венно. Иногда онъ останавливался и, скрестивъ на груди руки, наблюдалъ море.
Чего искалъ онъ на этомъ огромномъ пространствѣ? „Наутилусъ“ находился тогда въ нѣсколькихъ сотняхъ миль отъ ближайшаго берега.
Лейтенантъ снова взялъ подзорную трубку и принялся разсматривать горизонтъ; онъ ходилъ, топалъ ногой и очевидно все болѣе и болѣе волновался.
— Что все это значитъ? думалъ я. Ну когда нибудь эта тайна да откроется. И даже по всей вѣроятности очень скоро потому что, по распоряженію капитана Немо, „Наутилусъ“ пустили быстрѣе.
Въ эту самую минуту лейтенантъ снова указалъ что то капитану; капитанъ остановился и направилъ трубу на означенную точку. Онъ долго наблюдалъ. А я, чрезвычайно заинтересованный этимъ, сошелъ въ залу и принесъ оттуда великолѣпную зрительную трубу, обыкновенно употребляемую мною и, облокотясь на клѣтку фонаря, расположился наблюдать небо и море.
Но не успѣлъ я приставить трубу къ глазамъ, какъ инструментъ быстро вырвали у меня изъ рукъ.
Я оборотился: — передо-мною стоялъ капитанъ Немо, но я не узналъ его. Лицо его преобразилось: глаза блистали мрачнымъ огнемъ, брови сдвинуты, кулаки сжаты, голова закинута назадъ, — казалось злоба обуяла все его существо. Моя труба покатилась къ его ногамъ. Чѣмъ вызвалъ я этотъ гнѣвъ? Не вообразилъ ли онъ, что я открылъ какую нибудь тайну, которую не должны были знать гости „Наутилуса“? Нѣтъ! Этотъ гнѣвъ возбудилъ не я; онъ даже не смотрѣлъ на меня; взоръ его былъ прикованъ къ горизонту.
Наконецъ капитанъ Немо пришелъ въ себя; его лицо приняло обыкновенный спокойный видъ. Онъ сказалъ лейтенанту нѣсколько словъ на своемъ языкѣ и затѣмъ обратился ко мнѣ:
— Г. Аронаксъ, сказалъ онъ надменнымъ топомъ: я требую отъ васъ исполненія обязательства, которымъ вы связаны.
— Въ чемъ дѣло, капитанъ?
— Позвольте держать взаперти васъ и вашихъ товарищей до тѣхъ поръ, пока я найду нужнымъ возвратить вамъ свободу.
