Страница:Бичер-Стоу - Хижина дяди Тома, 1908.djvu/108

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Эта страница была вычитана


— 76 —

— Поди туда, тамъ живутъ добрые люди, они навѣрно помогутъ тебѣ, они всѣмъ помогаютъ.

— Спаси васъ, Господи! — съ чувствомъ сказала Элиза.

— Ну, что ты, полно, — отвѣчалъ онъ. — Я вѣдь ничего для тебя не сдѣлалъ!

— А вы навѣрно никому обо мнѣ не скажете, сэръ, навѣрно?

— Ну, тебя къ чорту, баба! За кого ты меня принимаешь? Понятно, никому не скажу. Иди себѣ спокойно, какъ умная женщина. Ты еще не свободна, но навѣрно добьешься свободы, помяни мое слово!

Женщина прижала къ груди ребенка и твердымъ, быстрым и шагомъ пошла, куда ей было указано. Фермеръ стоялъ и смотрѣлъ ей вслѣдъ.

— Шельби, пожалуй, скажетъ, что я не по-сосѣдски съ нимъ поступилъ. Ну, что дѣлать! Пусть онъ, при случаѣ также укроетъ одну изъ моихъ дѣвчонокъ, вотъ мы и поквитаемся! Не могу я равнодушно видѣть, какъ человѣческое существо мечется, дрожитъ и всячески старается увернуться, а его травятъ собаками! Да и чего ради мнѣ быть охотникомъ и гончей, неизвѣстно для кого? Чего ради?

Такъ разсуждалъ бѣдный, невѣжественный Кентуккіецъ, полуязычникъ, не знавшій какія обязанности налагаетъ на него конституція, и потому поступавшій по-христіански. Онъ не сталъ бы дѣлать этого, если бы былъ просвѣщеннѣе и занималъ болѣе видное общественное положеніе.

Гэлей былъ такъ ошеломленъ, что не двигался съ мѣста, пока Элиза не скрылась на противоположномъ берегу; тогда онъ повернулся и посмотрѣлъ вопросительно на Сэма и Анди.

— Экую штуку удрала! — проговорилъ Сэмъ.

— Въ этой бабѣ должно быть семь чертей сидитъ! — вскричалъ Гэлей, — Скачетъ точно дикая кошка!

— Надѣюсь, масса проститъ, что мы не пошли по той же дорожкѣ, — сказалъ Сэмъ, почесывая себѣ голову, — у меня, правда сказать, не хватитъ на это духу! — И онъ хрипло хихикнулъ.

— А, ты еще смѣешься! — закричалъ торговецъ сердито.

— Господи помилуй, масса, право слово, не могу больше терпѣть! — сказалъ Сэмъ, давая волю своей долго сдерживаемой радости. — Ужъ до чего она была потѣшная! бѣжитъ, скачетъ, а ледъ такъ и трещитъ, шлепъ, кракъ, шлюпъ! Ей все ни по чемъ! Знай себѣ скачетъ! — И оба негра расхохотались до того, что слезы потекли у нихъ по щекамъ.


Тот же текст в современной орфографии

— Поди туда, там живут добрые люди, они наверно помогут тебе, они всем помогают.

— Спаси вас, Господи! — с чувством сказала Элиза.

— Ну, что ты, полно, — отвечал он. — Я ведь ничего для тебя не сделал!

— А вы наверно никому обо мне не скажете, сэр, наверно?

— Ну, тебя к чёрту, баба! За кого ты меня принимаешь? Понятно, никому не скажу. Иди себе спокойно, как умная женщина. Ты еще не свободна, но наверно добьешься свободы, помяни мое слово!

Женщина прижала к груди ребенка и твердым, быстрым и шагом пошла, куда ей было указано. Фермер стоял и смотрел ей вслед.

— Шельби, пожалуй, скажет, что я не по-соседски с ним поступил. Ну, что делать! Пусть он, при случае также укроет одну из моих девчонок, вот мы и поквитаемся! Не могу я равнодушно видеть, как человеческое существо мечется, дрожит и всячески старается увернуться, а его травят собаками! Да и чего ради мне быть охотником и гончей, неизвестно для кого? Чего ради?

Так рассуждал бедный, невежественный Кентуккиец, полуязычник, не знавший какие обязанности налагает на него конституция, и потому поступавший по-христиански. Он не стал бы делать этого, если бы был просвещеннее и занимал более видное общественное положение.

Гэлей был так ошеломлен, что не двигался с места, пока Элиза не скрылась на противоположном берегу; тогда он повернулся и посмотрел вопросительно на Сэма и Анди.

— Экую штуку удрала! — проговорил Сэм.

— В этой бабе должно быть семь чертей сидит! — вскричал Гэлей, — Скачет точно дикая кошка!

— Надеюсь, масса простит, что мы не пошли по той же дорожке, — сказал Сэм, почесывая себе голову, — у меня, правда сказать, не хватит на это духу! — И он хрипло хихикнул.

— А, ты еще смеешься! — закричал торговец сердито.

— Господи помилуй, масса, право слово, не могу больше терпеть! — сказал Сэм, давая волю своей долго сдерживаемой радости. — Уж до чего она была потешная! бежит, скачет, а лед так и трещит, шлеп, крак, шлюп! Ей всё ни по чём! Знай себе скачет! — И оба негра расхохотались до того, что слезы потекли у них по щекам.