Спитъ онъ на деревьяхъ и строитъ себѣ навѣсы отъ дождя. Пища его состоить изъ плодовъ, которые онъ находитъ въ лѣсахъ, и орѣховъ; мяса онъ не ѣстъ никогда. Говорить онъ не можетъ и разума у него не больше, чѣмъ у всякаго животнаго. Если туземнымъ жителямъ, принужденнымъ путешествовать въ этихъ лѣсахъ, случается ночью развести огонь, то по-утру, какъ только они оставятъ мѣсто ночлега, тотчасъ же являются Понго, садятся у огня и сидять, пока онъ не потухнетъ; они не понимаютъ, что для поддержанія его нужно подкладывать дровъ. Они часто собираются въ стада и убиваютъ не мало негровъ въ лѣсу, часто также они нападаютъ на слоновъ, которые пасутся по близости, и такъ сильно колотятъ ихъ своими мощными кулаками, что тѣ съ ревомъ убѣгаютъ. Этихъ Понго никогда не удается поймать живыми, такъ какъ десять человѣкъ не въ состояніи удержать одного изъ нихъ; зато дѣтенышей ихъ часто убиваютъ отравленными стрѣлами. Молодой Понго такъ крѣпко прицѣпляется къ тѣлу матери, что туземцамъ, которымъ удается убить самку, достается и дѣтенышъ, не покидающій мать. Когда одно изъ этихъ чудовищъ умираетъ, остальныя покрываютъ его кучей вѣтокъ и хвороста; такихъ кучъ въ лѣсахъ встрѣчается множество».
Нѣсколько позже капитанъ одного корабля, проведшій довольно долгое время на западномъ берегу Африки, упоминая о тѣхъ же обезьянахъ, указываетъ однако, на три различныхъ вида, присовокупляя, что самый большой изъ нихъ называется «Импунгу».
Лишь въ 1846 году, одному американскому миссіонеру, Вильсону, удалось добыть черепъ этой обезьяны. Не было сомнѣнія, что черепъ этотъ принадлежитъ породѣ, еще не описанной. Послѣ долгихъ поисковъ былъ найденъ другой черепъ; остальныя же части скелета надѣялись раздобыть позже. Туземцы, вполнѣ знакомые съ нравомъ и привычками этого животнаго, давали весьма согласныя показанія относительно его роста и звѣрскаго нрава, о свойствахъ обитаемыхъ имъ лѣсовъ и обѣщали въ короткій срокъ доставить полный скелетъ. Вильсону самому удалось видѣть убитаго гориллу. По его увѣренію невозможно не видавши составить себѣ вѣрнаго понятія ни о его безобразной внѣшности, ни о его нѳ обыкновенной мышечной силѣ. Не удивительно, что туземцы, даже вооруженные боятся встрѣчи съ нимъ. По ихъ словамъ, онъ чрезвычайно золъ и, при встрѣчѣ съ однимъ человѣкомъ, немедленно нападаетъ на него. «Я самъ», увѣряетъ Вильсонъ, «видѣлъ человѣка, которому одно изъ этихъ чудовищъ почти совершенно откусило икру и, который, вѣроятно, былъ бы разорванъ на части, еслибы его вовремя не выручили товарищи». Увѣряютъ, что гориллы у вооруженнаго человѣка вырываютъ изъ рукъ ружье и сплющиваютъ дуло его между челюстями; и дѣйствительно, если принять во вниманіе громадную силу его челюстныхъ мышцъ, то никому это не покажется невозможнымъ.
Около того же времени Саважъ, производя подобныя же изслѣдованіи среди негровъ, собралъ свѣдѣнія объ образѣ жизни этихъ обезьянъ и напечаталъ результаты своихъ изслѣдованій въ «Бостонскомъ вѣстникѣ естествовѣдѣнія» за 1847г., не прибавивъ ничего существенно новаго къ прежнимъ описаніямъ, основаннымъ на разсказахъ туземцевъ. Свѣдѣнія, доставленныя Фордомъ въ 1852 году, согласуются съ предыдущими. Онъ имѣлъ случай наблюдать пойманнаго маленькаго гориллу. «О звѣрскомъ нравѣ гориллъ можно было ясно судить, наблюдая привезенного сюда дѣтеныша. Его держали нѣсколько мѣсяцевъ и всѣми силами старались приручить, но онъ былъ до того дикъ, что укусилъ меня еще за часъ до своей смерти».
