— Да ты не доказывай, а разскажи, какъ все случилось.
Ефремовъ тогда обратился къ судьѣ и, глядя на него, словно бы на старшаго офицера или на капитана, началъ:
— Шелъ я это, вашескобродіе, на пристань изъ кабака и былъ я, вашескобродіе, выпимщи... Однако шелъ самъ, потому отъ капитана приказъ —на корветъ являться, какъ слѣдуетъ, на своихъ ногахъ... А этотъ вотъ самый арапъ, вашескобродіе, привязался... Лопоталъ, лопоталъ что-то посвоему —поди разбери... А затѣмъ за руку взялъ... я и подумай: безпремѣнно въ участокъ сволокетъ... За что, молъ?.. Ну, я и треснулъ арапа, это точно, вашескобродіе... Отпираться не буду... А больше нечего говорить, вашескобродіе, и другой вины моей не было...
Ашанинъ перевелъ рѣчь матроса съ нѣкоторыми измѣненіями и болѣе связно и прибавилъ, что Ефремовъ не отрицаетъ показанія полисмена и сознаетъ свою вину.
— Свидѣтелей, значитъ, можно и не допрашивать! обрадовался судья.
И вслѣдъ затѣмъ, выразивъ сожалѣніе, что русскій матросъ употребилъ напитковъ болѣе, чѣмъ слѣдовало, приговорилъ Ефремова къ тремъ долларамъ штрафа въ пользу потерпѣвшаго.
Тѣмъ дѣло и кончилось. Штрафъ Ашанинъ немедленно же внесъ, получилъ квитанцію и вмѣстѣ съ обрадованнымъ матросомъ отправился на корветъ.
— Ну что, доволенъ судомъ? спрашивалъ Ашанинъ.
— Очень даже доволенъ, ваше благородіе... А я сперва, признаться, струсилъ, ваше благородіе! прибавилъ матросъ.
— Чего?..
— Полагалъ, что за полицейскаго арапа безпремѣнно отдерутъ, ваше благородіе.
— У англичанъ, братъ, людей не дерутъ.
— То-то, значитъ, не дерутъ... Обходительный народъ эти гличане.
