Вскоре Бабушкину удалось перебраться в Питер и поступить слесарем на Невский механический завод (б. Семянниковский). Работа была сдельная («штучная»), очень тяжелая. Частенько заставляли работать сверхурочно (ночью). В первый год своего пребывания на заводе Бабушкин весь ушел в работу, кроме работы у него не было другой жизни. Иногда напряженная многочасовая работа на заводе доводила его до обморочного состояния.
Но вот слесарь того же завода, Илья Костин, дал ему как-то раз прочитать прокламацию (народовольческого характера). На Бабушкина эта прокламация произвела громадное впечатление. С этих пор он стал смотреть на жизнь другими глазами. За прокламацией последовали нелегальные брошюрки. Потом Бабушкин поближе сошелся с товарищем по мастерской — пожилым рабочим Фунтиковым (Афанасьевым). Тот втянул Бабушкина в революционную среду.
В своих воспоминаниях участник рабочего движения 90-х г.г. К. М. Тахтарев рассказывает, как зимой 1893 г. он впервые присутствовал на собрании рабочего кружка, происходившем на квартире Фунтикова, куда его привел народоволец М. Сущинский. В небольшой комнате, которую занимал Фунтиков в маленьком деревянном домике, в одином из закоулков около церкви Михаила Архангела, собралось небольшое число молодых рабочих; в числе их были Бабушкин, его друг Илья Костин, Н. Меркулов и еще два-три. Выступавший первый раз перед рабочими Тахтарев не без смущения стал говорить на тему о рабочем вопросе в России, предпочитая ограничиваться, главным образом, фактами, касающимися положения русских рабочих и рабочего движения за-границей. Потом, за чаем и закуской, начались оживленные разговоры, в которых главное участие принимали Фунтиков, Сущинский и Тахтарев. Сущинский налегал, главным образом, на политику, указывая на необходимость прежде всего покончить с самодержавием. Остальные из собравшихся, повидимому, стеснялись высказываться, предпочитая ограничиться вопросами. При этом наибольшую активность проявил Бабушкин.
«Во время этих разговоров я имел возможность присмотреться к присутствующим, — пишет Тахтарев. — Все они, кроме Бабушкина, были одеты, повидимому, в свое обычное платье, в пиджаки и косоворотки; высокие сапоги дополняли их рабочий костюм. Только один Бабушкин вносил некоторую дисгармонию своей внешностью. Он был одет по-праздничному. На нем было что-то в роде сюртука с жилетом, крахмальный воротничек и манишка, манжеты,
