похожій на барабанный бой. Онъ приходитъ въ большой восторгъ, когда человѣкъ вздумаетъ ударять такимъ же образомъ, какъ и онъ, и даже предъявляетъ къ знакомымъ требованiя играть съ нимъ подобнымъ образомъ.
Мой шимпанзе очень хорошо зналъ своихъ друзей и хорошо отличалъ ихъ отъ постороннихъ, но не чуждался при этомъ и всѣхъ тѣхъ, кто относился къ нему ласково. Особенно довольнымъ онъ чувствовалъ себя въ семейномъ кругу, когда могъ ходить изъ комнаты въ комнату, отворять и затворять двери и, вообще, развлекаться такъ или иначе. Когда онъ замѣчалъ, что обращаютъ вниманіе на его шутки, то начиналъ бить своими руками по столу и чрезвычайно радовался, когда слѣдовали его примѣру присутствующіе. Кромѣ того онъ подвергалъ самому подробному изслѣдованiю всякаго рода предметы, отворялъ заслонку у печки, чтобы наблюдать за огнемъ, вытаскиваль сундуки, опоражнивалъ ихъ и игралъ всѣмъ, что тамъ находилъ. Но вмѣстѣ съ тѣмъ онъ относился недовѣрчиво ко всякому незнакомому и подозрительному предмету, напр. резиновый мячъ могъ сильно нaпугать его. Весьма зорко слѣдилъ онъ за тѣмъ, наблюдаютъ ли за нимъ, или нѣтъ. Въ первомъ случаѣ онъ дѣлалъ только то, что ему дозволялось, въ послѣднемъ же допускалъ различнаго рода продѣлки; но вмѣстѣ съ тѣмъ слушался каждаго слова своего воспитателя, когда тотъ что-либо ему запрещалъ, хотя и не всегда сразу подчинялся. Похвала доставляла ему всегда большое удовольствіе, особенно, если она выражалась по поводу его ловкихъ движенiй и гимнастическихъ упражненій. Когда ему что-либо дарили или другимъ образомъ радовали, то онъ всегда выказывалъ благодарность, нѣжно клалъ свою руку на плечо того, кто доставилъ ему удовольствіе, протягивалъ къ нему руку точно такъ, какъ человѣкъ, даже цѣловалъ, причемъ слѣдуетъ имѣть въ виду, что никто его этому не обучалъ. То же самое дѣлалъ онъ и тогда, когда приходилось вечеромъ вывнимать его изъ клѣтки и уводить въ комнату для ночлега. Онъ зналъ это время и уже въ теченіе послѣдняго часа выражалъ крайнее безпокойство, пока его не уводили въ его комнату. Въ этотъ послѣдній часъ онъ не позволялъ своему надсмотрщику отходить оть себя, выражая при этомъ трогательныя жалобы или отчаянно жестикулируя, нередко бросался на землю, как выше описано, бился руками и ногами и издавалъ громкіе вопли. При этомъ, однако, онъ зорко наблюдалъ за тѣмъ, по какому направленію двигался его надсмотрщикъ, и изливался въ жалобахъ каждый разъ, когда думалъ, что тотъ хочетъ его покинуть. Когда его брали на руки, онъ укладывался на нихъ, какъ ребенокъ, склонялъ голову на грудь своего воспитателя и, повидимому, чувствовалъ себя чрезвычайно довольнымъ. Съ этого времени его, кажется, занимала только одна мысль — какъ можно скорѣе уйти в свою комнату; здѣсь онъ усаживался на диванъ и поглядывалъ на своего друга съ трогательнымъ выраженіемъ, будто хотѣлъ прочесть на его лицѣ, составитъ ли онъ ему сегодня вечеромъ компанію, или оставитъ его одного. Когда предполагалъ первое, то чувствовалъ себя весьма счастливымъ, и наоборотъ, когда подмѣчалъ противоположное, жестами своими выражалъ, насколько онъ сознаетъ себя несчастнымъ, при чемъ придавалъ лицу своему печальное выраженіе, оттягивалъ губы, жалобно вскрикивалъ, цѣплялся за надзирателя и крѣпко его обнималъ. При такомъ настроеніи мало помогало дружелюбное увѣщаніе, между тѣмъ какъ въ другое время оно оказывало на него полное дѣйствiе даже и въ томъ случаѣ, когда онъ чувствовалъ себя недовольнымъ послѣ того, какъ его выбранили. Вообще, слѣдуетъ сказать, что онъ вполнѣ понималъ обращенную къ нему рѣчь, такъ какъ безъ замедленія подчинялся различнымъ приказаніямъ и исполнялъ всѣ требованія; впрочемъ,
