внизу распредѣляли, кому гдѣ стать, спорили о достоинствахъ собакъ, отдавали приказанія, когда стрѣлять и какъ обращаться съ бѣглянками, когда онѣ будутъ пойманы.
Касси отшатнулась; она сложила руки, подняла глаза къ небу и проговорила: — О, Всемогущій Боже! Всѣ люди грѣшны, по чѣмъ же мы согрѣшили больше всѣхъ людей на свѣтѣ? За что насъ такъ мучатъ?
Страшная горечь слышалась въ ея голосѣ, выражалась въ ея лицѣ.
— Если бы не ты, дѣвочка, — сказала она, глядя на Эммелину, — я бы сошла къ нимъ; я поблагодарила бы всѣхъ, кто хотѣлъ меня застрѣлить. Въ сущности, свобода мнѣ не нужна. Она не вернетъ мнѣ моихъ дѣтей, она не сдѣлаетъ меня тѣмъ, чѣмъ я была прежде.
Дѣтски простодушная Эммелина нѣсколько боялась мрачнаго настроенія Касси. Она и теперь испугалась, но не сказала ни слова, она только ласково взяла ее за руку.
— Оставь! — сказала Касси, стараясь вырвать свою руку, — ты заставишь меня полюбить себя, а я рѣшила никого больше не любить!
— Бѣдная, Касси! — проговорила Эммелина, — зачѣмъ вы такъ думаете? Если Богъ вернетъ намъ свободу, онъ, можетъ быть, вернетъ вамъ и вашу дочь. Во всякомъ случаѣ, я буду вамъ вмѣсто дочери. Я знаю, что мнѣ никогда больше не видать моей бѣдной, старой матери! Я буду любить васъ, Касси, если вы и не полюбите меня!
Кроткая, ласковая дѣвочка побѣдила. Касси сѣла подлѣ нея, обняла ее и гладила ея мягкіе каштановые волосы. Эммелина удивлялась красотѣ ея чудныхъ глазъ, смотрѣвшихъ мягко сквозь блиставшія на нихъ слезы.
— О, Эммъ! — вскричала Касси, — я страстно желала увидѣть своихъ дѣтей, я выплакала по нимъ всѣ глаза! Здѣсь, — она ударила себя въ грудь, — здѣсь все пусто, все безотрадно! Если бы Богъ вернулъ мнѣ дѣтей, тогда я могла бы молиться!
— Надѣйтесь на него, Касси, — сказала Эммелина, — вѣдь Онъ нашъ Отецъ.
— Гнѣвъ его на насъ, — возразила Кассси, — онъ отвратилъ лицо свое отъ насъ.
— Нѣтъ, Касси, Онъ будетъ милостивъ къ намъ. Будемъ надѣяться! Я никогда не теряла надежды.
внизу распределяли, кому где стать, спорили о достоинствах собак, отдавали приказания, когда стрелять и как обращаться с беглянками, когда они будут пойманы.
Касси отшатнулась; она сложила руки, подняла глаза к небу и проговорила: — О, Всемогущий Боже! Все люди грешны, по чем же мы согрешили больше всех людей на свете? За что нас так мучат?
Страшная горечь слышалась в её голосе, выражалась в её лице.
— Если бы не ты, девочка, — сказала она, глядя на Эммелину, — я бы сошла к ним; я поблагодарила бы всех, кто хотел меня застрелить. В сущности, свобода мне не нужна. Она не вернет мне моих детей, она не сделает меня тем, чем я была прежде.
Детски простодушная Эммелина несколько боялась мрачного настроения Касси. Она и теперь испугалась, но не сказала ни слова, она только ласково взяла ее за руку.
— Оставь! — сказала Касси, стараясь вырвать свою руку, — ты заставишь меня полюбить себя, а я решила никого больше не любить!
— Бедная, Касси! — проговорила Эммелина, — зачем вы так думаете? Если Бог вернет нам свободу, он, может быть, вернет вам и вашу дочь. Во всяком случае, я буду вам вместо дочери. Я знаю, что мне никогда больше не видать моей бедной, старой матери! Я буду любить вас, Касси, если вы и не полюбите меня!
Кроткая, ласковая девочка победила. Касси села подле неё, обняла ее и гладила её мягкие каштановые волосы. Эммелина удивлялась красоте её чудных глаз, смотревших мягко сквозь блиставшие на них слезы.
— О, Эмм! — вскричала Касси, — я страстно желала увидеть своих детей, я выплакала по ним все глаза! Здесь, — она ударила себя в грудь, — здесь всё пусто, всё безотрадно! Если бы Бог вернул мне детей, тогда я могла бы молиться!
— Надейтесь на него, Касси, — сказала Эммелина, — ведь Он наш Отец.
— Гнев его на нас, — возразила Кассси, — он отвратил лицо свое от нас.
— Нет, Касси, Он будет милостив к нам. Будем надеяться! Я никогда не теряла надежды.
