Сіяй! сіяй! сіяй!
Низливай теплоту свою, солнце великое!
Пока мы здѣсь грѣемся, мы оба вмѣстѣ.
Оба вмѣстѣ!
Вѣтры вѣютъ на Югъ, вѣтры вѣютъ на Сѣверъ,
День бѣлымъ приходитъ, ночь черной приходитъ,
Дома, на рѣчкахъ, въ горахъ, не дома,
Съ пѣсней все время, не помня о времени,
40 Пока мы оба здѣсь вмѣстѣ.
И вдругъ,
Быть можетъ, убита, объ этомъ товарищъ не зналъ,
Въ полдень одинъ, самка больше въ гнѣздѣ не сидѣла,
И послѣ полудня она не вернулась, ни день спустя,
И никогда уже больше не появилась.
Съ той поры все лѣто въ говорѣ моря,
И ночью подъ полною круглой луной въ болѣе тихое время,
Надъ хриплымъ прибоемъ морскимъ,
Или порхая съ куста на кустъ въ терновникѣ днемъ,
50 Я видѣлъ, я слышалъ, время отъ времени, одного самца осиротѣлаго,
Одинокаго гостя изъ Алабамы.
Сияй! сияй! сияй!
Низливай теплоту свою, солнце великое!
Пока мы здесь греемся, мы оба вместе.
Оба вместе!
Ветры веют на Юг, ветры веют на Север,
День белым приходит, ночь чёрной приходит,
Дома, на речках, в горах, не дома,
С песней всё время, не помня о времени,
40 Пока мы оба здесь вместе.
И вдруг,
Быть может, убита, об этом товарищ не знал,
В полдень один, самка больше в гнезде не сидела,
И после полудня она не вернулась, ни день спустя,
И никогда уже больше не появилась.
С той поры всё лето в говоре моря,
И ночью под полною круглой луной в более тихое время,
Над хриплым прибоем морским,
Или порхая с куста на куст в терновнике днём,
50 Я видел, я слышал, время от времени, одного самца осиротелого,
Одинокого гостя из Алабамы.
