«—Буду ребенка качать.
Пѣть буду пѣсни».—«А будутъ мятели?»
«—Лаума, вмѣсто меня, къ колыбели
Съ блѣднымъ лицомъ подойдетъ,
Будетъ ребенка качать.
Снѣга мнѣ въ сердце немного положитъ.
Это поможетъ.
Буду молчать».
Подъ кленомъ течетъ ручеекъ,
Далеко, въ Литвѣ, гдѣ лужокъ,
Не всякій лужокъ, а съ алмазною
Танцующей сказкою связною.
Тамъ Божьи сыны, рыбаки,
Что вѣрятъ въ свои огоньки,
Тамъ Божіи дѣвы, вандинніи,
Взглянуть, такъ картины—картиннѣе.
Ихъ синія очи—какъ сонъ,
Красивая очередь, ленъ,
Который дошелъ до сребристости
Отъ лунной колдующей мглистости.
Вандинніи, выйдя изъ водъ,
Подъ кленомъ ведутъ хороводъ,
И къ нимъ рыбаки приближаются,
И въ лунный нарядъ наряжаются.
Чуть каждая дѣва изъ водъ
Волною волосъ шевельнетъ,—
И воздухъ наполнится лунными
Напѣвами сновъ многострунными.
Чуть рыбарь играющихъ водъ
Къ вандинніи въ пляскѣ прильнетъ,—
И пляска въ себѣ не обманется,
До самаго Неба протянется.
Солнце—Савлита—красивая дѣва,
Мѣсяцъ женился на ней.
Свѣты—направо, и свѣты—налѣво,
Солнце поетъ, и подъ звуки напѣва
Розы раскрылись на сѣткѣ вѣтвей.
Солнце взошло, и по Небу блуждало,
Мѣсяцъ сказалъ: «Цѣловались мы мало»,
Мѣсяцъ блѣднѣетъ отъ трепета силъ.
Слышитъ въ вѣтвяхъ онъ поющую птицу,
Видитъ блестящую дѣву Денницу,
Вмигъ свѣтлолицую онъ полюбилъ.
Онъ ее нѣжитъ, цѣлуетъ, ласкаетъ,
Видитъ Перкунасъ измѣну его,
Поднялъ карающій мечъ, набѣгаетъ,
Мѣсяцъ разрубленъ, но живъ. Оттого
Солнце—Савлита, пылая отъ гнѣва,
Ходитъ по синему Небу вдовой,
Мѣсяцъ же часто въ ущербѣ, но дѣва,
Диво-Денница, въ сіяньи напѣва,
Слышитъ, какъ Мѣсяцъ ей шепчетъ: «Я твой».
Расцвѣла въ саду рута
Вышла дѣва-красота.
Вышла дѣва и поетъ.
Не меня ли манишь? Вотъ.
Нѣженъ садикъ рутяной.
Выйди въ садикъ, милый мой.
Дѣва, дѣва, оглянись.
Я съ тобой. Цвѣты зажглись.
Рутяной вѣнокъ сплела.
Въ воду бросила, свѣтла.
Нѣжно счастье. Милый—милъ.
Рутяной вѣнокъ уплылъ.
Аушрина—разсвѣтная солнцева дочь,
Та звѣзда, что глядитъ—въ день и въ ночь.
Ее выдала замужъ, взглянувши открыто,
Ея мать, что есть Солнце, Савлита.
«— Буду ребенка качать.
Петь буду песни». — «А будут метели?»
«— Лаума, вместо меня, к колыбели
С бледным лицом подойдет,
Будет ребенка качать.
Снега мне в сердце немного положит.
Это поможет.
Буду молчать».
Под кленом течет ручеек,
Далеко, в Литве, где лужок,
Не всякий лужок, а с алмазною
Танцующей сказкою связною.
Там Божьи сыны, рыбаки,
Что верят в свои огоньки,
Там Божии девы, вандиннии,
Взглянуть, так картины — картиннее.
Их синия очи — как сон,
Красивая очередь, лен,
Который дошел до сребристости
От лунной колдующей мглистости.
Вандиннии, выйдя из вод,
Под кленом ведут хоровод,
И к ним рыбаки приближаются,
И в лунный наряд наряжаются.
Чуть каждая дева из вод
Волною волос шевельнет, —
И воздух наполнится лунными
Напевами снов многострунными.
Чуть рыбарь играющих вод
К вандиннии в пляске прильнет, —
И пляска в себе не обманется,
До самого Неба протянется.
Солнце — Савлита — красивая дева,
Месяц женился на ней.
Светы — направо, и светы — налево,
Солнце поет, и под звуки напева
Розы раскрылись на сетке ветвей.
Солнце взошло, и по Небу блуждало,
Месяц сказал: «Целовались мы мало»,
Месяц бледнеет от трепета сил.
Слышит в ветвях он поющую птицу,
Видит блестящую деву Денницу,
Вмиг светлолицую он полюбил.
Он ее нежит, целует, ласкает,
Видит Перкунас измену его,
Поднял карающий меч, набегает,
Месяц разрублен, но жив. Оттого
Солнце — Савлита, пылая от гнева,
Ходит по синему Небу вдовой,
Месяц же часто в ущербе, но дева,
Диво-Денница, в сияньи напева,
Слышит, как Месяц ей шепчет: «Я твой».
Расцвела в саду рута
Вышла дева-красота.
Вышла дева и поет.
Не меня ли манишь? Вот.
Нежен садик рутяной.
Выйди в садик, милый мой.
Дева, дева, оглянись.
Я с тобой. Цветы зажглись.
Рутяной венок сплела.
В воду бросила, светла.
Нежно счастье. Милый — мил.
Рутяной венок уплыл.
Аушрина — рассветная солнцева дочь,
Та звезда, что глядит — в день и в ночь.
Ее выдала замуж, взглянувши открыто,
Её мать, что есть Солнце, Савлита.