выя. Надъ хвостомъ поднимались два пушистыхъ перышка, а хвостъ состоялъ изъ длинныхъ, очень легкихъ и удивительно тонкихъ перьевъ.
Это была чудесная птичка! Туземцы имѣли основаніе назвать ее „солнечной“. Мнѣ очень хотѣлось привезти въ Парижъ этотъ великолѣпный образчикъ и подарить ее ботаническому саду, въ которомъ до сихъ поръ не было еще живой райской птицы.
— Что жъ онѣ такъ рѣдки, что ли? спросилъ канадецъ тономъ охотника, который очень мало цѣнитъ дичь съ точки красоты и изящества.
— Очень рѣдки, почтеннѣйшій, а главное ихъ очень трудно достать живьемъ. Ими и мертвыми хорошо торгуютъ. Туземцы и парадисокъ поддѣлываютъ, какъ жемчугъ и алмазъ.
— Что? вскричалъ Консейль: дѣлаютъ фальшивыхъ райскихъ птицъ?
— Да, Консейль.
— Ихъ честь знаетъ, какъ это они ухитряются?
— Знаю. Парадиски во время восточнаго муссона теряютъ великолѣпныя перья, которыя окружаютъ хвостъ: — натуралисты называютъ эти перья „шилами“. Эти-то самыя перья туземцы подбираютъ и ловко прикрѣпляютъ къ бѣднымъ перюшамъ, потомъ закрашиваютъ швы, покрываютъ лжепарадиску лакомъ и сбываютъ въ европейскіе музеи или европейскимъ любителямъ.
— Ну что жъ такое? сказалъ Недъ Лендъ; коли не сама птица, такъ по крайности ея перья, и коли ихъ покупаютъ не на кушанье, такъ по моему тутъ горя мало: значитъ, перышекъ надо — а перышки есть.
Мое желаніе овладѣть парадиской было удовлетворено, но желаніе охотника канадца еще не исполнилось. Къ счастію, около двухъ часовъ, Недъ убилъ превосходную лѣсную свинью, ту самую, которая извѣстна у натуралистовъ подъ именемъ „bari-outang“. Недъ Лендъ былъ въ восхищеніи отъ своего выстрѣла. Свинья, задѣтая электрическою пулею, упала замертво.
Канадецъ содралъ съ нея кожу, выпотрошилъ ее и отдѣлилъ для ужина съ полдюжины котлетъ.
За тѣмъ снова началась охота, которая должна была еще ознаменоваться подвигами Неда и Консейля.
Два пріятеля, рыская по кустарнику, подняли цѣлое стадо
