грудью. Бѣдному подпоручику, который желалъ помѣстить свою душу на звѣзду, оторвало обѣ ноги, гораздо выше колѣна, и мы вскорѣ узнали, что онъ умеръ на перевязочномъ пунктѣ. Другаго подпоручика спасъ фельдфебель; замѣтивъ ядро или гранату, онъ схватилъ его за руку и только что сказалъ: «берегитесь», какъ самъ былъ пораженъ въ голову и его кровью и мозгомъ обрызгало подпоручика.
Наша рота потеряла два цѣлыхъ орудія, два подбитыхъ, два передка и нѣсколько зарядныхъ ящиковъ. Одинъ подпоручикъ былъ убитъ, подполковникъ тяжело раненъ, одинъ офицеръ исколотъ палашами, два контужены. Остались невредимыми штабсъ-капитанъ и одинъ подпоручикъ; людей и лошадей потеряли наполовину.
Со времени нашего удаленія съ позиціи канонада начала замѣтно затихать. Стало вечерѣть и пальба почти затихла. Наши войска остались на прежней позиціи. Такъ кончился для насъ достопамятный день 26-го августа.
Поручикъ, которому покололи спину и лѣвую руку, послѣ перевязки могъ ходить, я же лежалъ. Такъ какъ мы были безполезны при ротѣ, то хлопотали какъ бы уѣхать впередъ въ Москву. Мы нашли на дорогѣ полуобломанную простую телѣгу, исправили ее, запрягли въ нее раненую съ прострѣляннымъ плечомъ лошадь, которая хотя и была крѣпкая, но хромала и съ трудомъ везла; въ телѣгу положили соломы, а на нее меня. Поручикъ сѣлъ около и мы, когда почти стемнѣло, отправились въ путь. Къ Можайску пріѣхали поздно. Въ Можайскѣ на площади, по улицамъ и около города горѣли огни. Около нихъ находились все раненые. Пору-
