четверо и мы приступили к обсуждению какого-то вопроса, то темная личность выросла опять поблизости нас и начала нагло и суетливо бегать вокруг нас. У нас появилось сильное желание спровадить на тот свет шпиона, но ни у кого не оказалось револьвера, тогда как он, видимо, был вооружен. Решили пустить в ход холодное оружие, и все двинулись к нему. Догадался-ли он об угрожавшей ему опасности, или просто думал, что мы будем пересекать площадь, но направился вдоль этой площади довольно скорым шагом. Когда он был довольно далеко от нас, мы круто повернули, быстро прошли часть улицы, а потом перепрыгнули через забор и, пройдя на другую улицу, опять перелезли забор и попали на железнодорожный двор, где среди массы вагонов трудно было проследить за нами. Таким образом, наше собрание прервалось, и мы, перекинувшись наскоро о деле, получили листки и разошлись по своим квартирам, Это было последнее свидание с интеллигентом, так как, как потом оказалось, за ним следили по пятам, и указанная темная личность пришла специально за ним из города. Когда же интеллигент спрятался в пустой товарный вагон, шпион сообразил, что должно произойти свидание на указанном месте и остался поджидать в надежде выследить кого-нибудь из рабочих. Этого ему не удалось, но зато интеллигента жандармы скоро из’яли из обращения.
Припоминая этого интеллигента, могу сказать, что человек он был преданный и слепо верил в скорое осуществление своих взглядов.
Помню, как-то ночью, когда я провожал его домой, мы встретились неожиданно с Д. Кругом нас ни души: опасная часть города не часто видела прохожих в такие поздние часы, поэтому, спокойно расположившись на мостике, мы повели довольно оживленный разговор о нашей работе.
Нас покрывала ночная мгла, и только вдали обширное зарево Брянского завода ясно и внушительно говорило о необходимости работы. Интеллигент, увлекшись, заявил, что еще года три—много—четыре нашей работы — агитацией, и весь этот строй развалится.
Я мысленно ухмылялся наивности увлекающегося интеллигента, этого горячего, не глубокого человека — социалиста, но готового жертвовать собой без остатка, ради своих идей. Все же не хотелось разуверять его, он был ценным человеком для Екатеринослава, он первый начал работать агитационным путем и первый принес листки — долженствовавшие показать и сказать массовым рабочим о их тяжелом житье и вселить жажду революции в их забитые головы. Кажется, продолжи-
