было одѣться и пройти нѣсколько шаговъ до веранды, чтобы облиться потомъ. Солнце, палящее солнце, повисшее какимъ-то огненнымъ шаромъ съ безоблачнаго голубого неба, такъ и накаливало. Чувствовалась какая-то истома...Хотѣлось освободиться отъ одеждъ...
А длиннокосый торгашъ-китаецъ, съ желтымъ оплывшимъ лицомъ и узкими глазами, въ бѣлой кофтѣ и широкихъ штанахъ, уже стоялъ у комнаты Володи и разложилъ свой товаръ, и чего-чего только не предлагалъ онъ на ломаномъ англійскомъ языкѣ, выкладывая ящикъ за ящикомъ.
— Люсіанъ... люсіанъ! (Русскій... русскій!) говорилъ онъ, обращаясь къ Володѣ и откуда-то узнавши о національности Ашанина. —Гудъ... люсіанъ.
Онъ улыбался и все вынималъ, все вынималъ...
Чего у него только не было! И разныя китайскія вещи изъ черепахи и слоновой кости—шахматы, ящики, портъ-сигары, брошки, браслеты—и матеріи, и бумага, иконверты, и вѣера, и трости, и разныя подѣлки изъ кокосовыхъ орѣховъ, и драгоцѣнные камни—рубины и алмазы съ Борнео — и пуговицы, и спички, и готовое платье, и шляпы изъ бамбука.
Окинувъ своими маленькими, казалось совсѣмъ безстрастными глазами Володинъ костюмъ, китаецъ первымъ дѣломъ досталъ широкую блузу изъ тонкой свѣтложелтой ткани и такія же шаровары и сталъ вертѣть ими подъ носомъ у Володи.
Володя тотчасъ же рѣшилъ купить этотъ мѣстный костюмъ изъ волоконъ ананасныхъ стеблей и послѣ долгаго торга купилъ его втридорога вмѣстѣ съ легкими туфлями бабушами. Онъ немедленно переодѣлся, согласно мѣстнымъ обычаямъ, надѣлъ на босыя ноги плетеныя туфли и сразу почувствовалъ себя какъ-то бодрѣе и пріятнѣе; жара не такъ изнуряла его.
А китаецъ не уходилъ, терпѣливо поджидая на кор-
