинулъ глиняныя хижины. Нужда хлѣба ему помогала.
И потомъ, вторично, стонъ, о! скорбный и горькій стонъ пронесся среди сочетавшихся народовъ. Огонь, что сверкаетъ во мракѣ, огонь, что таится подъ пепломъ, возсталъ. Человѣкъ пришелъ, Хунабъ-Ку, со знаменьемъ призывнымъ, два ряда Времени (сто годовъ и четыре) съ тѣхъ поръ. Знакъ прибѣжища несъ онъ предъ собою, предъ нами пронесъ. Онъ опрокинулъ верховенство обсидіановаго зеркала. Онъ голодъ укротилъ, страшный сонъ рабства онъ опрокинулъ. И надъ лачугой изъ глины царскій дворецъ онъ явилъ, древній пріютъ объединенныхъ народовъ-листковъ, корень древесный какъ знамя надъ глиняной хижиной.
А! Чичимекъ, ты мѣшкоротый, и ты Звѣзда Утра? непристойная песья голова, гнусный ликъ лицемѣра двуликій, я прикую твою цѣпь. Я вскрою склепъ, я разверну Книгу Сказаній, что ведется съ временъ Владыки Праотца нашего и Владычицы Праматери, кончая Звѣздою Утра. Будетъ любо народу узнать, что чтимый его Отецъ и Вождь былъ Царь по рожденію. Онъ узнаетъ, онъ знаетъ объ этомъ, какъ о своей побѣдѣ.
Мерзкій Чичимекъ, мѣшкоротый, два войска было у нихъ, изъ Акиля и Тулума, два войска, мы пришли съ однимъ. Мы выстроили копья свои и дротики. Двойное войско врага, лицомъ направо къ Тулуму, на берегу Океана, упираясь въ крѣпость, метало стрѣлы. Акольгуанъ развернулъ въ рядахъ знамена, явилъ цѣпь дружную и сильную. Устремился онъ прямо въ лицо непріятелю, метая стрѣлы. Тайно онъ обступилъ его, образуя уголъ. Проползая вдоль склона оврага, открылъ
сжал он, увы! сковал вестника мысли, увы! слух народа. Лик хищной птицы, показался он с глазами, обращенными в высь, означил он Солнце, кошмар зрения, Верховным Властителем, Оком Блюдущим. Рот свой открыл он, жирный, маслянистый, мерзкий крокодил. Ядом своим отравил он, змей. Впивался, сосал он, грыз, чужеядный. Он возмог, нарядился в могущество, первый чудовищный сон, налегший кошмар.
Вот уже семь рядов Времени (триста годов и шестьдесят четыре), всколыхнулось, взметнулось содружество народов, огонь, что сверкает во мраке, таится под пеплом, когда, алчный наглец, он опрокинул глиняные хижины. Нужда хлеба ему помогала.
И потом, вторично, стон, о! скорбный и горький стон пронесся среди сочетавшихся народов. Огонь, что сверкает во мраке, огонь, что таится под пеплом, восстал. Человек пришел, Хунаб-Ку, со знаменьем призывным, два ряда Времени (сто годов и четыре) с тех пор. Знак прибежища нес он пред собою, пред нами пронес. Он опрокинул верховенство обсидианового зеркала. Он голод укротил, страшный сон рабства он опрокинул. И над лачугой из глины царский дворец он явил, древний приют объединенных народов-листков, корень древесный как знамя над глиняной хижиной.
А! Чичимек, ты мешкоротый, и ты Звезда Утра? непристойная песья голова, гнусный лик лицемера двуликий, я прикую твою цепь. Я вскрою склеп, я разверну Книгу Сказаний, что ведется с времен Владыки Праотца нашего и Владычицы Праматери, кончая Звездою Утра. Будет любо народу узнать, что чтимый его Отец и Вождь был Царь по рождению. Он узнает, он знает об этом, как о своей победе.
Мерзкий Чичимек, мешкоротый, два войска было у них, из Акиля и Тулума, два войска, мы пришли с одним. Мы выстроили копья свои и дротики. Двойное войско врага, лицом направо к Тулуму, на берегу Океана, упираясь в крепость, метало стрелы. Акольгуан развернул в рядах знамена, явил цепь дружную и сильную. Устремился он прямо в лицо неприятелю, метая стрелы. Тайно он обступил его, образуя угол. Проползая вдоль склона оврага, открыл
