стрекочутъ какъ сороки во время болтовни, составляютъ исключеніе, и для характеристики этого голоса мы обыкновенно и сравниваемъ ихъ съ животными. Всѣ прочія млекопитающія должны считаться созданіями, лишенными звучнаго голоса и способности пѣнія, существами, чуждыми царству звуковъ и очень часто даже оскорбляющими ухо безобразіемъ своего голоса. Шлейденъ утверждаетъ, правда, что оселъ — млекопитающее, различающее тоны, такъ какъ его извѣстное И—А измѣняется въ предѣлахъ октавы; я склоненъ однако смотрѣть на эти слова, какъ на шутку, и скорѣе считать осла примѣромъ справедливости вышеприведеннаго мнѣнія, т. е. причислить его къ самымъ непріятнымъ по своему неблагозвучію животнымъ. Едва ли какое нибудь млекопитающее обладаетъ голосомъ, который, по своей музыкальности, могъ бы быть названъ пріятнымъ. Голосъ большинства этихъ животныхъ кажется намъ въ высокой степени неблагозвучнымъ и притомъ тѣмъ болѣе, чѣмъ больше возбужденіе издающаго эти звуки млекопитающаго. Я хочу сдѣлать лишь одно сравнѳніе между птицами и млекопитающими. Всемогущая любовь одаряетъ птицу чарующими тонами, которые возбуждаютъ восторгъ въ нашихъ сердцахъ; напротивъ, изъ морды млекопитающаго та-же любовь извлекаетъ раздирающіе уши звуки. Какъ велика разница между пѣснью любви соловья и кошки! У послѣднѳй каждый тонъ изуродованъ и искаженъ, каждый естественный превращенъ въ мучительные, раздирающіе ухо диссонансы; у соловья же дыханіе становится чуднымъ пѣніемъ, а пѣніѳ это — прекраснѣйшей любовной поэмой въ звукахъ и тонахъ.
Голосъ млекопитающихъ непріятенъ нашему уху не только когда выражаетъ любовь, но вовремя и другихъ аффектовъ, а въ большинствѣ случаевъ — постоянно. Когда поэты воспѣваютъ блеяніе овецъ, возвращающихся съ пастбища, то намъ нравится не само блеяніе, а скорѣе картина медленнаго шествія животныхъ. Само блеяніе овцы такъ же неблагозвучно, какъ и блеяніе козы или хрюканье свиньи, визгъ поросенка, пискъ мышей и ворчаніе бѣлки. Никому не приходитъ въ голову говорить о поющихъ млекопитающихъ[1], такъ какъ, говоря о млекопитающихъ, обыкновенно исключаютъ человѣка, и тогда можно говорить только о крикѣ, лаянiи, ворчаніи, мычаніи, воѣ, ржаніи, блеяніи, хрюканіи, визгѣ, пискѣ, фырканіи — и всѣ эти звуки, безъ сомнѣнія, не могутъ быть причислены къ числу пріятныхъ. Мы, правда, такъ привыкли къ голосамъ многихъ изъ нашихъ любимыхъ домашнихъ животныхъ, что наконецъ такъ же охотно слышимъ ихъ, какъ и хриплый басъ любимаго друга; но если мы спросимъ у композитора о достоинствѣ тоновъ собачьяго лая, мяуканья кошекъ, ржанія лошадей или крика ословъ, то навѣрное отвѣтъ не будетъ в ихъ пользу. Однимъ словомъ, голосъ всѣхъ млекопитающихъ за исключеніемъ человѣка, грубъ, неблагозвученъ, не гибокъ и неспособенъ къ развитію, и даже тотъ голосъ, который иногда кажется намъ пріятнымъ, привлекательнымъ, перестаетъ быть и тѣмъ, и другимъ, какъ скоро какое либо возбуждѳніе взволнуетъ животноѳ, между тѣмъ какъ у птицы часто наблюдается прямо противоположное.
О пищевареніи и отправленіи кишечнаго канала мы не станемъ тратитъ много словъ. Пищевареніѳ у млекопитающихъ совершается очень хорошо, но все-таки не такъ быстро, какъ у птицъ, и иногда, какъ у животныхъ, впадающихъ въ зимнюю спячку, можетъ прерываться на цѣлые мѣсяцы. Кто хочетъ основательнѣе
- ↑ Правда, говорили нѣсколько разъ о «поющиіхъ мышахъ»; однако, безъ сомнѣнія, необходимы дальнѣйшiя наблюденія, чтобы оправдать это выраженіе, «Пѣніе» мышей есть, конечно, ни что иное, какъ слабый, мѣрный свистъ.
