Ильичъ былъ въ отличномъ расположеніи духа и, играя съ докторомъ въ каютъ-компаніи въ шахматы, мурлыкалъ себѣ подъ носъ какой-то мотивъ. Старшій офицеръ, правда, часто выходилъ наверхъ смотрѣть, какъ канаты, но скоро возвращался внизъ успокоенный: цѣпи держали «Коршунъ» хорошо на якоряхъ. Не тревожился и капитанъ, хотя тоже частенько показывался на мостикѣ.
Къ вечеру стало стихать. Мистеръ Кенеди давалъ одинъ изъ своихъ послѣднихъ концертовъ. Ему надоѣло плавать, и онъ собирался скоро покинуть корветъ, чтобы попасть въ Америку и тамъ поискать счастья. Всѣ сидѣли въ каютъ-компаніи и слушали талантливую игру Кенеди, испытывая пріятное чувство тепла и уюта послѣ двухдневной трепки въ Китайскомъ морѣ... Скоро подали вечерній чай, и въ каютъ-компаніи было шумно и весело. Всѣ предвкушали удовольствіе хорошо выспаться, не рискуя стукаться о переборку, какъ вдругъ въ каютъ-компанію вбѣжалъ разсыльный и прокричалъ:
— Свистали всѣхъ наверхъ съ якоря сниматься!
— Вотъ тебѣ и спокойная ночная вахта! проговорилъ Лопатинъ.
— И хоть бы ночь простояли на якорѣ! А то загорѣлось! воскликнулъ Невзоровъ.
— У Корнева всегда все горитъ! замѣтилъ Степанъ Ильичъ. — Видно, былъ сигналъ?..
— Конечно, сигналъ: сниматься съ якоря! крикнулъ лейтенантъ Полѣновъ, уже сдавшій вахту старшему офицеру и сбѣжавшій внизъ, чтобы надѣть теплое пальто.
Каютъ-компанія опустѣла. Только докторъ, отецъ Спиридоній и мистеръ Кенеди оставались внизу.
Черезъ полчаса «Коршунъ» съ поднятыми уже стеньгами шелъ въ кильватеръ адмирала, выходя изъ Амоэ. Въ морѣ было очень свѣжо и волненіе было изрядное. Тотчасъ же по выходѣ въ море на адмиральскомъ кор-
