Въ этотъ день былъ обнародованъ слѣдующій манифестъ:
«Божіею милостію, мы, Александръ первый, императоръ и самодержецъ всероссійскій и проч. Всемогущій Богъ, управляющій судьбами царствъ и народовъ, изліявшій въ недавнія времена толикія милости и щедроты на Россію, обращаетъ и нынѣ милосердый на нее взоръ свой. Волѣ его святой угодно, да умножится россійскій императорскій домъ, и да укрѣпится въ силѣ и славѣ своей родственными и дружескими союзами съ сильнѣйшими на землѣ державами. Помазанію и благословенію Того, въ Его же десницѣ сердце царей, и съ согласія вселюбезнѣйшей родительницы нашей государыни императрицы Маріи Ѳеодоровны, мы совокупно съ его величествомъ королемъ Прусскимъ Фридрихомъ-Вильгельмомъ III положили на мерѣ, избрать дщерь его, свѣтлѣйшую принцесу Шарлотту, въ супруги вселюбезнѣйшему брату нашему вел. кн. Николаю Павловичу, согласно собственному его желанію. Сего іюня въ 24-й день[1] по благословенію и благодати Всевышняго воспріяла она православное грекороссійскія церкви исповѣданіе[1] и при святомъ миропомазаніи наречена Александрой Ѳедоровной;[1] а сего жъ іюня 25-го дня, въ присутствіи нашемъ и при собраніи духовныхъ и свѣтскихъ особъ, въ придворной Зимняго дворца соборной церкви, совершено предшествующее браку высокосочетавающихся обрученіе. Возвѣщая о семъ вѣрнымъ нашимъ подданнымъ, повелѣваемъ ее, свѣтлѣйшую принцесу именовать великой княжной съ титуломъ ея императорскаго высочества. Данъ въ престольномъ нашемъ градѣ Санктпетербургѣ, іюня 25-го, въ лѣто отъ Рождества Христова 1817, царствованія нашего въ седьмое на десять».
Этотъ манифестъ замѣчателенъ и какъ пророчество и какъ всенародная исповѣдь того чувства христіанскаго смиренія и пламенной вѣры, которая такъ сильно была возбуждена въ Александрѣ I счастливимъ исходомъ отечественной войны.
1-го іюля 1817 г., въ день рожденіи великой княгини, было совершено бракосочетаніе, — но я въ этотъ день не былъ дежурнымъ, а только за большимъ обѣдомъ служилъ великому князю и находился на балѣ съ другими камер-пажами.
Эти балы при дворѣ были въ то время довольно часты. Они назывались bals parés или куртаги и состояли изъ однихъ польскихъ. Государь съ императрицей Маріей Ѳедоровной, в. к. Константинъ съ императрицей Елисаветой Алексѣевной, в. к. Николай съ великой княгиней, в. к Михаилъ съ припцесой Виртомбергской, а сзади ихъ генерал-адъютанты и придворные кавалеры съ придворными дамами по-парно, при звукахъ польскаго, входили въ бальную залу. Къ нимъ присоединялись пиры изъ собравшихся уже гостей. Государь, обойдя кругомъ залу, поклонясь, оставлялъ императрицу и перемѣнялъ даму. При перемѣнѣ дамъ онъ строго наблюдалъ старшинство чина и общественное положеніе ихъ мужей. Императоръ шелъ въ первой парѣ только открывая балъ, потомъ обыкновенно онъ шелъ во второй. Одинъ изъ генерал-адъютантовъ велъ польскій, незамѣтно наблюдай, насколько интересуется государь своей дамой и продолжается-ли разговоръ, суди по этому, онъ продолжалъ или кончалъ кругъ. Когда Александръ шелъ съ прелестной княгиней Трубецкой, рожденной Вейсъ, или другою интересной дамой, польскій переходилъ и въ другія комнаты.
Но время бала великій князь шепнулъ мнѣ: «пора перемѣнить мундиръ». Онъ желалъ, чтобы камер-пажи великой княгини имѣли на мундирахъ синіе воротники, цвѣта, присвоеннаго придворному штату двора великаго князя. Такіе мундиры и были уже у насъ съ Шереметевымъ наготовлены и мы въ нихъ представлялись на смотръ великому князю въ Аничковскомь дворцѣ. Но государь рѣшилъ, что такъ какъ камергеры и камер-юнкера, состоящіе при великомъ князѣ, были отъ большого двора, то и камер-пажи не должны были носить другого мундира. Передъ концомъ бала государь и государыня Елисавета Алексѣевна поѣхали въ Аничковскій дворецъ, чтобы встрѣтить высокихъ новобрачныхъ. Вслѣдъ за ними тронулся и поѣздъ. Впереди эскадронъ лейб-гв. гусаръ съ обнаженными саблями, потомъ кареты съ придворными высшими чинами и дамами. Гофмейстеръ пажей, полковникъ Клингенбергъ, а за ними, верхами, 8 камер-пажей, въ числѣ которыхъ былъ и я, потомъ шли скороходы, эскадронъ конной гвардіи и наконецъ карета въ 8 лоша-
- ↑ а б в Напечатанныя разрядкой строки въ подлинномъ манифестѣ, составленномъ А. С. Шишковымъ, написаны собственноручно императоромъ Александромъ I. См. въ «Русской Старинѣ» 1870 г. изд. первое, т. I, стр. 146—147.
В этот день был обнародован следующий манифест:
«Божиею милостию, мы, Александр первый, император и самодержец всероссийский и проч. Всемогущий бог, управляющий судьбами царств и народов, излиявший в недавние времена толикие милости и щедроты на Россию, обращает и ныне милосердый на нее взор свой. Воле его святой угодно, да умножится российский императорский дом, и да укрепится в силе и славе своей родственными и дружескими союзами с сильнейшими на земле державами. Помазанию и благословению Того, в Его же деснице сердце царей, и с согласия вселюбезнейшей родительницы нашей государыни императрицы Марии Феодоровны, мы совокупно с его величеством королем прусским Фридрихом-Вильгельмом III положили на мере, избрать дщерь его, светлейшую принцессу Шарлотту, в супруги вселюбезнейшему брату нашему вел. кн. Николаю Павловичу, согласно собственному его желанию. Сего июня в 24-й день[1] по благословению и благодати всевышнего восприяла она православное грекороссийские церкви исповедание[1] и при святом миропомазании наречена Александрой Федоровной;[1] а сего ж июня 25-го дня, в присутствии нашем и при собрании духовных и светских особ, в придворной Зимнего дворца соборной церкви, совершено предшествующее браку высокосочетавающихся обручение. Возвещая о сем верным нашим подданным, повелеваем ее, светлейшую принцессу именовать великой княжной с титулом ее императорского высочества. Дан в престольном нашем граде Санктпетербурге, июня 25-го, в лето от Рождества Христова 1817, царствования нашего в седьмое на десять».
Этот манифест замечателен и как пророчество и как всенародная исповедь того чувства христианского смирения и пламенной веры, которая так сильно была возбуждена в Александре I счастливим исходом отечественной войны.
1 июля 1817 г., в день рождении великой княгини, было совершено бракосочетание, — но я в этот день не был дежурным, а только за большим обедом служил великому князю и находился на бале с другими камер-пажами.
Эти балы при дворе были в то время довольно часты. Они назывались bals parés или куртаги и состояли из одних польских. Государь с императрицей Марией Федоровной, в. к. Константин с императрицей Елисаветой Алексеевной, в. к. Николай с великой княгиней, в. к Михаил с припцесой Виртомбергской, а сзади их генерал-адъютанты и придворные кавалеры с придворными дамами попарно, при звуках польского, входили в бальную залу. К ним присоединялись пиры из собравшихся уже гостей. Государь, обойдя кругом залу, поклонясь, оставлял императрицу и переменял даму. При перемене дам он строго наблюдал старшинство чина и общественное положение их мужей. Император шел в первой паре, только открывая бал, потом обыкновенно он шел во второй. Один из генерал-адъютантов вел польский, незаметно наблюдай, насколько интересуется государь своей дамой и продолжается ли разговор, суди по этому, он продолжал или кончал круг. Когда Александр шел с прелестной княгиней Трубецкой, рожденной Вейс, или другою интересной дамой, польский переходил и в другие комнаты.
Но время бала великий князь шепнул мне: «Пора переменить мундир». Он желал, чтобы камер-пажи великой княгини имели на мундирах синие воротники, цвета, присвоенного придворному штату двора великого князя. Такие мундиры и были уже у нас с Шереметевым наготовлены и мы в них представлялись на смотр великому князю в Аничковскомь дворце. Но государь решил, что так как камергеры и камер-юнкера, состоящие при великом князе, были от большого двора, то и камер-пажи не должны были носить другого мундира. Перед концом бала государь и государыня Елисавета Алексеевна поехали в Аничковский дворец, чтобы встретить высоких новобрачных. Вслед за ними тронулся и поезд. Впереди эскадрон лейб-гв. гусар с обнаженными саблями, потом кареты с придворными высшими чинами и дамами. Гофмейстер пажей, полковник Клингенберг, а за ними, верхами, восемь камер-пажей, в числе которых был и я, потом шли скороходы, эскадрон конной гвардии и наконец карета в восемь лоша-
