и заштилевали. Паруса обвисли… Покачиваемся себѣ на мертвой зыби и ни съ мѣста… Жара немогущая… Ровно бы дышать нечѣмъ… Пробыли мы въ такомъ положеніи денъ десять и сколько еще штилевать, скоро ли выберемся изъ этихъ безвѣтряныхъ мѣстъ — неизвѣстно было. Штурманъ сказывалъ, что теченіемъ много, много если на двѣ, на три мили впередъ подастъ… Нудно всѣмъ было, васшескобродіе… Всѣ заскучали. Надоѣло и моему барчуку глядѣть, какъ летучая рыбка на солнышкѣ блещетъ, выскакивая изъ воды, какъ китъ фонтанъ пускаетъ да акулье у борта шныритъ подлое, все ждетъ, не будетъ ли поживы. И бѣлые альбатросы прискучили… И жара доняла… Только вечеромъ, какъ солнце закатится, и передохнуть отъ нея можно… Ночь хотя и жаркая, а все же легче… Такъ три недѣли маялись, вашескобродіе… И еще слава Богу, что мало. Сказываютъ, бытто по мѣсяцамъ штилевали, и многіе отъ цынги помирали… Потому-то акулье и держится въ этихъ мѣстахъ. И у насъ на „Алеутѣ“ шесть человѣкъ было въ цынгѣ… однако, живы остались. Какъ выбрались мы изъ штилевой полосы и задулъ вѣтерокъ — обрадовались… И приказалъ капитанъ
