Развѣ вы не видите, что дѣвочка просто сильно растетъ? Дѣти обыкновенно слабѣютъ при быстромъ ростѣ!
— Но она кашляетъ!
— О, пустяки, какой это кашель! Она, можетъ быть, немножко простудилась.
— Точно также начиналась болѣзнь у Элизы Джекъ, у Елены и Маріи Сандерсъ.
— Ахъ, пожалуйста, бросьте вы эти бабьи сказки! Всѣ женщины, которыя много ухаживали за дѣтьми, удивительно мнительны: стоитъ ребенку кашлянуть или чихнуть, и они пророчатъ всякія бѣды. Присматривайте за ребенкомъ, не давайте ей выходить вечеромъ на воздухъ, да слишкомъ много бѣгать, и она поправится.
Такъ говорилъ Сентъ-Клеръ, но въ душу его закралась тревога. Онъ сталъ съ лихорадочнымъ безпокойствомъ слѣдить за Евой, безпрестанно повторяя при этомъ, что: „дѣвочка совсѣмъ здорова, этотъ кашель ничего не значитъ, онъ просто желудочный, у дѣтей это часто бываетъ“. Но онъ чаще прежняго оставался съ ней, бралъ ее кататься съ собой, безпрестанно привозилъ какіе-нибудь рецепты или укрѣпляющія микстуры, — „въ сущности дѣвочкѣ этого не нужно, — говорилъ онъ, — но пусть принимаетъ, это ей не повредитъ“.
Надобно сказать, что его особенно болѣзненно поражала возраставшая съ каждымъ днемъ зрѣлость ума и чувствъ дѣвочки. Сохранивъ всю наивную прелесть дѣтства, она въ то же время часто совершенно безсознательно роняла слова, указывавшія на смѣлый полетъ мысли, на какую-то удивительную мудрость, слова, показавшіяся какимъ-то вдохновеніемъ свыше. Въ такія минуты жуткая дрожь пробѣгала по тѣлу Сентъ-Клера, онъ крѣпко прижималъ ее къ себѣ, какъ будто его объятія могли спасти ее; въ сердцѣ его просыпалась страстная рѣшимость удержать ее, не дать ей уйти.
Вся душа и все сердце дѣвочки были, повидимому, поглощены дѣлами любви и милосердія. Она всегда была отзывчива и щедра, но теперь у нея проявилась чисто женственная заботливость о другихъ. Она попрежнему любила играть съ Топси и съ прочими черными дѣтьми, но теперь она была чаще зрительницей, чѣмъ участницей ихъ игръ; иногда она сидѣла по получасу и смѣялась разнымъ штукамъ Топси, — потомъ вдругъ точно тѣнь ложилась на лицо ея, глаза ея наполнялись слезами, и мысли уносились куда-то далеко.
Разве вы не видите, что девочка просто сильно растет? Дети обыкновенно слабеют при быстром росте!
— Но она кашляет!
— О, пустяки, какой это кашель! Она, может быть, немножко простудилась.
— Точно также начиналась болезнь у Элизы Джек, у Елены и Марии Сандерс.
— Ах, пожалуйста, бросьте вы эти бабьи сказки! Все женщины, которые много ухаживали за детьми, удивительно мнительны: стоит ребенку кашлянуть или чихнуть, и они пророчат всякие беды. Присматривайте за ребенком, не давайте ей выходить вечером на воздух, да слишком много бегать, и она поправится.
Так говорил Сент-Клер, но в душу его закралась тревога. Он стал с лихорадочным беспокойством следить за Евой, беспрестанно повторяя при этом, что: „девочка совсем здорова, этот кашель ничего не значит, он просто желудочный, у детей это часто бывает“. Но он чаще прежнего оставался с ней, брал ее кататься с собой, беспрестанно привозил какие-нибудь рецепты или укрепляющие микстуры, — „в сущности девочке этого не нужно, — говорил он, — но пусть принимает, это ей не повредит“.
Надобно сказать, что его особенно болезненно поражала возраставшая с каждым днем зрелость ума и чувств девочки. Сохранив всю наивную прелесть детства, она в то же время часто совершенно бессознательно роняла слова, указывавшие на смелый полет мысли, на какую-то удивительную мудрость, слова, показавшиеся каким-то вдохновением свыше. В такие минуты жуткая дрожь пробегала по телу Сент-Клера, он крепко прижимал ее к себе, как будто его объятия могли спасти ее; в сердце его просыпалась страстная решимость удержать ее, не дать ей уйти.
Вся душа и всё сердце девочки были, по-видимому, поглощены делами любви и милосердия. Она всегда была отзывчива и щедра, но теперь у неё проявилась чисто женственная заботливость о других. Она по-прежнему любила играть с Топси и с прочими черными детьми, но теперь она была чаще зрительницей, чем участницей их игр; иногда она сидела по получасу и смеялась разным штукам Топси, — потом вдруг точно тень ложилась на лицо её, глаза её наполнялись слезами, и мысли уносились куда-то далеко.
