— Конечно, защищаете, вы всѣ южане защищаете его. Иначе, зачѣмъ же вы держите рабовъ.
— Святая невинность! Неужели вы воображате, что никто въ этомъ мірѣ не дѣлаетъ ничего, что считаетъ дурнымъ? Неужели вы никогда не дѣлали и не дѣлаете того, что сами признаете не совсѣмъ хорошимъ?
— Если мнѣ случается сдѣлать, что нибудь такое, я конечно раскаиваюсь въ этомъ, — сказала миссъ Офелія энергично шевеля спицами.
— И я тоже, — сказалъ Сентъ-Клеръ, — очищая апельсинъ, — я все время раскаиваюсь.
— Такъ зачѣмъ же вы продолжаете дѣлать все то же?
— А вамъ никогда не случается, кузина, и послѣ раскаянія опять поступать такъ же дурно?
— Конечно, но только если мнѣ встрѣтится слишкомъ сильное искушеніе.
— Ну, вотъ и мнѣ встрѣчаются слишкомъ сильныя искушенія, — сказалъ Сентъ-Клеръ, — въ этомъ все и дѣло.
— Но я всегда рѣшаюсь не поддаваться искушеніямъ и не повторять прежнихъ поступковъ.
— Я тоже рѣшался всѣ эти десять лѣтъ, но мнѣ все какъ то ничего не удается. А вы, кузина, вы избавились отъ всѣхъ вашихъ грѣховъ?
— Кузенъ Августинъ, — сказала миссъ Офелія серьезно, опуская на колѣни свое вязанье, — Я знаю, что заслуживаю упреки за мои недостатки. Вы говорите совершенную правду, я отлично сознаю это, но все-таки, мнѣ кажется, что между вами и мной есть разница. Я скорѣе готова бы дать себѣ отрубить правую руку, чѣмъ продолжать изо дня въ день дѣлать то, что я считаю дурнымъ. Впрочемъ, мои поступки слишкомъ часто не согласуются съ моими правилами, неудивительно, что вы меня упрекаете.
— О, полноте, кузина! — вскричалъ Августинъ, садясь на полъ и положивъ голову къ ней на колѣни. — Не принимайте моихъ словъ такъ страшно серьезно! Вы знаете, какой я всегда былъ негодный, дерзкій мальчишка. Я люблю дразнить васъ — вотъ и все — просто, чтобы посмотрѣть, какъ вы вдругъ станете такой серьезной. Я васъ считаю до невозможности, до возмутительности хорошимъ человѣкомъ.
— Но вѣдь это же очень серьезный вопросъ, мой дорогой Августинъ, — сказала миссъ Офелія, положивъ руку ему на лобъ.
— Отчаянно серьезный! — отвѣчалъ онъ, — а я, ну да, я ни-
— Конечно, защищаете, вы все южане защищаете его. Иначе, зачем же вы держите рабов.
— Святая невинность! Неужели вы воображате, что никто в этом мире не делает ничего, что считает дурным? Неужели вы никогда не делали и не делаете того, что сами признаете не совсем хорошим?
— Если мне случается сделать, что-нибудь такое, я конечно раскаиваюсь в этом, — сказала мисс Офелия энергично шевеля спицами.
— И я тоже, — сказал Сент-Клер, — очищая апельсин, — я всё время раскаиваюсь.
— Так зачем же вы продолжаете делать всё то же?
— А вам никогда не случается, кузина, и после раскаяния опять поступать так же дурно?
— Конечно, но только если мне встретится слишком сильное искушение.
— Ну, вот и мне встречаются слишком сильные искушения, — сказал Сент-Клер, — в этом всё и дело.
— Но я всегда решаюсь не поддаваться искушениям и не повторять прежних поступков.
— Я тоже решался все эти десять лет, но мне всё как то ничего не удается. А вы, кузина, вы избавились от всех ваших грехов?
— Кузен Августин, — сказала мисс Офелия серьезно, опуская на колени свое вязанье, — Я знаю, что заслуживаю упреки за мои недостатки. Вы говорите совершенную правду, я отлично сознаю это, но всё-таки, мне кажется, что между вами и мной есть разница. Я скорее готова бы дать себе отрубить правую руку, чем продолжать изо дня в день делать то, что я считаю дурным. Впрочем, мои поступки слишком часто не согласуются с моими правилами, неудивительно, что вы меня упрекаете.
— О, полноте, кузина! — вскричал Августин, садясь на пол и положив голову к ней на колени. — Не принимайте моих слов так страшно серьезно! Вы знаете, какой я всегда был негодный, дерзкий мальчишка. Я люблю дразнить вас — вот и всё — просто, чтобы посмотреть, как вы вдруг станете такой серьезной. Я вас считаю до невозможности, до возмутительности хорошим человеком.
— Но ведь это же очень серьезный вопрос, мой дорогой Августин, — сказала мисс Офелия, положив руку ему на лоб.
— Отчаянно серьезный! — отвечал он, — а я, ну да, я ни-
